Цивилизация
Евгний Бунимович, педагог, общественный деятель, уполномоченный по правам ребенка в Москве:
— Я, наверно, только потому и стал учителем, что самые важные знания получил в школе. У меня было несколько прекрасных школ: сначала французская, потом легендарная вторая математическая. И я до сих пор считаю, что это были самые счастливые годы моей жизни. В математической школе был абсолютно фантастический директор Владимир Федорович Овчинников. Самое удивительное, что он и сегодня остается директором, несмотря на свой солидный возраст, а сама школа входит в десятку лучших школ Москвы.
Я всегда с большой теплотой вспоминаю своих учителей, особенно Якова Васильевича Мовганова, нашего классного руководителя, преподававшего физику, и учителя литературы Феликса Александровича Раскольникова. Одно из самых важных для меня воспоминаний, оставшихся на всю жизнь, связано как раз с Феликсом Александровичем. В девятом классе у нас был первый урок литературы, на котором он прочитал нам кусок из романа «Накануне» Тургенева, объяснение в любви, и спросил, нравится ли нам это.
Мы все уже были достаточно лицемерны и стали нараспев рассказывать, как нам понравился прочитанный учителем отрывок. Когда очередь дошла до меня, я сказал, что хоть никогда и не объяснялся в любви, но по-моему, это делается не так, поэтому отрывок мне не нравится.
Учитель именно этого и ждал, потому что кусок был откровенно плохо написан. Помню, как меня поразило то, что я осмелился сказать такое, а учитель меня понял и поддержал. Это был знак, что в этой школе все будет иначе, чем везде: честнее, достойнее, лучше. Именно так и выстраивались наши отношения с учителями и друг с другом на протяжении всех тех лет, что мы там учились. Впрочем, мы любили даже тех учителей, которые у нас не преподавали, например, нашего завуча Зою Александровну Блюмину, сделавшую для всех нас очень и очень много.
Марат Гельман, галерист:
— Школа – самое тяжелое время в моей жизни. Труднее всего было то, что я не принимал никаких самостоятельных решений, за меня все решала система. Я каждый день ждал, когда же закончится это рабство. Хотя сейчас я с удовольствием вспоминаю некоторых учителей, которые оставались прекрасными людьми даже в этой ненавистной мне системе. Например, в нашей кишиневской школе был замечательный преподаватель молдавского языка, такой обаятельный фрик. Он мне говорил: «Гельман, как вам не стыдно, ваш отец пишет пьесы на молдавском языке, а вы получаете тройки». Как раз в это время в городском драматическом театре шла пьеса Александра Гельмана «Протокол одного заседания». Учитель не знал, что пьеса была переведена с русского на молдавский.
Дмитрий Глуховский, писатель:
— Любая школа, и особенно советского образца, – это насилие, форматирование, загребание под общую гребенку. А ее главная задача – вырезать из поленьев одинаковых буратин. Со школой можно сравнить нелюбимую работу, куда ты ходишь отбывать наказание. Вместе с тем, школа для меня – это лучшие друзья на всю жизнь.
Мне повезло, наверное, больше остальных – я учился в знаменитой 12-й французской спецшколе на Арбате, которая и сейчас считается одной из лучших в городе. Учителя у нас были действительно очень хорошие, одноклассники всякие, но среди них были совершенно замечательные люди, с которыми я дружу по сей день. И стоит мне как-нибудь случайно оказаться в районе Арбата в нетрезвом состоянии, я обязательно иду смотреть на свою школу, вне зависимости от времени суток. Бывает, что забредаю туда в середине ночи. Душа почему-то настойчиво зовет туда.
А когда некоторое время назад здание нашей школы хотели отдать под банк, как у нас часто бывает, это вызвало такое возмущение у всех моих одноклассников, что какими-то нечеловеческими усилиями мы ее отстояли.
Расскажи мне об этом в восьмом классе, не поверил бы.
Виктор Садовничий, ректор МГУ им. М.В. Ломоносова:
— Я пошел в первый класс в 1946 году. Это была маленькая школа в селе Краснопавловка Харьковской области. Для нас, школьников, главным желанием тогда было кем-то стать, выучиться и, что называется, попасть в люди. Это не преувеличение – страна в эти годы была в послевоенной разрухе, мы очень рано повзрослели и поняли, что все в этой жизни будет зависеть только от нас. Спустя пять-семь лет на месте старой школы появилась новая, побольше, увеличились классы, появились новые учителя.
Я был непослушным учеником, поэтому учителя меня не очень-то жаловали. Так продолжалось, пока к нам в седьмом классе не пришел новый классный руководитель Иван Лукич Ленау, обрусевший немец, очень строгий и умный. Он быстро разобрался в ситуации и понял, что со мной лучше не воевать, а сделать лидером. И он стал всячески меня поддерживать, назначил бригадиром, когда мы работали на колхозных полях.
Помню, в восьмом классе мы пошли в поход всем классом, Иван Лукич сказал, что нам нужен фотоаппарат. Я пообещал его смастерить: взял стекло из трофейного немецкого бинокля, катушки, сделал металлический каркас, купил пленку. Получилось некое подобие известного в те годы ручного фотоаппарата ФЭД. Мы пошли в поход, я все это время не выпускал из рук свой агрегат, а потом выяснилось, что на фотографиях почти ничего не видно. Мне было очень стыдно, я подвел учителя, перевел пленку и получил отвратительный результат. Иван Лукич все прекрасно понимал, но морально поддержал: собрал класс и при всех стал нахваливать мои снимки. Для него было важно не качество фотографий, а то, что я сдержал слово и худо-бедно, но справился с задачей.
Думаю, это и определило мою судьбу. Я стал первым – и в учебе, и в общественных делах. Иван Лукич был моим отцом в школе, благодаря ему я стал тем, кем стал. А в профессиональном плане самую большую роль в моей жизни сыграл учитель математики Николай Гаврилович Лилитко. Он приехал к нам сразу после пединститута неопытным мальчиком, а спустя годы стал одним из лучших учителей в стране.
У нас был математический кружок, куда входили только он и я. Мы оставались в школе после уроков и решали задачи, которые были в программе мехмата МГУ. Я, может быть, скажу удивительную вещь, но уровень той сельской школы был несравнимо выше сегодняшних.
Там был большой элемент тьюторства, почти индивидуальный подход. В современной общеобразовательной школе это почти невозможно.
Владимир Войнович, писатель:
— Я учился во время войны, с перерывами, и очень мало – некоторые классы вообще пропустил. Сменил несколько школ: сельскую, обычную городскую и вечернюю, она находилась в Керчи. Последнюю заканчивал, уже будучи взрослым человеком, и навсегда запомнил замечательную учительницу литературы Татьяну Фомину.
Школа во все времена и при любом строе остается школой: там трудно, часто неприятно, но она учит главному – жизни. И каким бы ни был этот опыт, к нему нужно относиться с благодарностью.
