Цивилизация
Знаменитые родители
Отец и мать Льва Гумилева в представлении не нуждаются — это Николай Гумилев и Анна Ахматова, выдающиеся поэты русского Серебряного века. Они были совсем молодыми, когда поженились в 1910-м, — Гумилеву было 24 года, Ахматовой — 21. Но их стихи уже высоко ценились коллегами по поэтическому ремеслу, год спустя они создадут «Цех поэтов» — амбициозное объединение с амбициозным названием, а еще через год Гумилев объявит о появлении акмеизма.
Как раз в 1912 году и родился сын Ахматовой и Гумилева — Лев Гумилев.
Он мог бы расти в созданной родителями поэтической среде: в «Цеху» участвовали Осип Мандельштам, переводчик Михаил Лозинский, Елизавета Кузьмина-Караваева — в общем, весь цвет русской поэзии своего времени. Но практически сразу юный Лев оказался на воспитании бабушки по отцу, первое время жил в Царском Селе. «Далёко в Царском воет Лёва», — написал Василий Гиппиус в первый год жизни сына великих поэтов. А потом переехал вместе с бабушкой в ее имение в Бежецком уезде.
С родителями Лев Гумилев фактически так и не жил.
В 1918-м, уже после двух революций и начала Гражданской войны, Анна Гумилева с внуком приехала к сыну в Петроград, но тот уже был в разводе с Ахматовой. Николай Гумилев водил сына к его матери, но вряд ли шестилетний мальчик воспринимал эти визиты как-то по-особенному. Ему и с отцом не удалось пожить долго — уже в 1919-м он возвращается в Бежецк вместе с бабушкой и второй супругой отца и остается там на долгие десять лет. А Николай Гумилев приезжает к сыну лишь изредка, буквально на несколько дней, и в 1921-м окончательно пропадает из его жизни — в августе его арестовали по подозрению в контрреволюционной деятельности и почти сразу же казнили.
Репрессии
Лев Гумилев так и вырос в Бежецке — там вместе с бабушкой, скрывавшей дворянское происхождение, он умудрялся жить на небольшие денежные переводы матери, учился в школе (и не в одной). И только в 17 лет приехал в Ленинград, к Ахматовой. Ненадолго — в 1930 году Лев уезжает в свою первую экспедицию, которых за четыре года будет множество: он побывает в Крыму, на Памире и в Саянских горах. Вернувшись из последней, в 1934 году поступает на исторический факультет в ЛГУ. Он проучится там всего год — после первого ареста его исключат и восстановят только через два года — в лютом 1937-м, а еще через год Льва арестуют еще раз — уже на пять лет.
Именно в этот момент Ахматова напишет строки — позже войдут в ее поэму «Реквием», — в которых она описывает свои попытки навестить сына в «Крестах»: «А если когда-нибудь в этой стране/ Воздвигнуть задумают памятник мне/ Согласье на это даю торжество, но только с условьем — не ставить его/ Ни около моря, где я родилась/ последняя с морем разорвана связь,/ ни в царском саду у заветного пня, Где тень безутешная ищет меня/
А здесь, где стояла я триста часов, и где для меня не открыли засов».
Он пробудет в неволе — а потом на поселении в Норильске без права выезда из города до 1944 года. За год до окончания войны Лев Гумилев уезжает добровольцем на фронт и воюет в зенитном полку, с которым дойдет до Берлина. Уже взрослым человеком, после демобилизации он восстанавливается на пятом курсе истфака ЛГУ и через год получает диплом, с которым поступает в аспирантуру Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР. Правда, оттуда его тоже исключили — с мотивировкой «в связи с несоответствием филологической подготовки избранной специальности».
Диссертацию Гумилев все же защитил — в Ленинградском госуниверситете по теме «Политическая история первого тюркского каганата».
Но в 1949-м он был арестован снова — почти сразу после возвращения с раскопок города Саркел. Позже он с горечью говорил, что до войны сидел за отца, а после — за мать: Ахматову с Михаилом Зощенко в 1946 году «раскритиковали» в Постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) (о журналах «Звезда» и «Ленинград»), а спустя три года арестовали ее бывшего мужа Николая Пунина. А потом — и сына.
Льва Гумилева выпустили только в 1956 году, после XX съезда. Тогда же его признали полностью невиновным по делу 1949 года; а вот по делу 1938 года он будет реабилитирован только в 1974-м.
Научная деятельность
Отношение государства к великому сыну великих родителей (14 лет лагерей и тюрем) не давало Льву Гумилеву заниматься своим образованием регулярно. Однако, видимо, стимулировало к самостоятельной научной работе, которой он был предан еще со школы. Работая на стыке философии, истории, этнологии, антропологии, социальной психологии, он разработал теорию этногенеза, которая до сих пор служит предметом обсуждения практически во всем мире. В противовес топорному «историческому материализму», согласно которому друг друга сменяли «общественные формации»,
он создал учение об этносе и человеке как о биосоциальном явлении, которое нужно описывать в единстве климатических, социальных, временных и биологических факторов.
Он изложил их в книге «Этногенез и биосфера Земли» — ее долго не публиковали, и он в свое время стал номером один в списке самого популярного научного самиздата. Согласно этногенезу,
одним из основных двигателей истории является «пассионарность» — способность отдельных народов к «сверхусилию», брать на себя инициативу.
Роль непосредственных «двигателей» Гумилев отводит «пассионариям» — то есть отдельным индивидам, способным к «сверхусилиям» и обладающим достаточной харизмой для совершения поступков, меняющих ход истории, деятельность которых невозможно объяснить корыстными мотивами. Вспышки «пассионарности» Гумилев зачастую объяснял биосоциальными фактами — например, тектонической активностью Земли или энергетической — Солнца. Правильность своей теории он подтверждал примерами из истории — биографиями, например, Наполеона, Жанны д'Арк или Сталина. Гумилев также разместил на карте Евразии и Северной Африки девять осей «пассионарных толчков».
«Один и тот же толчок может создать несколько очагов повышенной пассионарности (и как следствие — несколько суперэтносов).
Так, толчок VI задел Аравию, долину Инда, Южный Тибет, Северный Китай и Среднюю Японию. И во всех этих странах возникли этносы-ровесники, причем каждый из них имел оригинальные стереотипы и культуры», — писал Гумилев.
Сам Гумилев указывал на Владимира Вернадского как на своего учителя, открывшего, по словам ученого, «биохимическую энергию живого вещества биосферы». При этом у Льва Николаевича как у ученого было множество оригинальных идей — он считал, к примеру, устоявшиеся представления о татаро-монгольском иге преувеличенными, Китай и Европу называл хищными агрессорами,
современных европейцев и людей, живших до XIV века, считал разными этносами.
Конечно, теория этногенеза и сейчас не принята исторической наукой — ее критикуют и сторонники официальной историографии, и последователи так называемой «Новой хронологии», учения, разработанного математиком Анатолием Фоменко. Самого Гумилева обвиняли и в вольном обращении с фактами (несмотря на две защищенные докторские диссертации по истории), и в лженаучности. Но сторонники его идей все равно есть — идея пассионарности как объяснения различных исторических событий представляется весьма любопытной — хотя предсказать появление очередного пассионария, наверное, все же невозможно. Несмотря на все усилия Льва Гумилева.
