Цивилизация
Формат большого художественного смотра в едином пространстве, эдакого международного парад-алле, сложился на Венецианской биеннале не так уж и давно, но был позаимствован сразу всеми на свете и прочно укоренился в современном сознании. Вряд ли нужно удивляться, что, начиная со своего дебюта в 2005 году, Московская биеннале использует именно эту форму собственной презентации в качестве главной. Так принято во всем мире, почему у нас должно быть иначе? Хотя у грандиозных сборных выставок имеются и очевидные минусы: обилие разнородных экспонатов, порой требующих для изучения существенных затрат времени, как в случае с видеоартом, приводит к неминуемой потере зрительской концентрации. Обязательно что-то останется недосмотренным, недопонятым, недопрочувствованным. На той же Венецианской биеннале вдумчивая часть аудитории обычно приходит на основной проект по несколько раз, чтобы ничего не упустить из виду.
Статус биеннале в Москве подобной скрупулезности вроде бы не предполагает. Энтузиасты непременно находятся, но все же для большинства публики этот сюжет ограничивается одним-единственным ознакомительным визитом.
При таком раскладе особое значение приобретают акценты. Что всего ярче, крупнее, необычнее, то, скорее всего, и запомнится. Интересы шоу нередко вступают в потаенный конфликт со смысловым содержанием проекта, но такова уж специфика этого зрелища. И никакая риторика не придаст выставке тех значений и качеств, которые в ней почему-либо отсутствуют или которым не уделено должного хозяйского внимания. Поэтому следует с осторожностью, а то и снисходительностью относиться к установочным кураторским тезисам. Естественно, автору проекта хотелось бы уместить в залах как можно больше оттенков и коннотаций, но у реальности свои законы.
Бельгийка Катрин де Зегер, приглашенная делать нынешний основной проект, в качестве заглавия выбрала фразу «Больше света» и дальнейшие комментарии строила исходя из максимума позиций, которые можно выжать из этого слогана. Хотя заранее было понятно, что многие произведения выпадут из вербальной конструкции, что им придется давать объяснения с другого бока, что сюжетная линия неминуемо выйдет пунктирной... Да и глупо предъявлять схоластические придирки там, где схоластика особой роли играть и не должна.
От подобных выставок ждут сильных работ, толкового экспозиционного дизайна, ну и признаков шоу, конечно. Остальное второстепенно.
Если же куратор вдруг сумеет выйти на мощные идейные обобщения, предъявит оригинальное восприятие современного искусства в целом, то такую ситуацию следует счесть невероятным сюрпризом.
В «Манеже» сюрприза не случилось: выставка скроена по довольно предсказуемым и проверенным лекалам. Впрочем, это же обстоятельство уберегает ее и от провала.
Катрин де Зегер честно создала экспозицию среднего интернационального уровня, которую нельзя уличить в существенных отклонениях от принятых нормативов. Ругать ее, по сути, не за что, но вот за что похвалить, тоже не сразу сообразишь. В первую очередь, наверное, за то, что в главный выставочный зал Москвы на месяц привнесена типично европейская атмосфера художественной респектабельности. Надо признать, что наши кураторы такого рода мастерством пока не овладели. Но тут имеется определенный парадокс: всевозможные биеннальские проекты вечно претендуют на переосмысление окружающей действительности и сами же вечно оказываются заложниками собственных шаблонов. Преодолевать их, судя по всему, не собиралась и Катрин де Зегер.
В «Манеже» собраны произведения, рамок жанра нисколько не нарушающие.
Ощутимый перекос в сторону «кройки и шитья» (куратор явно неравнодушна к дамским рефлексиям насчет прорастания большого искусства из будуарных корней) все же не ведет к революционным сдвигам: рукоделие на гендерной почве – вполне привычный, узнаваемый тренд. Антитезой ему можно посчитать эпический аэростат из полиэфирной пленки с гондолой из плетеного ротанга. Это отзвук из конца 1960-х – произведение «Авиамоделист» художника Панамаренко (псевдоним бельгийца Хенри ван Хервегена, много лет воплощающего свои художественные фантазии на тему воздухоплавания). Опус дает эффект с различных точек зрения: и как привет из модернистской эпохи, и как важный фрагмент шоу, и как фаллический символ, в конце концов. Три эти характеристики применимы и к инсталляции знаменитого венгеро-французского архитектора Йоны Фридмана «Мёбиусовские структуры» (правда, вещь недавнего производства, но отражает художественно-пространственные устремления времен де Голля). По обыкновению прост и выразителен проект Александра Бродского «Без названия», представляющий собой натуральный фасад деревенского погреба, увенчанный неоновой буквой «М». Вокруг пустыня из тысяч комочков фольги…
Все-таки Бродский как мало кто из наших соотечественников умеет найти емкие эквиваленты российским реалиям.
Кстати, о соотечественниках: они на выставке представлены 13 работами, что выглядит своего рода данью местному контексту. Впрочем, дань эта традиционна для московской биеннале. Валерий Кошляков спроектировал для выставки картонную инсталляцию «Божественный шаритон», намекающую на бутафорскую сущность героических мифов, Александр Сигутин намекнул на связь между православием и авангардом (живописный цикл «Византийский супрематизм»), Ирина Затуловская продемонстрировала образчики свойственной ей «бытовой психоделики», а чеченский художник Аслан Гайсумов предложил ряд жестких аллегорий недавней войны на Кавказе.
Впрочем, формат международного мегапроекта подразумевает периодическое переключение регистров, так что любые национальные тонкости неизбежно будут перетекать в глобальную проблематику. Характерный тому пример – протяженная инсталляция Альфредо и Исабель Акилисан, филиппинцев, живущих в Австралии, под названием «Прохождение: проект другой страны»: здесь валенки и лыжи начинают ряд из санок и саней, груженных домашним скарбом.
Сугубо российские атрибуты символизируют нынешнюю «эпоху великого переселения» со всеми ее противоречиями.
И опять же: великолепный аттракцион, легко ложащийся на сетчатку глаза. Об этой стороне дела куратор помнит постоянно.
Как зрелище выставка неплохо сбалансирована, ингредиенты не вызывают взаимного отторжения, серьезность сочетается с развлекательностью. Что же касается лозунга «Больше света», то имеется ряд работ, которые его впрямую иллюстрируют, а поисками усложненных метафорических связей советуем не заморачиваться. Существенной пользы для зрителя это занятие не принесет. Лучше уделить внимание поиску произведений, которые тронут и зацепят вас лично, вне зависимости от концепции биеннале. Таковые наверняка обнаружатся. А переиначивать традиционный жанр мегапроекта будем в другой раз, если вообще когда-нибудь будем. И так же нормально получается, почти как надо.
