Цивилизация
Художественным руководителем Драматического театра им. Станиславского назначен Борис Юхананов — эта новость стала одной из самых резонансных за последний год. Во главе театра, который последние несколько лет сотрясали скандалы, встал один из самых необычных российских театральных режиссеров — ученик легендарного Анатолия Васильева, участник движения «параллельного кино», основатель «Мастерской индивидуальной режиссуры»; человек, которого еще недавно сложно было представить на этой достаточно академичной площадке. Его концепция, написанная в соавторстве с директором Мариной Андрейкиной, победила в анонимном конкурсе, объявленном департаментом культуры Москвы. Юхананов рассказал «Газете.Ru» о ее сути, о том, в каком состоянии он принимает театр, и о планах на сезон.
— Зачем вам театр Станиславского?
— Вы знаете, какая драгоценность скрывается в этом театре? Кристалл, сквозь который можно видеть время!
— Очень интересно, расскажите про этот кристалл.
— Я сразу сказал, что никаких общих собраний в театре проводить не буду. Спокойный разговор отдельно с каждым актером — это была особого рода внутренняя акция. В результате этого общения произошло около 80 встреч.
— Это требует сил.
— Это прекрасные люди, невероятные индивидуальности, рассказы, судьбы, истории. И через них передо мной, в моей душе, вырастает многогранный кристалл, сквозь который я начинаю различать историю этого театра. Каждая встреча открывает новую грань. Поразительная труппа.
— Как она устроена?
— Вот смотрите, традиционный ансамбль — это результат работы чьей-то одной художественной воли и стиля. Община — результат единства веры, творческая группа – единства идеи. А здесь мы имеем дело с чем-то совсем иным. Коллекция индивидуальностей, которую я здесь встретил, собрана с помощью совершенно других сил. Как это случается с ландшафтом. Ландшафтный принцип формирования труппы – уникальная вещь. Никто не может подписаться под этим прекрасным составом людей, кроме самого времени, самого провидения. Они собраны как бы слоями, как гора. Есть слой 50–60-х годов, связанный с Яншиным. Это мхатовская среда, отбор, воля, оптика. Дальше слой, который собирался в 60–70-е: Львов-Анохин — совсем уже другой состав художественного бытия Москвы, другое время. И, соответственно, другие люди. 80-е — период младшего Товстоногова. А потом вдруг провидение начало стучать на барабане, и пошла дробь, канкан художественных руководителей. Я уж не знаю, сколько их было. Но теперь ясно одно — что-то закончилось. Послойное накопление волшебной горы в труппу завершилось.
— И что это вам дает?
— Я вижу финал этого становления, я вижу перед собой труппу, способную на самые невероятные художественные приключения. Потому что каждый из ее участников пережил встречу с множеством противоположных поэтик. Так ландшафт отдувают ветра.
— Собираетесь ли вы с ними работать в музейном ключе, обнажая время, которому они принадлежат?
— Людей нельзя путать с концептами. Но у меня есть проект, который работает со временем. Я бы это назвал темпоральной актуализацией потенциала труппы, если бы я хотел сказать так, чтобы никто ничего не понял. Могу сказать два слова, только очень осторожно. Называется он «Синяя птица». Это Метерлинк, игра с реконструкцией определенных мотивов той самой первой постановки Художественного театра. Но главное – и это тоже надо как-то правильно сказать – что «старики» будут играть детей. Тильтиля будет играть Владимир Борисович Коренев. Митиль – я сейчас размышляю об этом. Возможно, Алла Константивна Константинова.
— Она же, кажется, его супруга?
— Свойства ее памяти меня поражают. Она ведет эпический рассказ очень густой и интенсивный, а при этом возникает драматическое расширение и переживание. Мы как бы оказываемся в трехмерном режиме работы памяти. Единство эпического и драматического режима в рассказе – это то, что необходимо для осуществления моего замысла, и кажется очень актуальным сегодня в театральной поэтике.
— Не будет ли это похоже на постановку во МХАТе имени Горького?
— Ну что вы. Мы создадим своеобразную документальную пьесу, сделанную по определенным правилам, которая войдет в плоть метерлинковской сказки. Артисты как бы двинутся вдоль разворачивающейся тайны памяти и своей судьбы. Возникнут их реальные воспоминания, сны, фантазмы. 80-е, 70-е, 60-е, 50-е, 40-е — туда, в детство, где в страхах и тайнах детских переживаний скрывается синяя птица. И вместе с этим будет открываться Москва с ее песнями, миражами, потерянной и потом вновь обретенной империей. С человеком-амфибией как высшей точкой звездной киносудьбы. Пусть миражи и галлюцинации памяти вновь восстановят ее перед нами.
— А как вы будете строить отношения со зрителем, во многом бульварным, привыкшим к этому месту?
— У нас будет пауза. Семь месяцев, когда мы будем только репетировать, создавая новый образ театра. Откроемся мы только в апреле или мае следующего года, и это будет новый зритель, не случайный. Еще Гете заметил устами директора в «Фаусте»: «Кому еще расти, тот все поймет».
— А вы сами себя ощущаете частью какого-то поколения?
— Нет, я не принадлежу уже ни к какому поколению.
— Как вы вообще оцениваете феномен ученичества и его влияние на русский театр?
— Я думаю, что ученичество — это иное имя традиции. Вне традиции театр существовать не может. Он возникает или как источник, или как последствие. Он или расхлебывает результаты, или живет за их счет. Это всегда тяжкое или счастливое наследие. Это всегда драма, а иногда и трагедия. Это надо понимать. Иначе можно оказаться в ловушке искажений. Традиция — опасная территория. Та единственная дорога, подчас продуваемая ядовитыми ветрами, по которой можно прийти к новому театру. Стоит сойти с этой дороги, можно оказаться в страшном месте и вместо нового театра сеять смерть.
— Планируете ли вы приглашать своих учеников?
— Да, это будет специальный проект «Золотой осел». Текст Апулея являет собой некий образ становления, мистерии и инициации, который переживает молодое сознание на путях к жречеству. То есть становление режиссера.
— Актеры согласятся с ними работать?
— Не было ни одного человека, который сказал бы, что ему это не интересно. Мы посадим такие вот саженцы, и, возможно, на них взойдет существенная часть будущего репертуара. Это вообще-то связано с методом Анатолия Васильева — пестование спектакля, который сначала проходит лабораторную стадию.
— Что будет с текущим репертуаром?
— Сейчас мы закрываем весь репертуар. Ни одного спектакля, который шел в этом театре, больше не будет. И я это сказал каждому своему собеседнику. Я понимаю, что это стресс, потому что роль, чем бы она ни казалась зрителю и критике, для носителя роли — как дитя. И в то же время таковы обстоятельства, требующие рождения новой художественной территории и продолжения лучшего, что здесь есть.
— Будет ремонт?
— Он уже начинается. В перспективе здесь будет целый комплекс с двумя малыми залами. Основную сцену мы превратим в цивилизованную европейскую площадку с залом-трансформером. С необходимым количеством светового и звукового оборудования и с квалифицированными людьми, способными всем этим управлять. Это театр, где в центре внимания будет режиссерское искусство, и пространство должно этому соответствовать.
— Это дорогостоящий проект?
— Будет создан попечительский совет, фонд, как это происходит в других театрах. Туда войдут просвещенные меценаты, то есть люди, которые заходят поддержать такого рода начинание, как режиссерский центр.
— Вы в центр своей стратегии ставите режиссуру?
— Конечно, это должен быть театр, в котором культивируется режиссерское искусство. И если это будет правильно сделано, тогда остальные составляющие театра подтянутся вслед за этим – и драматург, и продюсер обретут свое верное место рядом с режиссером. И тогда в центре окажется актер. А при этом он не будет конфликтовать с современными формами, с теми напряжениями художественными, которые переживает рождающийся новый образ театра.
— Вы дружите с современными композиторами. Собираетесь ли вы как-то развивать оперные традиции, присущие этому месту?
— Сюда придут современные композиторы, которых я чту. Музыкальным куратором станет Дмитрий Курляндский. Мы с ним очень тесно взаимодействуем на двух спектаклях – это опера «Сверлийцы» и «Стойкий принцип».
