Олег Целков – один из классиков советского неофициального искусства. В СССР его выставки опечатывали в день открытия, находя в них критику времен и нравов. Однако бунтарский дух его произведений, грамотно перемешанный с сатирой и метафизикой, сразу стал ходовым товаром. Прежде чем Целков в 1977 году по предложению советских властей перебрался в Париж, он продавал свои картины по рублю за квадратный сантиметр.
Сегодня цену его работам назначают крупнейшие аукционные дома: возникший как альтернатива насквозь коммерческому поп-арту бренд под названием «Олег Целков» продается не хуже штампованных портретов Энди Уорхола.
С каждого из сорока пяти выставленных в фонде «Екатерина» холстов Целкова смотрят примитивистские уродцы со свинячьими щелками глаз. Туповатое и озлобленное лицо-маска — или «рожа», как ее называет художник, иногда посаженная на припухлое, деформированное туловище, родилась в 1960 году и мгновенно стала единственным сюжетом, который Целков вновь и вновь воспроизводит вот уже пятьдесят лет.
«Тайная вечеря», 1970 год
Людская каша гранатового цвета, изображенная на картине «Тайная вечеря», едва ли служит вариацией фрески Леонардо да Винчи. Однажды ее сравнили с «Герникой» Пикассо, заметив, что бьющиеся в экстазе одутловатые существа вот-вот расправятся с воздевающим к небу гигантские лапы пророком. Таким образом, она стала приговором человечеству, заплутавшему среди собственных фобий и маний. Если это и религиозный сюжет, то действие его происходит в щедринском городе Глупове, в «кромешном» мире.
«Портрет Юрия Коренца», 1972
Человечество, по Целкову, – это возведенная в систему тавтология. Поэтому все его портреты (будь то «Портрет Юрия Коренца» или «Автопортрет с Рембрандтом в наш день рождения») – это одно и то же прорвавшееся наружу малоприятное естество. Однако даже этот мрачный лик, похожий на логотип телекомпании «ВИD», не выглядит злой сатирой. Скорее – выросшей из осознания собственной беспомощности и несовершенства иронией по отношению к себе, к Рембрандту, к человеку в целом.
«Маска и стрекоза», 1976
Изображенная в едких рыже-салатовых цветах «Маска и стрекоза» до крайности заурядна – в ней нет ни мистики, ни мысли, ни эмоций и даже нескольких зубов недостает. Кто-то узнает в «рожах» Целкова обобщенный лик советского обывателя, кто-то – автопортрет художника, выродившихся «Ударников» Павла Филонова, гомункулов или мутантов. Целков видит в них правду о человеке, его шаблон, выхваченную из времени мимику эпохи, подобие, лишенное образа.
«Всадник», 1998
Восседающий на монструозном коте и размахивающий ножом всадник, кажется, сбежал с одной из картин Босха. Однако воплощенное в нем зло с немигающим взглядом пресытившегося бегемота лишено экспрессии. Оно застыло во времени, как памятник, растворилось в розово-оранжевой дымке. «Всадник» становится уже не обобщенным портретом вселенской души, а прорисованной жизнью с идиотом, обнаруженным в самом себе.
«Театр», 2008
К 2008 году целковские рожи еще пуще скорчились, обрели бесформенные грузные тела, написанные в инфернальных фиолетово-изумрудных тонах, стали монументами. Для «художника — технолога сцены» Целкова, окончившего Ленинградский театральный институт, они – и «пузыри Земли» из шекспировского «Макбета», и сросшиеся в единое безобразное существо комики и трагики. Из всех классических масок в театре осталась одна и та же спесивая, одноглазая, бесконечное количество раз воспроизведенная, как в зазеркалье, рожа.