Цивилизация
В понедельник, 18 ноября, заседание по «делу двенадцати» было очень многолюдным: на него пришло около 60 человек, которые с большим трудом смогли вместиться в судебный зал. Адвокат Вячеслав Макаров заявил, что возражает против участия его подзащитного Сергей Кривова в заседании, и потребовал его медицинского освидетельствования (на тот момент его голодовка продолжалась уже более двух месяцев). Однако судья Наталья Никишина в просьбе отказала: «Справка — состояние Кривова удовлетворительное».
Макаров заявил, что медицинской справке не доверяет, и потребовал вызвать скорую помощь. К ходатайству присоединился подсудимый Андрей Барабанов. Никишина снова отклонила ходатайство, сказав, что если Кривов не сможет участвовать в процессе, то она выделит его дело в отдельное производство. И напомнила, что
голодать его никто не заставляет и у нее нет причин не доверять справке из СИЗО. Макаров удалился из зала, чтобы вызвать «скорую» самостоятельно.
«Почему без разрешения? — поинтересовалась Никишина у закрывающейся за адвокатом двери и, не получив ответа, закончила: — Адвокат Макаров в зал больше не войдет».
После этого приставы заперли дверь, но защита заявила протест: рассмотрение дела без представителя защиты подсудимого нарушало его права. В результате адвоката вернули обратно.
Тем временем в суде допрашивался первый и пока единственный гражданский потерпевший (остальные были не простыми физлицами, а представителями либо правоохранительных органов, либо организаций), который лично пришел в суд, чтобы дать показания. Им оказался Павел Глазков — главный специалист ОАО «Опытное производство» (является дочерней компанией концерна «Алмаз-Антей», который занимается производством военной техники). По его словам, 6 мая 2012 года он пришел на Болотную площадь как участник протестного шествия, но, увидев, что начинаются массовые беспорядки, поспешил уйти. Но ушел недалеко, как, по его ощущениям, ему в голову попал камень. При этом ни самого камня, ни броска, ни того, кто этот камень бросил, Глазков, естественно, не видел.
Как выяснилось в ходе диалога с адвокатами Дмитрием Дубровиным и Русланом Чанидзе, потерпевший вообще очень мало что видел.
— Видели поджоги?
— Да, где-то вдалеке что-то горело.
— Видели применение спецсредств, насилие со стороны полиции?
— Нет.
— Кабинки видели?
— Да.
— Какие?
— Синие... или желтые. (туалетные кабинки был синими. — «Газета.Ru»)
— Вопрос снимается, — судья Никишина несколько запоздало включилась в диалог.
— Считаете ли вы себя потерпевшим от подсудимых? — продолжил адвокат.
— Нет, — ответил потерпевший.
— Граждане могли пройти на Болотную площадь?
— Вопрос снят, — заявила судья.
— У вас есть какие-то политические убеждения?
— Вопрос снят, — снова отрезала Никишина.
— Почему вы пошли именно на это мероприятие?
— Вопрос снят.
В 15.30 в зал постучался врач скорой помощи, вызванной Макаровым, но внутрь его не пустили. Медик записал фамилию судьи и уехал. Макаров, учитывая предыдущий опыт, попросил разрешения выйти, но не получил его. После этого адвокат попросил о перерыве — с тем же результатом. Затем ему показалось, что голодающий Кривов потерял сознание, о чем он сообщил суду.
— Нет оснований прекращать заседание, — ответила ему Никишина. — Только после окончания допроса.
— Ничего, что у нас тут гестапо? — поинтересовался адвокат.
— Ничего, — успокоила его судья.
Затем обвинение предъявило суду второго гражданского обвиняемого — мужчину, которого вытолкнули далеко за спины оцепления ОМОНа, где ему под ноги упала бутылка с зажигательной смесью и обожгла ногу. Впрочем, предъявило заочно: сам пенсионер Яструбинецкий ввиду болезни в суд прийти не смог, поэтому речь шла исключительно о том, чтобы зачитать его показания.
«Гособвинение представило справку от 11 числа (ноября), что он находится в больнице в тяжелом состоянии, — рассказал «Газете.Ru» адвокат Сергей Бадамшин. — Защита возражала против оглашения его письменных показаний. Мы предлагали: давайте мы ему позвоним, мобильный-то есть. Отказали.
Удивительное совпадение. Когда показания Яструбинецкого оглашались по делу Михаила Косенко, он был на даче. Сейчас — болеет. Похоже, гособвинение просто боится тащить пенсионеров на процесс.
Они его не доставляют, не разыскивают, не обеспечивают его явку уже на второй процесс».
Следующего потерпевшего также не стали доставлять, ограничившись зачитыванием его показаний. Челябинский сотрудник ОМОНа Гадынов был немногословен и изъяснялся в документе исключительно чеканными правоохранительными фразами типа «увидел массовые беспорядки в виде сидения на асфальте с намерением прорваться к Кремлю».
После показаний Гадынова были зачитаны показания еще трех сотрудников ОМОНа, которые уехали в командировку до 23 февраля, что, по мнению суда, является чрезвычайным обстоятельством.
«На территории РФ выполнение служебного задания сотрудником полиции является чрезвычайным обстоятельством, которое позволяет огласить суду показания, данные в ходе предварительного расследования, без приглашения на суд, — комментирует это решение Бадамшин. — Обычная работа обычного сотрудника полиции — чрезвычайное обстоятельство. Прекрасно. То есть не чрезвычайное, обычное обстоятельство — это когда они не работают».
19 ноября, во вторник, судья Никишина снова отказалась допустить к Сергею Кривову врачей скорой помощи. Вячеслав Макаров попросил о смягчении условий его содержания. А адвокаты подали ходатайства о непродлении ареста своих подзащитных.
На следующий день, в четверг, 20 ноября, стало известно, что очередным свидетелем обвинения станет Максим Лузянин, который ранее дал признательные показания по «болотному делу» и уже получил реальный срок.
Также во вторник был допрошен представитель «потерпевшего» ДЕЗ ЖКХ — юрисконсульт Андрей Ищенко. По его словам сумма ущерба от событий на Болотной площади составила 28 млн руб. Впрочем, от подачи иска он отказался.
Он, похоже, вообще не очень понимал, зачем его пригласили на процесс.
— Что было повреждено? — поинтересовался у него адвокат Бадамшин.
— Асфальтовое покрытие.
— Где именно?
— Не знаю.
Сергей Бадамшин поинтересовался, как появилась сумма 28 млн, если по протоколу, составленному Следственным комитетом, асфальтовое покрытие не было повреждено. Однако представитель ДЕЗа больше доверял своему руководству, чем СК, который заслужил самую высокую оценку адвоката.
— Вы больше доверяете документу, составленному величайшими криминалистами современности (имеется в виду Следственный комитет. — «Газета.Ru»), или своему?
— Своему.
— Как можно повредить канализационный люк?
— Нанесением повреждений.
— Вы можете показать повреждения на фото?
— Не специалист.
— Чем вы можете подтвердить, что повреждения нанесены 6 мая?
— Ничем.
— Вы не утверждаете, что они нанесены 6 мая?
— Не утверждаю.
— Каким образом в смете оказались Болотная улица и Фалеевский переулок (примыкают к Болотной площади. — «Газета.Ru»), если там не было ни одного демонстранта?
— Не знаю.
— Почему не подаете гражданский иск на эту сумму?
— Вопрос снят. (Судья.)
— Каким образом были нанесены повреждения?
— Не знаю.
«Давайте откроем дело: в протоколах есть фототаблица — приложение к осмотру места происшествия, — комментирует Бадамшин ситуацию «Газете.Ru». — Составляли ее 6 мая. Нет никакого повреждения асфальта, если не считать куска в один квадратный метр.
Те куски асфальта, которые есть в деле как вещдоки, поместились в маленьком бумажном пакете. Все. И это — на 28 млн руб. Тем не менее эти товарищи насчитали ущерб, который им якобы нанесли демонстранты. На фотографиях все люки на месте, блоки на месте».
После опроса представитель ДЕЗа хотел уйти, но Бадамшин сообщил судье, что свидетель — ровесник подсудимых и, может быть, ему было бы полезно поприсутствовать на процессе. Судья разрешила.
«Он с интересом наблюдал, терпеливо досидел до перерыва по мере пресечения, просидел весь перерыв и вернулся на оглашение, — рассказал адвокат. — Хотя мог бы и уйти уже в перерыве».
Еще до перерыва прокурор Стрекалова озвучила ходатайство о продлении ареста/домашнего ареста девяти подсудимым сразу. После перерыва решение было вынесено:
срок содержания под стражей был продлен продлен им до 24 февраля. Александре Духаниной продлили домашний арест на тот же срок, Николаю Кавказскому домашний арест был продлен ранее до 2 января, Марии Бароновой оставлена мера пресечения в виде подписки о невыезде.
В четверг, 21 ноября, Сергей Кривов заявил, что готов прекратить голодовку, но для выхода из нее ему необходимо лечь в больницу хотя бы на неделю. Процесс выхода из голодовки на больших сроках сложен, и для него необходима медицинская поддержка. В пятницу, 22 ноября,, как сообщили РИА «Новости» со ссылкой на Сергея Цыганкова, официального представителя московского управления ФСИН России, Кривов прекратил голодовку и был «переведен в медицинский стационар».
В четверг же в суде появился Максим Лузянин, которого все-таки этапировали из колонии в суд как свидетеля обвинения. В прошлом году он признал свою вину, однако разбирательство проходило в особом порядке, без исследования доказательств, следовательно, признание и приговор не имеют преюдициального значения для следующих судов по этому делу.
Лузянин оказался перед сложным выбором: либо повторить свои показания, дав прокурорам аргумент против остальных подсудимых, либо сказать что-то им противоречащее, дав понять суду, что на предыдущем этапе он давал ложные показания. Однако Лузянин выбрал третий путь: не говорил вообще ничего.
Он постоянно ссылался на 51-ю статью Конституции (право не свидетельствовать против себя и близких), забывал эпизоды, говорил, что не может охарактеризовать ничьи действия.
Обвинение потребовало зачитать его показания, данные на следствии, несмотря на то что, по словам защиты, это противоречило законодательству. «Во-первых, как нас научили на этом процессе гособвинение и суд, неполнота показаний не является противоречием, — перечисляет Бадамшин. — Во-вторых, суд и прокуратура нарушили ч. 4 ст. 281: отказ от дачи показаний не препятствует оглашению его предыдущих показаний, если они получены под свидетельским иммунитетом. Проще говоря, если раньше Лузянин допрашивался как свидетель, их можно было бы огласить. Но так как он ранее допрашивался как обвиняемый, у него не было обязанности говорить правду.
У обвиняемого есть право на ложь».
Как бы то ни было, по словам защиты, показаниями Лузянина она в целом удовлетворена. «Ничего в них страшного нет, — сообщил Бадамшин. — Никого из подзащитных и подсудимых Лузянин не обличает. Ни против кого не свидетельствует. Те обстоятельства, о которых он говорит, сложно назвать массовыми беспорядками. Короче, спасибо ему за эти показания».
