Цивилизация
В четверг на кладбище подмосковного Серпухова был похоронен 22-летний нацбол Юрий Червочкин, избитый неизвестными накануне ноябрьского Марша несогласных. Червочкин скончался в понедельник днем в госпитале им. Бурденко, куда поступил в состоянии комы, вызванной тяжелой черепно-мозговой травмой.
По словам соратников, вечером 22 ноября Червочкин расклеивал в Серпухове стикеры с призывом прийти на Марш несогласных, когда заметил за собой слежку. Об этом нацбол по телефону рассказал товарищам, упомянув при этом, что узнал в наблюдателях сотрудников подмосковного УБОПа, которые ранее проводили с ним «профилактические» беседы.
После этого Червочкин направился домой. Примерно через час лежавшего без сознания молодого человека обнаружили у двери подъезда десятиэтажки прохожие. По заключению экспертов, Червочкину неизвестные нанесли несколько сильных ударов по голове, проломив кости свода черепа. Оружие — бейсбольная бита — валялось рядом с телом. Имущество жертвы — деньги и мобильный телефон — нападавших не заинтересовало.
Пострадавшего экстренно прооперировали в серпуховской больнице, удалив гематому, после чего перевели в НИИ нейрохирургии имени Бурденко, где спустя три недели, не приходя в сознание, Червочкин скончался.
Чтобы проститься с товарищем, в Серпухов отправилось около 100 национал-большевиков, их лидер Эдуард Лимонов, а также глава Объединенного гражданского фронта Гарри Каспаров. Политики выдвинулись в Серпухов отдельно от остальных активистов и с охраной.
В предрассветных сумерках на 36-м километре Симферопольского шоссе два автобуса с нацболами остановил инспектор ГИБДД. В салон вошел мужчина в надвинутой на брови шапочке. За ним встали два бойца ОМОНа.
— Управление по борьбе с организованной преступностью на территории Московской области проводит операцию «Автобус» с целью выявления преступлений экстремистской направленности, — обратился к пассажирам оперативник. — Поэтому просьба ко всем предъявить паспорта.
Проходя по салону и рассматривая документы, милиционер возвращал лишь те паспорта, в которых оказалась московская прописка.
— Сейчас на посту быстренько проверим по базе, есть ли кто-то в розыске, — пояснил оперативник, унося стопку документов.
— Похоронить не дают! — возмутились в салоне и отчетливо добавили: — Мрази!
С этой минуты нацболы были уверенны, что в Серпухов их не пустят.
Но процедура проверки заняла всего час. Нацболы, пошедшие на пост забирать паспорта, рассказывали, что сотрудники милиции ограничились перепиской данных.
— Что такое операция «Автобус»? — разговаривали лимоновцы на обочине.
— Не мудри! Мужик первое, что пришло в голову, сказал.
— Это нас на каждом посту по часу будут проверять?
— Гражданин милиционер, вы все автобусы останавливаете?
— Все, — подтвердил оперативник.
После этого инспекторы принялись наглядно тормозить простые рейсовые автобусы. Вскоре вся обочина у поста ГИБДД была заставлена транспортом. Из салонов показались злые пассажиры.
— Мы тут при чем?! — кричали пассажиры на лимоновцев. — Я на работу опаздываю!
Впрочем, в Серпухов колонна прибыла вовремя. В частном доме на улице Дальняя прошла панихида по умершему. Национал-большевики (организация запрещена в России) стояли на улице у ворот, держа в руках тонкие свечи, гвоздики и портреты Червочкина. Неподалеку ходил оперативник в штатском, сопровождавший группу еще от Москвы и непрерывно снимавший ее на видеокамеру.
— Хватит снимать, как вам не стыдно, уйдите отсюда! — заплакала какая-то женщина.
Милиционер подумал и удалился. Его место вскоре занял другой сотрудник, камера у которого была вмонтирована в небольшой портфель, и для того чтобы снять Гарри Каспарова, окруженного рослыми телохранителями, оператор, не стесняясь, поднимал портфель на уровень плеча.
Гроб с телом Червочкина вынесли из дома и поставили на два старых табурета. Темя нацбола было закрыто полотенцем, на лице сквозь слой грима темнели синие пятна. Над телом плакала мать. Каспаров и Лимонов стояли в стороне и молча смотрели на тех, кто подходил к гробу прощаться. Затем открытый гроб работники ГУП «Ритуал» подняли на плечи и понесли по заснеженным и узким улицам городской окраины. Дороги заранее были перекрыты машинами ГИБДД. Из-за полуразрушенных двухэтажных домов выходили группы сотрудников в штатском, внимательно следивших за тем, чтобы траурное шествие не превратилось внезапно в необузданную политическую демонстрацию. Однако нацболы шли за гробом молча. Кто-то вытирал слезы и шумно сопел. Даже вожди не лезли в передние ряды.
— Движение продолжается, подходим к школе, — негромко сказал в рацию милицейский подполковник.
Возле школы гроб внесли в автобус и повезли на огромное Ивановское кладбище. До могилы нужно было идти еще около километра. У ворот кладбища милиция оставила траурное шествие в покое, до могилы никто из сотрудников идти не захотел.
Гроб с телом Червочкина опустили в могилу, после чего в яму полетели мерзлые комья. Кто-то из нацболов начал пламенную речь о героической смерти товарища и грядущей мести.
— Замолчите! — вскричали родные, подняв заплаканные лица.
Могильщики взяли лопаты и быстро забросали могилу. Свежий холм покрыли венками («Национал-большевики. Не забудем, не простим», «От Объединенного гражданского фронта», «От Ани»…) и свежими цветами, а Каспаров отошел в сторону дать интервью.
— Условия, в которых мы боремся, — дискомфортные, — сказал Каспаров, комментируя свое решение об отказе баллотироваться на пост президента. — Но никто не говорил, что будет легко.
Лимонов ничего не сказал и сразу уехал из города.
На обратном пути автобусы НБП сопровождали машины ГИБДД, кое-где перекрывая улицы.
— Чтобы поскорей убрались, — поняли нацболы.
