Цивилизация
На десяти мониторах китайцы — старики, дети с зубами, прореженными через один, офисные клерки — напевают, как мантру, «Хэппи бёздей» на мандаринском наречии. Поют вяло, кто-то откровенно зевает, некоторые запинаются, неловко прожевывают слова. В какой-то момент безэмоциональное бормотание сливается в истязающую слух какофонию, от которой не скрыться, не абстрагироваться. Эту работу Чжан Пэйли делал для 48-й Венецианской биеннале —
она стала иллюстрацией неуместного пожирания Китаем западной культуры, которая со всей очевидностью им не усваивается.
На выставке «Отчужденный рай» в Еврейском музее показывают частную коллекцию DSL, заглавием которой стали инициалы ее основателей. Пока она довольно молода и неустойчива. Французы Доминик и Сильвиан Леви начали собирать современное китайское искусство в 2005 году, бросаясь преимущественно на авторов, которые уже отметились на европейских фестивалях. Сейчас она соединяет в себе больше сотни китайских художников: от Ай Вэйвэя, который вечно ссорится с властью и потому перманентно находится в опале, до уже упомянутого видеоартиста Чжана Пэйли.
Собрание семейства Леви существует в формате виртуальной галереи и частями разъезжает по миру.
Спрос на современное китайское искусство, возникшее в условиях рыночного угара лет двадцать назад, не утихает уже который год, но привозят его в Москву нечасто. Такая выставка функционирует, как случайно долетевшая из экзотичных стран посылка.
От нее ждешь разом всех курьезов: и агрессивного, но подконтрольного капитализма, и древних традиций, и — желательно — пестрой обертки.
Собранные в Еврейском музее авторы вполне отвечают этому требованию и демонстрируют страсть к гиперреализму, гигантоманию, а также работу по выстраиванию новой культурной утопии — только ненастоящей, мультяшной, словно несоразмерно огромные глаза у героинь аниме.
Пэн Хунчжи, например, создал в музее приют для выброшенных божков. Он расставил на полу тысячу статуэток-талисманов, которые в 1980-е годы в Тайване скупали любители азартных игр — на удачу. Тех божков, которые подвели хозяев, безжалостно выкидывали. Теперь их приютил музей.
История превращения идолов в хлам, а хлама в экспонат — собирательный образ того китайского искусства, которое возникло в результате трения светлого коммунистического будущего КНР о традиции прошлого.
Художник здесь играет роль не столько индикатора изменений, сколько подушки безопасности, которая вынуждена смягчать идеологические удары.
Рупором этого игрушечного мифа зачастую выступает коллективный автор, как в случае с работой Чэнь Шаосюна — растянутой до пиксельной схемы фотографией набережной в Шанхае, которая была перенесена на рисовую бумагу.
Каждый пиксель — отпечаток пальца анонима, выстраивающего, таким образом, отношения с городом.
Нечто подобное не раз делал знаменитый Ай Вэйвэй, когда выставлял в лондонской галерее «Тейт Модерн» 100 кг фарфоровых семечек, которые вручную расписали китайские ремесленники.
Сам он представлен на выставке инсталляцией из десяти сросшихся табуреток династии Цин — она выглядит то ли мутантом из кунтскамеры, то ли атрибутом фэнтези-фильма о летающих машинах и инновационной мебели будущего.
Кстати, раньше он уже бил урны эпохи Хань, топча образы отжившей традиционной культуры.
С ужасами системы КНР художники, показанные на выставке, правда, работают неявно. Их волнует эмиграция (Шень Юань и игрушки в традиционных китайских костюмах, удирающие от тающего киндер-сюрприза), ставшая декоративной религия (Чзан Хуань и рельефное полотно из пепла благовоний и подношений), неуемное потребление искусства (Янь Лэй и картина, на которой офисные клерки с собачьми мордами ползут на четвереньках в здание аукционного дома Sotheby's).
О политике же на выставке говорят языком сниженным, переходящим в детский лепет.
Точно так же у нас на злободневные темы высказывается Павел Пепперштейн — с помощью примитивно-кислотных мифов из серии «Святая политика», с которой он номинирован на премию Кандинского. Арт-группа MadeIn Company, например, делает гигантские коллажи-комментарии к действительности из собранных со всего света мультяшек:
Супермен у них застревает между грузовиком с надписью «Экономика США» и похоронным венком с ленточкой «Нефть».
Несерьезные образы работают на снижение градуса социального напряжения.
Большую часть авторов скорее интересует китайский капиталистический психоз, перепроизводство годных для рынка предметов искусства. Лю Чуан, например, работает над портретом потребителя с зияющей дырой вместо лица — он подходит к случайным людям на улице и предлагал купить все, что на них надето.
То, чем удалось поживиться, образует собирательный рисунок-конструктор, в котором встречаются чьи-то джинсы со стразами, спортивные перчатки и весьма потрепанный паспорт РФ.
Давая панораму китайского искусства, «Отчужденный рай» при этом не структурирует неясное культурное пространство этой страны, в котором уживаются танцующий gangnam style Ай Вэйвэй и исчезающий в пенопласте Парфенон, сделанный Гао Вэйганом, — похоронка европейской культуре от нового мирового лидера. Экспозиция в результате выглядит как нарядный каталог какого-нибудь аукционного дома. Выставочному отделу Еврейского музея, который недавно избавился от куратора Александры Селивановой и возглавляемого ей Центра авангарда, не впервой делать такие мертвенно-безупречные привозные проекты. К ним не подкопаешься — хорошие художники, хорошие работы, годная площадка. Год назад здесь показывали коллекцию Эдуарда и Яны Померанц — произведения Брюса Наумана, Марины Абрамович и Джозефа Кошута. Чуть позже прошли выставки поп-арт-портретов знаменитых евреев Энди Уорхола и снимков Моисея Наппельбаума. Теперь показывают современных китайцев.
