— Российский инвестиционный рынок изменился после кризисного 2008 года?
— Заметно, как финансовые организации сосредотачиваются на стержневых бизнесах, своих основных направлениях или даже географиях. За последние год-полтора несколько иностранных банков ушли из России: им нужно сосредоточить силы на домашних рынках. Последним о сокращении объявил банк Nomura в инвестбанковской части в Европе: они собираются на сотрудниках сэкономить $1 млрд, для этого нужно многих уволить.
Также компании — как инвестиционные, так и банки — стали брать меньше риска на собственные балансы. Брокерский бизнес стал чисто брокерским, без дилерских позиций (с сильно сокращенными собственными позициями или совсем без собственных позиций). Инвесторы остались на рынке сами по себе, и их настроение моментально отражается на котировках.
Котировки нервозно растут и падают, что еще сильнее сокращает интерес к инвестициям в акции, — это замкнутый цикл.
— Какой объем рынку обеспечивали собственные позиции банков и инвесткомпаний?
— Когда я работал в J. P. Morgan, собственные позиции были сопоставимы с позициями одного или двух крупных клиентов — это 10–20% общего объема компании. И когда эта часть сокращается, последствия имеют больший эффект, чем собственно сокращение позиций.
Если клиент проходит к брокеру что-то продать, компания может взять бумаги на книжку и, когда проходит паника, продает, даже заработав на этом. А сейчас брокеры передают риски кому-то следующему и ликвидность рынка сжимается — поднимается волатильность рынка. Это большое изменение с докризисных времен, которое будет продолжаться.
— Где теперь компании предпочитают держать деньги?
— В собственном капитале, который они вкладывают в ценные бумаги Германии, США, где риски считаются невысокими. Российские банки, скорее всего, держат средства в облигациях федерального займа (ОФЗ), американские компании — в госбумагах США, немецкие — в госбумагах Германии. Банки накачивают деньгами, и эти средства возвращаются в тот же ЦБ, из которого они пришли. До рынка деньги доходят не в полном объеме. Система по перераспределению ликвидности после кризиса стала осторожней работать.
— Поскольку инвестиционный рынок сужается, многие представители брокерских компаний говорят о том, что наращивать бизнес можно только за счет поглощений, — разделяете ли вы это мнение?
— Консолидация – это постоянное явление на рынке. С 1981 года, как я стал банкиром, каждый год проходят объединения. Тот банк, в котором я дольше всего работал (J. P. Morgan), за время моей работы слился с четырьмя организациями. Я не соглашусь с тем, что нет других возможностей наращивать бизнес: можно расти за счет продажи продуктов своим же клиентам и за счет расширения клиентской базы — это вполне реально.
— Чем можно заинтересовать клиента, когда доходность по индексу РТС менее 4%, а банки предлагают вложения с гарантийной доходностью около 9%?
— Если котировки на рынке не растут, это не означает, что нет роста экономики. Рост экономики России в этом году будет около 4%. 4% российского ВВП — это десятки миллиардов долларов. Через какое-то время этот рост положительно отразится и на рыночных котировках.
— Сейчас актуальнее прямые инвестиции?
— Такие инвестиции возможны и интересны, а так как они не котируются на бирже каждый день, то они создают ощущение стабильности. Мы их предлагаем определенной группе клиентов. «Метрополь» состоит не только из инвестбанковского и брокерского бизнеса, у нас есть прямые инвестиции и проекты, например остров в Черногории и земля в Москве. Чтобы из этого сделать ценность, нужно развивать территории, что-то строить. Для этих целей мы привлекаем специализированных крупных инвесторов. Можно сказать про них, что они наши клиенты в тот момент, когда они становятся нашими партнерами.
— Вы сейчас делаете ставку на строительство, развитие территорий — завода «Москвич», проекта в Черногории?
— Девелоперские проекты сейчас наиболее перспективны с точки зрения возможностей их продвинуть, продать и реализовать.
— Планируете покупку новых земель?
— Пока у нас есть объекты для развития; когда мы с ними закончим, будем искать следующие. В данный момент более целесообразно заниматься реализацией того, что есть, нежели покупать новые активы.
— Вы можете объявить о вхождении новых инвесторов, новой сделке?
— Департамент корпоративных финансов в данный момент привлекает инвесторов к активам «Метрополь девелопмент». Мы очень близки к договоренностям и скоро сможем объявлять сумму сделки, называть определенный горизонт строительства.
— Инвесторы российские?
— Двое зарубежных инвесторов на два проекта и на сотни миллионов долларов.
— Когда закроете сделку?
— Надеюсь, в этом году, с высокой долей вероятности в этом году.
— Как это повлияет на показатели доходности «Метрополя»?
— Это не сиюминутная доходность, но она сильно повышает капитализацию наших активов.
— Недавно вы стали предоставлять розничные услуги, вышли на рынок форекс. Можете назвать первые результаты?
— Мы запустили сайт, и у нас есть первые клиенты. Но результаты пока рано озвучивать.
— Собираетесь ли вы развивать розничное направление?
— Варианты, конечно, есть. Если мы увидим, что мы сможем в рознице развиваться, то, конечно, прибавить, к примеру, к нашему институциональному брокеру розничного брокера было бы логично.
— Какие направления бизнеса сейчас будут генерировать основной доход?
— Мы продолжаем развивать направление работы с облигациями. Там очень большие объемы и есть постоянный спрос на рынке. Рынок облигаций более стабилен, нежели рынок акционерного капитала, который склонен к резким реакциям. Плюс наша специализация на электроэнергетике дает свои плоды: о нас знают, эмитенты с нами общаются, есть даже проекты по работе с эмитентами и рейтинговыми агентствами.
По направлению рынка акционерного капитала мы следуем общей тенденции — сокращаем свою расходную часть, чтобы она соответствовала тем возможностям, которые дает сегодня рынок, а он дает меньше, чем несколько лет назад.
Мы сократили в Лондоне численность нашего деска, в Москве начальник трейдерского направления ушел — мы его заменили внутренними ресурсами, не принимали на работу нового человека.
Мы стараемся сократить расходы таким образом, чтобы не уменьшить свою боеспособность.
— Как глубоко может просесть инвестиционный бизнес?
— Насколько просел, настолько и хватит.
— Ухудшения не ожидаете?
— Я бы сказал, что ситуация за последние шесть месяцев была лучше, чем в предыдущие шесть месяцев, ситуация за последние два месяца лучше, чем за предыдущие шесть. Я вижу уже некоторое выздоровление.
— Какие показатели об этом говорят?
— Основные показатели — это наши сделки, объемы в денежном выражении каждый день. Это наша ситуация, но наша ситуация не кажется мне уникальной.
— У вас есть убыточные направления бизнеса?
— Если посмотреть через какой-то горизонт, нет. Если сиюминутно, какие-то из них — да. По акциям был трудный период, сейчас с августа мы снова вышли на прибыль. По инвестблоку в прошлом полугодии мы были близки к нулю, в первом полугодии вышли на плюс, и сейчас плюс более существенный.
— Есть вероятность, что вы откажетесь от каких-то проектов или направлений?
— Мы постоянно смотрим на проекты — какие-то мы отвергаем, над какими-то мы работаем, но так, чтобы направление бизнеса закрывать, — нет, не собираемся.
— Кадровые перестановки планируются в компании?
— Главная кадровая перестановка была в прошлом году, когда гендиректор группы Михаил Слипенчук отошел от коммерческой деятельности и стал депутатом Госдумы.
— Инвестклимат России меняется?
— Он улучшается, но медленно. России есть куда расти, особенно в плане малого бизнеса, в плане административных препон: они очень сильные и вредные.
Лучше, чтобы бизнес умирал оттого, что нет рынка, чем оттого, что его не допустили к рынку. Многие не начинают бизнес потому, что входные барьеры очень высоки. Это вопрос о конкурентоспособности российской экономики. Это большая проблема, и над ней еще долго нужно работать.
Сравнение нынешней ситуации с застоем брежневских времен не совсем справедливо, но есть некие параллели. Возникает ощущение, что застыл кадровый резерв. Получается, у чиновников задача номер один – удержание себя на своих позициях, так как чиновники защищены не столько законом, сколько своим положением. И это большая проблема для страны.
— Риск протестных волнений миновал?
— Он стал меньше. Протестные волнения были первой реакцией на «закручивание гаек». Но сам факт несменяемости политической элиты повышает восприятие политического риска. Какая-то часть разницы между показателями индекса S&P и российских индексов – это как раз восприятие политического риска инвесторами.
— С госбанками сложно конкурировать?
— Да, сложно. У них большой капитал и сильный административный ресурс. Но госбанки и любая госструктура имеют свои особенности и свой бюрократический характер, что дает возможность с ними конкурировать.
— Согласны ли вы с мнением, что Сбербанк ослабил сильного игрока, купив «Тройку»?
— Время покажет. Но та «Тройка», которая сейчас называется Сбербанк, по своей сути очень изменилась — или должна измениться.
— Знакомый управляющий говорит, что тяжело конкурировать с госбанками даже потому, что если выигрывает тендер частный банк, то возникают вопросы «почему», а если госбанк, то все проходит гладко.
— Большинство крупных сделок российских компаний не проходят без участия госбанка в группе организаторов — это легко проследить.
— Не думаете ли вы над сменой деятельности?
— Нет, мне нравится то, чем я занимаюсь.
— К чему вам сложно привыкнуть в России?
— Здесь стало гораздо легче жить, чем это было 10 или 20 лет назад, а с советским временем совсем не стоит сравнивать. К чему действительно сложно привыкнуть – это к московским пробкам. Кроме того, здесь сложно и дорого покупать недвижимость. Например, чтобы подключить загородный дом к электричеству и газу, нужно отдать полцарства. Ну и подобные примеры не украшают российскую действительность.
— Кем вы себя считаете — русским или американцем?
— Россия – это часть моей истории, часть моего самосознания. Но вырос я в Америке. Как-то я уже отвечал на этот вопрос, сказал, что американцем, поскольку вырос в этой стране. Мне ответили: «Нет, за тобой 20 лет Америки и тысяча лет России». И этот человек был прав. Я русский во многом, хоть и не гражданин России.
Получить гражданство мне как-то предлагали за взятку, но я так не могу, а на прохождение всех процедур официально нет ни времени, ни желания.
— Поло продолжаете заниматься?
— Да, моя цель – довести свой гандикап до 0. Чтобы добраться до нуля, нужно играть уже очень прилично. Всего 13 гандикапов – от минус 2 до 10. Недавно на нас вышли игроки из Аргентины (из 10 лучших игроков в мире 9 аргентинцев). Время от времени они устраивают показные матчи, собирая лучшие команды. И они обратились к нам, чтобы мы их приняли на нашем поле в России. Нам это интересно. Проблема как обычно: нужно найти спонсоров — от этого зависит, получит ли идея ход. Но я могу сказать, что на нас смотрят с интересом.
— Затратное хобби?
— Довольно затратное: у меня в конюшне 60 лошадей, из них 46 моих. Но лошадей никогда не хватает.