В испанском городке, где давно не было дождя, собираются отпраздновать чью-то свадьбу несколько семей: Лаура (Пенелопа Крус) с дочерью и сыном, Пако (Хавьер Бардем) с принципиально не желающей иметь детей женой, неудачливый бизнесмен (Эдуардо Фернандез) с терпеливой супругой и ветреной наследницей и еще несколько обычных подозреваемых.
Первые полчаса «Все знают», несмотря на свои иранские корни, притворяется образцовым европейским фильмом о празднике, который всегда с тобой. Между Лаурой и Пако тлеют огоньки старой тайны; подростки катаются на мотоцикле по пыльным испанским винодельням; молодые пляшут на свадьбе, озираясь на ворчливых стариков; в часах на колокольне городской церкви свили гнездо птицы.
Время вроде бы остановилось, но продолжает движение вперед. Над праздником парят дроны, а герои — работяги и дельцы, словно бы сошедшие со страниц романов середины 20 века — узнают новости, беспомощно тыкая в экраны смартфонов. Новостей для тихого городка грядет очень много: прямо во время свадьбы хлынет дождь, и кто-то похитит дочь Лауры, а Пако рискнет всем, чтобы ее спасти.
Фильмам открытия Каннкого кинофестиваля не стоит придавать большого значения. Год назад он начался с вялой драмы «Призраки Исмаэля», которая так и осталась призраком: говорят, на нее не особо рвались и зрители случившегося месяцем позже ММКФ.
Гораздо больше шума тогда произвел фильм №2 — открывшая основной конкурс «Нелюбовь» Андрея Звягинцева, задавшая тон всему фестивалю-2017.
Спустя десять дней стало ясно, что это был фильм-предсказание, а отборщики и жюри посвятили себя решению сложнейшей задачи: поиску компромисса между актуальнейшими сюжетами и классическими формами; балансированию между кино, воплощающим материю любви, и кино, посвятившим себя исследованию черных дыр, где любви быть не может.
И вот наступает 2018 год (а в Каннах все говорят друг другу «С новым годом!»), Андрей Звягинцев восседает в большом жюри рядом с Кейт Бланшетт, Кристен Стюарт и Леей Сейду, а «Все знают» Асгара Фархади отчаянно напоминает о «Нелюбви». И сама фигура режиссера — двукратного оскарносца, когда-то сидевшего под домашним арестом в Иране, — требует относиться к выбору фильму открытия фестиваля предельно серьезно. Кажется, что мудрая драма и эффективный триллер «Все знают» хотят предупредить гостей и болельщиков Канн сразу о трех вещах.
Во-первых, фестиваль хочет поговорить о великой способности Старого Света поглощать и впитывать все, что происходит вокруг.
До этого Фархади снимал в Иране, и у него был свой почерк. «Коммивояжер» и «Развод Надера и Симин» — страшные фильмы о героях, обреченных на жизнь под домашним арестом; о коротком замыкании, которое происходит навечно; о мучительных поисках личной свободы в маленьких квартирах внутри большого тоталитарного государства.
Это фильмы, которые не стеснялись сильных сюжетных ходов (выкидыш в «Разводе Надера и Симин», подразумеваемое изнасилование в «Коммивояжере»), но подавали их с безукоризненным тактом: несмотря на все регалии, Фархади (в отличие от его цепких прокатчиков) было сложно заподозрить в желании понравиться европейским жюри или киноакадемии США.
Однако его испаноязычный дебют не похож на драмы иранских лет. Героям «Все знают» не знакома драма поиска духовной свободы в стране заколоченных окон. Извечная метафора Фархади — квартирный вопрос в тоталитарном государстве — на европейской почве начинает вести себя иначе: героев мучает не система, а постоянное совестливое участие всех вокруг. Тещ, свояков, кузенов, и церкви.
Траектория карьеры Асгара Фархади, прославившегося драмой про развод в Иране, занявшегося коммивояжерством и в итоге снявшего фильм о свадьбе в Испании, — показательный пример этого абсорбирующего свойства европейской культуры: похожую драму для нее мог бы снять и режиссер из России, и гость из Кореи.
Канны-2018 будто нарочно отрицают любые иерархии: в основном конкурсе рядом с вечным революционером Жан-Люком Годаром («Фотокнига»), Спайком Ли («Черный клановец»), Павлом Павликовским («Холодная война») и бывшим министром культуры Южной Кореи Ли Чхан Доном («Горение») стоят фильмы выскочек вроде Дэвида Роберта Митчелла. Его «Под Сильвер-Лейк» — эротический триллер о голой девушке у бассейна (Райли Кио), которая зачем-то гавкает, как собака.
На случай, если это не доказательство эклектичности и демократичности Канн, фестиваль уравнивает основной конкурс с прочими программами. Вне конкурса покажут и «Мэнди» (где Николас Кейдж спускается в ад с бензопилой, чтобы наказать несколько извращенцев), и «Дикую жизнь» (режиссерский дебют актера Пола Дано, оказавшегося американским мыслителем из той же породы, что и, например, Драйзер), и «Дом, который построил Джек» Ларса фон Триера, и новую экранизацию Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», и даже блокбастер «Хан Соло: Звездные войны. Истории».
Это — вторая особенность новых Канн: жанровое кино им дороже кино живописного. Понятно, что новую работу Годара опять сложно будет измерять метриками классического фестиваля — но зато Фархади показал образцовый семейный триллер, и кажется, что отборщики равнялись скорее на старательного иранца, чем на вечного французского революционера.
А третья из тайн фильма «Все знают», похоже, заключается в том, что празднуя объединяющую силу Европы, он все же заявляет курс фестиваля — разоблачать, разоблачать и разоблачать.
Сюжет, который начинается, как радостный праздник, уже через полчаса превращается в параноидальный триллер. Стоит случиться беде, и гнев европейских буржуа обрушивается на всех. Первые подозреваемые в похищении ребенка — арабские беженцы, возделывающие виноградники. Затем всплывают старые ссоры из-за земельных участков и денег, которых никогда не хватает на всех. А заканчивается все сценой на старой площади, где рабочие водометами смывают пыль с античных скульптур.
Если иранские фильмы Фархади исследовали классовые разногласия, то его европейский дебют опирается на физиологические рефлексы: герои просыпаются от всеобщего благостного сна только после того, как потеряют ребенка. Эта животная рана как будто отменяет все достижения цивилизации — и предлагает создавать новый мир с нуля.
В этом новом мире, судя по программе Канн, есть хорошие шансы и у России.
В основном конкурсе — «Лето» Серебренникова (в котором есть и эйфория сопротивления, и ода творчеству, и история любви) и «Айка» Сергея Дворцевого, в котором казахская девушка отчаянно пытается выкарабкаться из московского лабиринта. В параллельных программах — смелые короткометражки «Я нормальный» и «Календарь». В основном жюри — Андрей Звягинцев. В жюри «Особого взгляда» — Кантемир Балагов.
Когда в 1955 году в жюри оказался режиссер Сергей Юткевич, советские фильмы взяли сразу пять наград; хроникеры Канн также отмечают, что в том году делегация СССР завезла в город 120 килограмм черной икры. Кажется, в этом году нас ждут новые чудеса: русский след в Каннах ощутим, как никогда, а настрой фестиваля на новые открытия в рамках старых иерархий предельно серьезен.
Впереди — десять дней больших потрясений. Но ждать от них комплиментов не стоит: достаточно сказать, что 9 мая программа «Особого взгляда» откроется «Донбассом» Сергея Лозницы. Впрочем, Канны никогда и не обещали, что перемены — это приятно. Достаточно вспомнить отношения фестиваля с его нынешним хедлайнером Жан-Люком Годаром: тот ровно сорок лет назад вообще угрожал киносмотру революцией, диверсией и бойкотом. А теперь вот снова в строю. Значит, так же будет с любой культурой, принадлежащей к европейскому миру. Никто никого не бросит. Можно выдыхать.