Жить в Москве становилось все сложнее. Во-первых, наконец, выпал снег, похолодало, и, как бы «соколы» Собянина ни чистили дворы от сугробов, проехать по ним с коляской становилось все сложнее. В последний день нашего пребывания в Москве с ребенком вызвался гулять дедушка. Но даже тяжелая артиллерия не выдержала. Дедушка наш — настоящий патриот из почти исчезнувшей породы «красных директоров». Но даже он, прогуляв час по Чистым прудам в окружении гудящей пробки и под шрапнелью из мокрого снега с дождем, признал, что с маленьким ребенком в Москве зимой делать нечего. К тому же в последнее время из-за митингов у нас во дворах сплошное усиление.
Я вообще митинги люблю — всегда переживала, что наш народ мало митингует. Европейцы – другое дело, постоянно бастуют. То исламские женщины Парижа против войны в Чечне, то полицейские за повышение зарплат, то фермеры кучу навоза у парламента вывалят. Где-то даже места отведены для митингов. Но у нас эта культура пока не сформировалась и специального места для нее не нашлось. Вот и гоняют людей, причем все время где-то у Чистых прудов. Из-за железных решеток по бульвару не пройдешь, а еще бывает, голодных солдат привезут и они ходят по дворам – то в туалет, то покурить.
Мы решили уехать надолго, почти до конца зимы. Хотя в России лучше с этим не загадывать, а то зима может прийти и в мае, и в апреле. Зимнюю миграцию совершили в Дубай, решив, что это оптимальное место по климату, расстоянию и качеству жизни. К тому же в Дубае живет куча наших друзей, а многие подруги тоже проводят тут зиму с детьми. Арендовать дом на море оказалось непросто и недешево. Мы вели поиски два месяца, в итоге пришлось выбрать единственный предложенный вариант. Сказали, что предложений так мало из-за того, что мы захватываем новогодние праздники, а это для туристов высокий сезон.
Сборы заняли у меня один вечер. Главное было ответить на ключевой вопрос: везти с собой все или не везти практически ничего? Я решила быть современной и верить в глобальность экономики. Ведь живут же в Дубае мои подруги, покупают там детям пюрешки, молоко и подгузники, вот и я тоже приеду и все куплю. С этой мыслью я собрала два небольших чемодана самого необходимого. Это совсем немного, ведь туда поместился багаж сразу трех человек: мой, няни и Оскара. Притом что я все же решила захватить на первое время привычные памперсы, творог «Агуша» и мясное пюре. Запаковав чемоданы, оставшееся время я провела в метаниях. Хватала какую-нибудь погремушку или рубашечку и думала: «Ведь ему будет плохо без нее?» Или: «Ведь он приедет уже совсем взрослый и не сможет это носить?» Оскару, понятное дело, было все равно на «любимые» игрушки и штанишки. Официальные игрушки вообще его мало интересуют, примерно секунд 20–30. А потом он все равно пытается поиграть с чем-нибудь «запретным» — ноутбуком, проводами или тапками.
К полету на самолете мы тоже решили подойти как «профессиональные» путешественники. Главное решение, которое мы приняли, – не лететь бизнес-классом. Во-первых, авиакомпании явно сошли с ума: цены на билет в Дубай под Новый год перевалили 10 тысяч долларов на двоих (меня и няню, Оскар пока летает за небольшой процент от этой суммы). Во-вторых, лететь на ИЛ-96 в бизнес-классе – не самое большое удовольствие.
Часть вещей и банок мы запихнули в коляску. Ее «Аэрофлот» перевозит бесплатно, поэтому внутрь (если сдавать ее в багаж) можно положить что-нибудь громоздкое и тяжелое и обмотать пленкой для упаковки багажа. Все было очень быстро, Оскар болтался на мне в очень удобной переноске, под названием «хипсит», и улыбался всем сотрудникам таможни, так что нас нигде даже толком не досматривали.
Последним приветом с родины стало общение на паспортном контроле с теткой в очках и с халой на голове. К ней через всю очередь нас провела юная и весьма миловидная пограничница. Обычно в окошках на паспортном контроле в России сидят сплошь густонакрашенные молодые пергидрольные блондинки. Причем густо накрашены и бодры они и в три часа ночи, и в шесть утра. Мне даже казалось, что их белый цвет волос – это часть униформы. Они строят глазки одиноким путешественникам и заигрывают с ними, выясняя цель поездки или что-нибудь еще в этом духе.
Нам с няней и Оскаром повезло меньше. «Кто из вас троих является несовершеннолетним?» — гаркнула на нас тетка из стеклянного окошка. «Он», — честно призналась я, показав на ребенка, болтающегося у меня на бедре. Оскар тем временем тырил у тетки наши паспорта, которые я ей уже положила. «Кем вам приходится этот несовершеннолетний?» — «Сыном», — отвечала я, как на экзамене. «Как вы можете подтвердить ваше родство?» — атаковала меня тетка. Я даже не сразу сообразила, что на этот вопрос надо показать ей разрешение на вывоз ребенка от отца. «У нас всех разные фамилии — может, поэтому она так злится?» — подумала я. Моя няня осталась у окошка, а мы пошли дальше, и тут я услышала ее жалобный писк. Оказалось, что она, гражданка Украины, должна была предъявить тетке свою регистрацию. Но няня моя сглупила и сдала ее в багаж вместе со своим украинским паспортом. «Вы что, хотите, чтобы я в это поверила?» — тетка была готова выскочить из окошка, а няня моя покрывалась красными пятнами. «Врете!» — рявкнула тетка напоследок и все же ее отпустила. «Я никогда не вру», — пролепетала няня. И это было правдой.
Я благодарила всех святых за то, что нам не пришлось возвращаться и искать где-то сданную в багаж регистрацию няни, и злилась на тетку. А няня моя сочувственно замечала: «Эх, наверное, тяжело ей там сидеть, что она так нервничает».
Н-да, еще Горький говорил: «Что человек на Руси ни делает, все равно его жалко». И все же для того, чтобы любить свою родину и воспитать сына патриотом, мне просто необходимо ее ненадолго покидать.