Цивилизация
Ночь. Поступает сообщение. Драка где-то в Коньково — мать и сын. Едем.
— Сейчас насмотришься, — рассказывает Саша, — хоть сериалы снимай.
Он — сотрудник отдела вневедомственной охраны. По ночам они с водителем возят меня по окраинам столицы.
Приезжаем на место. Стоит ли описывать малогабаритку в Коньково? В небольшой прихожей пол залит кровью, у входа стоит тучная пьяная женщина, в руках у нее какая-то железяка.
— Ууууубьюю, — женщина несется на меня. Саша успевает ее обезвредить. Она падает.
Из ванной, пошатываясь, выходит мужчина, голова в крови. Включаю камеру:
— Кто вас так?
— Так меня родная мать, родная моя мать. — От него разит каким-то самопалом, подбородок дрожит. Мужчина ищет сочувствия.
— Я пожалуюсь в ОСБ. — Тучная женщина лежит, распластавшись, на полу, так и не выпустив железный предмет из рук.
Стены квартиры увешаны крестами и иконами. На кухонном столе сидит жирный кот.
Нас три стажера: я, Слава и Дима. Мы, наверное, уже не замечая этого, лжем «на автомате», подставляем людей, создаем конфликтные ситуации — мы просто хотим быть в кадре. Мы не спим по ночам, снимаем драки и трупы, а затем, приукрашивая и зачастую придумывая, пишем сюжеты, но эти сюжеты плавно переходят к «дедам» (деды — журналисты, которые работают дольше и имеют определенный вес). Каждый день понимаю, что пора уходить. В кадр меня не пустят, но очень хочется. Меня обязательно должна увидеть мама, Катя и все одноклассники. Меняю один телеканал, второй, четвертый. Ни в одном дело не доходит до кадра. Так, пара стендапов.
Первое время от трупов воротит. Они бывают разного цвета и запаха, в зависимости от причин и времени смерти. Потом привыкаешь. Снимаешь на автомате. Чувствуешь постоянную усталость.
Конец января. Я и Слава где-то в подмосковном лесу, разувшись, пляшем вокруг костра. С нами Пустоша — герой очередного сюжета. Пустоша — ведьма. Делает привороты и порчу.
Перед поездкой в это странное место получаем задание от шефа:
— Пусть там потыкает в куклу вуду какой-нибудь тыкалкой. Пусть полетает на метле, но привезите мне картинку. Кар-тин-ку! Тема у нас такая — ведьмы и чудеса. — Шеф отхлебывает дешевый кофе из коричневого стаканчика. — Понятно?
Пустоша не может обеспечить нас картинкой и уверяет, что может вызвать духов, но только нужно ехать в лес и разводить костер.
— Едем, — откликаемся со Славой.
Ведьма рассчитывала, что мы откажемся. Она ошиблась. В полночь мы едем в лес, чтобы вызывать духов. Нам нужна картинка. Мы не зря приехали в Москву — кто из Вологды, кто из Саранска, — чтобы пасовать перед какими-то духами. А костры разводить любим.
Крещенские морозы. Пустоша, чтобы как-то поумерить пыл фанатичных журналистов, говорит, что у людей должна быть «связь с Матерью и вера в нее», то есть нужно разуться и скакать вокруг костра, чтобы в огне, наконец, показались «образы». Нам эти образы нужны.
Если будут образы, то будет картинка, если будет картинка, то нас упомянут в сюжете. А если нас упомянут в сюжете, то в следующий раз позволят самим этот сюжет начитать.
Не раздумывая, мы разуваемся. Прыгать? Давайте прыгать. Водить хоровод? Что же мы медлим? Картинка! Снежный покров покрыт оледенелой коркой, ноги иногда проваливаются в его толщу. Больно. Но мы бегаем вокруг костра. Оголтелые, потерявшие связь с реальностью журналисты в надежде привезти хороший материал в редакцию. Пустоша решается прекратить этот абсурд.
— Кто-то из вас не верит. Ничего не получится. Или ночь сегодня слишком лунная. Поехали отсюда.
Уезжаем.
Утро. В редакцию врывается шеф.
— Где эти оба? Что за мусор они привезли? Мы фе-де-раль-ный канал! А это репетиция детского утренника.
Слава курит в фойе, он только что привез интересный сюжет о том, что где-то в российской глубинке завелся чупакабра, который умерщвляет цыплят, заживо выпивая их кровь. Никакого чупакабры, конечно же, нет. Слава, чтобы привезти «картинку», сам делает черную работу.
— Четырех цыплят придушил.
Из Славы извергается истерический хохот. Он тушит сигарету о стену.
— Гребаный телик.
Сюжет идет в вечерний выпуск. Его смотрят десятки миллионов людей.
Через некоторое время Слава увольняется и уезжает в родной город.
Дима. Он, подобно Сизифу, работает впустую. Привозит сюжеты один за другим, но их отдают дедам. Диме говорят, что у него говор, рубашка грязная, лицо блестит, голос простужен... Дима отчаивается, уходит.
В редакцию поступает новость: в одном из московских прудов на поверхность всплыла мертвая рыба. Приезжаем, рыбы нет. Даже мертвой — никакой. В тех прудах рыба если и была, то, скорее всего, еще до пермского вымирания. Без видео уезжать нельзя. Рядом магазин. Покупаю мойву. Бросаю мертвых рыбок в пруд. Вокруг всплывших трупиков образуются широкие масляные разводы.
— Что вы делаете? — спрашивает пожилая женщина.
— Сюжет снимаем.
— А зачем рыбу из банки в пруд кинули?
— Так тут рыбу мертвую обещали, а ее нет. Без сюжета в редакцию не вернусь, — зачем-то откровенничаю с женщиной
— Вы верующий?
Молчу. Смотрю на ровную поверхность пруда. Меня одолевает усталость.
— У вас нет Бога. Вы — обманщики, — женщина уходит.
В редакции шумно. Все смеются над картинкой, которую я привез с «зараженного пруда»
Усталость. То ли ложь, которая стала нормой, начинает отравлять организм, то ли график работы с трехчасовым сном дает о себе знать. Понимаю, что мечта быть в кадре — уже вроде не мечта, а просто цель. Цель — вернуться к маме победителем, а не как все — безымянные, побитые московской жизнью и извечной бессмысленной борьбой.
Нам не говорили «лгите» — нам говорили «добывайте эксклюзив любым способом».
Мы понимали, что мир не полон эксклюзивов, а уж тем более сенсационных. Мы сами создавали эти сенсации. Всем нам, приехавшим из разных провинций, хотелось испить опьяняющего нектара славы, чтобы там, в наших брутальных «дистриктах», и здесь, в изнеженной столице, о нас заговорили. Я поменял семь телеканалов, но побывал в кадре всего пару раз.
Недавно мне написал Слава. Он обрел гармонию. Он вступил в какой-то орден и «избавляет мир от шлака»: «Я иногда вспоминаю, как мы с тобой у того стилиста залезли под крохотный железный стол, накрытый скатертью, и магнитиком двигали железные блюдечки на столе, потому что хотели выдать сюжет, что у известного стилиста в салоне завелись привидения. Все бы было хорошо, если бы шеф, отсматривая видео, не заметил, как торчат твои ноги в длинноносых казачках из-под стола. Ржали тогда все в редакции. Хорошо, что мы завязали с теликом».
