Цивилизация
Судья Сергей Блинов объявил перерыв в судебном заседании сразу после того, как два прокурора, Сергей Богданов и Евгений Черемисинов, закончили читать версию обвинения и объявили, что хотели бы и для Алексея Навального, и для его пособника Петра Офицерова реального срока. Для первого, якобы организовавшего хищения в «Кировлесе», — шесть лет, для второго, зарегистрировавшего в Кировской области Вятскую лесную компанию, через которую осуществлялись хищения, — пять лет.
Адвокаты Вадим Кобзев, Ольга Михайлова и Светлана Давыдова закурили на крыльце у входа в здание суда. Курили молча. Представители защиты еще до начала судебного процесса в Кирове прикидывали, что прокуроры попросят для Навального реальный срок. «Думал, столько примерно и будет, — сказал Кобзев. — Правда, думал, что прокуроры попросят чуть больше, а судья в итоге даст лет шесть». Михайлова, прищурившись, затянулась и добавила, что примерно чего-то такого от гособвинителей она и ждала. Давыдова, начав говорить, быстро потеряла самообладание.
«Они не просто исказили показания свидетелей. Они их вообще переврали, потому что никаких доказательств у них нет, а что-то предъявить было нужно, — распаляясь, говорила адвокат. — У них все строится на показаниях трех свидетелей: Опалева, который выгораживает себя, Бастрыгиной, которая выгораживает себя, и Бура, которой надо оправдать своего папу. Ни одного документа у них нет, но, простите, что это вообще за дело такое экономическое, что оно все строится на показаниях свидетелей и нет никаких документов?!»
«Это получается, что надо нам всем просто прийти в Следственный комитет и заранее покаяться во всем. Вот как Опалев сделал. На всякий случай», — гневно продолжала Давыдова.
Время перерыва подходило к концу, сигареты были докурены, адвокаты засобирались в зал заседаний. «Зажги мне, пожалуйста, — сказала Давыдова, протягивая Михайловой новую сигарету. — Пару затяжек еще сделаю и выкину».
Лидия Офицерова стояла в стороне, метрах в двадцати от крыльца, отвернувшись в другую сторону. Ее муж Петр ходил взад-вперед, разговаривая по телефону. Алексея и Юлии Навальных на улице не было. Как только Блинов объявил перерыв, Навальный обнял жену за плечи и увел из зала заседаний через запасной вход, через который в зал заводят конвойных и выводят тех, кого берут под стражу прямо в зале суда.
Навальный, невозмутимо державшийся в течение нескольких месяцев следствия и десяти недель судебного разбирательства, не сразу нашелся, что сказать на требование гособвинителей. На вопрос журналиста «Ну, что думаешь?» ответил с какой-то саркастической усмешкой: «Все будет хорошо». Больше ничего не сказал, и вопросов ему тоже больше никаких не прозвучало: в зале Ленинского районного суда Кирова весь день витало ощущение общего оцепенения, онемения.
Гособвинители после полутора недель судебного следствия представили на прениях текст, почти не отличавшийся от первоначального обвинительного заключения. По версии, изложенной прокурором Сергеем Богдановым, Навальный и Офицеров совершили хищения на сумму 16 млн рублей из государственного предприятия «Кировлес». Преступление — экономическое, «банальное и скучное», каких множество слушается в российских судах. Основное отличие лишь в том, что на скамье подсудимых оказался известный человек — оттого СМИ и проявляют повышенный интерес к делу, причем попутно «искажая до неузнаваемости доказательства следствия», объявил прокурор.
«Давайте выйдем из мира фантазий и сказок и объективно посмотрим на события 2009 года», — патетично призвал прокурор Богданов и принялся излагать версию обвинения.
Согласно преступной схеме, которой якобы воспользовались Навальный и Офицеров, хищения осуществлялись через Вятскую лесную компанию (ВЛК), зарегистрированную в начале 2009 года на Офицерова. ВЛК якобы заключала невыгодные контракты с «Кировлесом» на поставки древесины; следствие считает, что поставки осуществлялись по ценам ниже рыночных, поскольку «Кировлес» брал на себя транспортные расходы, возраставшие по мере того, как возрастали объемы продукции, которую хотела закупить Вятская лесная компания.
По результатам сделок ущерб, якобы причиненный КОГУП «Кировлес», составил 16 млн рублей (столько Вятская лесная компания выручила от посреднической деятельности между «Кировлесом» и другими контрагентами). Проблемы у «Кировлеса», по версии прокурора, также были обусловлены тем, что госпредприятие, ввязавшись в невыгодные товарно-денежные отношения с Вятской лесной компанией, якобы еще и лишилось возможности самостоятельно реализовывать свою продукцию.
Прокурор сразу пресек возможные отсылки адвокатов к финансовым документам, фигурирующим в деле: то, что между «Кировлесом» и Вятской лесной компанией был заключен договор, то, что оформлялись платежки, — это, по версии следствия, всего лишь значит, что преступление «тщательно маскируется, моделируется под гражданско-правовые отношения». «В этом и состоит его опасность для общества», — объяснил гособвинитель. Он специально добавил, что обычными договорными отношениями по закону могут считаться только отношения, происходящие на условиях взаимного интереса.
В подтверждение своей версии прокурор Богданов зачитал показания свидетелей, которые якобы доказывают виновность Навального и Офицерова. Однако часть показаний, оглашенных гособвинителем, существенно отличалась от того, что свидетели в действительности говорили на заседаниях суда. Так, например, Богданов сообщил, что факт существования ущерба, нанесенного госпредприятию, в суде якобы подтвердил вице-премьер правительства Кировской области Сергей Щерчков: на самом деле он сказал ровно противоположное. Невыгодность контрактов подтвердили главы филиалов «Кировлеса», утверждал Богданов: в действительности лишь несколько человек из допрошенных в суде директоров лесхозов однозначно заявили о том, что считали торговлю с Вятской лесной компанией невыгодной, при этом они признавались, что без каких-либо последствий и санкций просто прекращали торговать с ВЛК после первой же не устроившей их поставки.
За столом адвокатов речь прокурора слушали с интересом, как будто гособвинитель говорил что-то новое, иногда — с усмешками.
Особенно Навального, Офицерова и их защитников развеселила оговорка прокурора Богданова, случайно назвавшего подсудимых «осужденными».
Гособвинителя Богданова вообще в последние пару дней как будто кто-то специально тянет за язык: на заседании в среду он, например, распалившись, заявил, что экономическая экспертиза по делу «Кировлеса» «не нужна, потому что собственник сам определяет уровень цен». Адвокаты, не поверившие своим ушам, попросили прокурора еще раз повторить сказанное. Он весьма невозмутимо повторил, видимо не понимая, что его фраза по сути опровергает всю позицию следствия. Адвокат Давыдова, усмехнувшись, ему тогда сказала: «И зачем тогда мы тут собрались?» Тогда парировать Богданову никак не пришлось, потому что засмеялись все присутствующие. В пятницу за свою оговорку прокурор поспешил извиниться еще до того, как на нее успели среагировать в зале.
Наконец, Богданов объявил, что Навального и Офицерова нужно заключить под стражу на шесть и пять лет соответственно. Вдобавок обязать их заплатить штраф — по миллиону рублей каждого.
«Это будет справедливо и соразмерно и послужит уроком всем остальным», — зачем-то добавил прокурор.
Присутствующий на прениях представитель департамента имущества Кировской области Павел Смертин с места сказал от лица потерпевших: «Наша позиция никак не поменялась, мы полностью поддерживаем сторону обвинения». И через адвоката отпросился с заседания «в связи с занятостью».
Все это заняло чуть больше часа, остаток дня в Ленинском районном суде Кирова выступали адвокаты обвиняемых. Все они просили вынести подсудимым «единственно возможный в данной ситуации оправдательный приговор».
Защитник Ольга Михайлова сразу начала с того, что процесс по делу «Кировлеса» «имеет целью дискредитировать известного общественного и политического деятеля». Это, по ее словам, подтверждается тем, что у обвинения нет реальных доказательств. Навальный, будучи советником губернатора Никиты Белых, действовал строго в рамках своих полномочий и имел право только собирать информацию и давать советы руководителю региона. В пользу подсудимого говорит то, что он сам требовал и добивался проведения аудиторской проверки «Кировлеса» — если бы он планировал хищения, вряд ли он стал бы это делать, говорила адвокат.
Михайлова напомнила, что обвинение против Навального строится на показаниях трех человек: самого гендиректора «Кировлеса» Вячеслава Опалева, его заместителя Ларисы Бастрыгиной и падчерицы Опалева, начальницы коммерческого отдела «Кировлеса» Марины Бура. Все они, по версии защиты, имели основания для оговора Навального. Интерес к оппозиционеру первоначально подкреплялся результатами аудиторской проверки, проведенной меньше чем за неделю сотрудницей фирмы «Вяткаакадемаудит» Татьяной Загоскиной и двумя ее коллегами. Однако в финальной версии обвинения даже нет ссылок на этот документ ввиду его полной несостоятельности, отметила Михайлова.
Кобзев, выступавший следом, был не столь сдержанным: гособвинение, заявил он, просто пытается представить законные сделки как преступные деяния.
При этом в деле отсутствуют признаки хищений, предусмотренных ст. 160 УК ,— противоправность и безвозмездность. Вместо этого гособвинение прибегало к термину «неэквивалентное возмещение», который не встречается в Уголовном кодексе в качестве квалифицирующего признака преступления по статье «Растрата».
«Хочу обратить внимание на то, что до настоящего времени гражданский иск о возмещении ущерба не заявлен. Собственно, заявить его было бы абсурдом. Как они могут заявить иск на 16 млн рублей, если присутствуют платежки на 14 млн рублей? А если они будут возмещать 2 миллиона, то два решения (судов по уголовному и по гражданскому искам. — «Газета.Ru») будут противоречить друг другу! — объяснял Кобзев еще одну ошибку следствия. — Какая это растрата, если три человека в течение трех месяцев растрачивали 16 млн рублей, чтобы потом один из них выплатил себе зарплату в несколько тысяч рублей?! Кроме как из спортивного интереса или от желания нагадить «Кировлесу» это было сделать просто невозможно».
Кобзев оторвался от листа бумаги с тезисами выступления, посмотрел на других адвокатов.
«Уважаемый суд, — все-таки продолжил он. — Волею судеб во время процесса мы с другими адвокатами и нашими доверителями живем в гостинице, которая сама по себе является КОГУПом. Вот там в баре бутылка воды продается за 50 рублей, а в соседнем магазине — за 100. Следуя логике обвинения, каждый раз, когда в баре гостиницы продается бутылка воды, КОГУПу причиняется ущерб в размере 100 рублей. За несколько лет там могла накапать большая сумма ущерба, а продавщица вполне сошла бы на роль пособника растраты».
Другие адвокаты, слушая своего коллегу, засмеялись. Дело «Кировлеса» еще ни в чьем пересказе не выглядело настолько нелепым. Следующая улыбка за столом защиты была, когда еще один адвокат Сергей Кобелев призвал суд вынести оправдательный приговор и доказать тем самым, что Россия — демократическое государство.
Блинов все время глядел на стол защиты немигающим взглядом, ничто на его лице не выдавало отношения к происходящему. Прокуроры внимательно слушали адвокатов. Иногда младший по званию гособвинитель Евгений Черемисинов брал в руки лежащий у него на столе Уголовный кодекс и начинал его с интересом читать. Один из сидящих в зале активистов с демонстративным интересом читал потрепанный томик с «Процессом» Франца Кафки.
Адвокат Давыдова призналась, что ни одно дело до сих пор не было для нее столь сложным, поскольку она еще ни разу не сталкивалась с таким расплывчатым обвинением. Как и Михайлова, она отдельно подчеркнула, что прокурор позволил себе непозволительное поведение, «попросту исказив показания свидетелей, в частности показания свидетеля Щерчкова».
В течение полутора часов Давыдова подробно говорила об ошибках и нестыковках, допущенных гособвинением, и о фактах, которые прокуроры намеренно не стали учитывать. Например, она напомнила о том, что Опалев становился фигурантом уголовного дела по статье «Злоупотребление служебными полномочиями», возбужденного по итогам расследования Навального, а значит, у экс-директора «Кировлеса» есть явный мотив для оговора. Прослушки, на которые опирается обвинение, относятся к периоду с августа по декабрь, тогда как событие преступления — к первой половине 2009 года. Существуют решения арбитражных судов, в которых не оспаривалась законность сделок между ВЛК и «Кировлесом», и они, в отличие от приговора Опалева, пошедшего на сделку со следствием, должны иметь преюдициальное значение для дела Навального — Офицерова, перечисляла Давыдова. Адвокат говорила настолько долго, что сам Навальный в какой-то момент мрачно пошутил в своем твиттере, что слушать Давыдову все присутствующие будут как раз все те шесть лет, что для подсудимых попросила прокуратура.
«Я не понимаю, кто получит моральное удовлетворение, если моему подзащитному будет назначено наказание в виде пяти лет лишения свободы», — сказала она. Прокурор Богданов слушал с интересом. Неожиданно Давыдова обратилась к гособвинителям, предположив, что они уповают на то, что о деле «Кировлеса» можно будет быстро забыть — и им самим, и всем остальным.
«Мы не забудем, и я полагаю, что сторона обвинения будет это тоже помнить. Потому что достаточно единожды переступить черту», — обратилась Давыдова к гособвинителям. Черемисинов с невозмутимым видом смотрел куда-то перед собой. Богданов задумчиво и понимающе кивал головой, тоже глядя в пустоту.
Себя защитник сравнила с врачом хосписа, отметив, что ни от нее, ни от кого другого в этом процессе больше ничего не зависит. «Ни у меня, ни у моего подзащитного нет никаких иллюзий по поводу того, какая в этом деле будет поставлена точка, — говорила она. — Я могу повести себя с Офицеровым только как врач хосписа — оказать ему посильную моральную поддержку, потому что все, что я тут говорю, не имеет никакого значения».
От каких-либо реплик и собственно самих прений, спора гособвинители отказались. Защита тоже не стала ничего добавлять к сказанному.
Судья Блинов поинтересовался, готовы ли подсудимые к своему последнему слову. Навальный с Офицеровым отозвались, что хотели бы выступить сразу после прений. От словосочетания «последнее слово» все присутствующие в зале заседаний как будто лишились дара речи. Юлия Навальная, кажется, впервые за все заседание посмотрела на своего мужа — до этого она сидела, уткнувшись в айпад. Широко раскрыла глаза, чтобы они не слезились. Взгляд получился немигающий.
«Я все пытаюсь определить жанр — комедия это или драма, — сказал Навальный, впервые с начала процесса его голос дрожал. — Я бы сам относился к этому с иронией, но здесь есть люди, для которых это больше похоже на драму. Я бы хотел сейчас, стоя здесь, извиниться перед Петром Офицеровым и его женой, потому что они случайным образом были схвачены и взяты в заложники. Я хотел бы обратиться к суду и к обвинению с обычной просьбой: хватит мучить несчастного человека и его семью».
«Наш гособвинитель сейчас сказал: «Давайте выйдем из мира фантазий и сказок». Я бы хотел обратиться сейчас к тем людям, которые заказали этот процесс. Давайте выйдем из мира фантазий и сказок. Я очень рад, что этот процесс происходит в Кировской области, потому что, когда вы находитесь в Кирове, Куменах или Омутнинске, вы видите, что никакого мира фантазий нет. Вы, наверное, знаете, какой единственный продукт стал более доступным для жителей России с советских времен? Это водка. Нас спаивают, от нас хотят, чтобы мы деградировали», — говорил Навальный.
Чем дальше говорил Навальный, тем больше складывалось ощущение, что он произносит свой манифест, напутствие всем своим сторонникам. Никто сейчас не имеет права на нейтралитет, никто не может уклониться от того, чтобы делать мир лучше, чтобы противостоять превращению России в феодальное государство, заявил Навальный.
Судья Блинов смотрел на него тем мрачнее, чем больше в словах подсудимого становилось политики. Ему, выходцу из упомянутых Навальным Кумен, до сих пор работавшему в деревенском суде, совершенно не хотелось становиться частью истории. Подсудимый же каждым своим словом пытался сделать так, чтобы дело «Кировлеса» прозвучало как можно громче. Навальный несколько раз повторил «феодальное государство», посулил стране неизбежные перемены, назвал «недоразумением» «то, что они захапали все», — и на лице у Блинова сверкнула неприязнь к выскочке.
«Я, безусловно, волнуюсь, но в принципе все понимаю, — сказал, выступавший вслед Офицеров. — Я не считаю, что я какой-то случайный человек на этом процессе. Дело в том, что, как я уже говорил, когда мне предлагали (пойти на сделку со следствием и фактически оговорить Навального. — «Газета.Ru»), я отказался. Почему? Потому что мы, мужчины, должны отвечать за свои поступки. Однажды спасая себя, попадаешь на всю жизнь в заключение. Безусловно, я хотел бы остаться на свободе, но, если вернуться в начало предыдущего года, когда ко мне пришли следователи, я бы сказал то же самое. Потому что есть вещи, через которые нельзя переступать».
Прокурор Богданов снова понимающе кивал головой.
Судья Блинов встал и объявил перерыв для вынесения решения до 18 июля.
