Этой версии, сделанной для американской труппы, почти сорок лет. Оригинал намного старше: маг и кудесник императорской балетной сцены Мариус Петипа поставил свой индийский (сторонники реализма называют его псевдоиндийским) балет в 1877 году. Пышность дворов и храмов в джунглях послужила рамкой для мелодраматической истории. Храмовая баядерка Никия становится жертвой двойного предательства: первым делом ее обманывает жених Солор, воин, поклявшийся в верности перед священным огнем, но взявший в жены Гамзатти, дочь всесильного раджи. Потом раджа с дочерью травят героиню змеей, спрятав ее в цветочной корзине. Покойная Никия в виде тени спускается с вершин Гималаев, уводя смятенного героя за собой, в царство мертвых. «Тени», развернутая во времени и пространстве хореографическая картина, давно признана шедевром. И как не признать, если уже начало потрясает: тридцать две балерины в белом последовательно, по одной, медленно и суггестивно появляются на сцене, спускаясь по извилистому пандусу в наклонных арабесках и тут же отклоняя корпус назад — словно плещется дымка в ночном горном воздухе.
Перед постановкой Макарова порылась в архивах, выискивая информацию об оригинале, но воспользоваться записями текста «Баядерки», хранящимися в Гарварде, как это сделал (гораздо позже) постановщик-«аутентист» Сергей Вихарев в Мариинском театре, она не захотела.
Макарова обратилась к привычному ей ленинградскому спектаклю, сильно урезав его с одного бока и изрядно увеличив — с другого.
Суть в том, что и сегодняшний ленинградский спектакль далек от оригинала. «Баядерка» там идет в советской версии сороковых годов, с перестановками музыки Минкуса, добавленными дуэтами и соло, а главное — без отсеченного трагического финала. Редактор вернула финал на место (точнее, сделала собственный дайджест по мотивам): на свадьбе Солора и Гамзатти жениху видится тень Никии, а разгневанные клятвопреступлением и убийством боги обрушивают храм на головы присутствующим. Если опустить многочисленные подробности, то спектакль Макаровой — смесь ее личной (не особо удачной, без соблюдения стиля) хореографии с хореографией Петипа и советских балетных авторов. Причем последние вообще не упомянуты в программке, что как минимум невежливо.
Макарова, по ее словам, решила побороться против балетного дивертисмента и за логику действия.
Для этого она выбросила много танцев из первой и третьей картин, в том числе сочинения самого Петипа, которому все питомцы русской балетной школы клянутся в верности, но обращаются при этом с мэтром как хотят. В частности, исчез характерный Индусский танец: это понятно, на Западе таким пляскам не учат и там исполнить было бы затруднительно. Но у нас-то почему нельзя восстановить? Что совсем странно, Макарова убрала не только длинноты, но и жизненно важные для балета моменты. Под нож попала в том числе вторая, быстрая часть знаменитого монолога Никии с корзиной — та самая, где крайнее отчаяние героини выражено в лихорадочном «веселом» возбуждении. Этот танец, отнюдь не дивертисментный, необходим для балетной драматургии «Баядерки», о которой в теории так печется постановщик.
Это смелый, чтобы не сказать больше, шаг со стороны Музыкального театра — в России, на родине «Баядерки», взять в афишу облегченную редакцию, сделанную для иностранной труппы и публики, мало знакомых с этим балетом.
Безусловно, внятность происходящего у Макаровой усилилась — согласно современным меркам. Но в старых балетах созерцание важнее действия, а дивертисмент — важнейшая смыслообразующая компонента. В этой редакции утрачены как программные танцевальные длинноты, так и пантомимная обстоятельность старинных балетов. Из спектакля-скороговорки ушло старомодное очарование, испарилось дыхание подлинника. Хорошо хоть, «Тени» почти не тронули. Хотя и тут возникла нелепость: сценограф Пьер-Луиджи Самаритани вместо туманных Гималайских вершин и длинного схода соорудил на сцене конкретный развесистый куст, из которого, теснясь на коротеньком пандусе в один пролет, одна за другой и как-то без поэзии выныривают кордебалетные девочки.
И кстати, о кордебалете — на премьере он был на удивление слаженным: спасибо репетиторам, вымуштровавшим подопечных.
Гамзатти (Эрика Микиртичева) продемонстрировала двойное фуэте и сверкающий золотом костюм, но как-то обошлась без манер аристократки. Сергей Полунин (Солор), блистательный в принципе танцовщик, выглядел слегка усталым и даже грешил неточностями в технике. И все равно контраст между ним и Никией (Наталья Сомова) был столь очевиден, что нарушал фабулу. Не мог этот утонченный сумрачный эстет с роскошным зависающим прыжком и выразительными «поющими» руками полюбить простоватую девицу, не фиксирующую четкость поз и не «допевающую» до нужной кондиции пассажи рук.
Финал, изобилующий видеокамнепадом и сценическим дымом, унес героев, как и положено, в эмпиреи.
Но это не смягчило проблем макаровской редакции, в которой рассказ истории стал важнее танца.
На самом деле к либретто спектакля, как почти всегда в старых балетах, всерьез относиться не стоит: не зря рецензент британской газеты Telegraph сформулировал впечатление от «Баядерки» как «чудо из дешевки», понимая под чудом хореографию, а под дешевкой — обстоятельства действия. В версии Макаровой первого стало меньше, а второго — больше. И это главная претензия, которую можно предъявить спектаклю.