Цивилизация
В «Золотой маске» питерский ТЮЗ участвует впервые за последние 10 лет, зато сразу с двумя спектаклями (завтра пройдут показы «Злой девушки» Дмитрия Волкострелова). И это совсем не случайность. Театр, всегда бывший немного в тени других петербургских трупп и лишь изредка рождавший значимые события, взял совершенно другой темп, когда в 2007 году худруком его проектов стал режиссёр Адольф Шапиро. Сам он здесь почти не ставит (выпустил здесь только «Короля Лира»), но отвечает за репертуарную политику театра, и если поначалу серьёзных результатов видно не было, то теперь его руководство постепенно приносит плоды. Принадлежа к классической театральной системе, Шапиро всё чаще зовёт на постановки тех режиссёров, которые работают в эстетике, совсем непривычной для русского театра.
«Лёньку Пантелеева» поставили вместе актёр Максим Диденко, выходец из театра Антона Адасинского Derevo, в последнее время много работающий в питерском AXE. Его партнером стал кинорежиссёр Николай Дрейден, для которого это второй театральный опыт. Оформил спектакль Павел Семченко, один из создателей того же AXE. Вместе они сделали спектакль, вроде бы ни на что претендующий, намеренно китчевый, чуть аляповатый и алогичный, но скреплённый сумасшедшей энергией.
Создатели спектакля при участии драматурга Константина Фёдорова и композитора Ивана Кушнира проделали с брехтовским сюжетом непростую операцию. Речь не о буквальном переносе его в другую эпоху и даже не об адаптации текста. Пьесу они не переписали, а скорее создали заново: от неё здесь только основные перипетии, герои и отдельные узнаваемые эпизоды, рассказанные своими словами.
Вместо брехтовских зонгов как специально написанные мелодии, так и множество советских песен вроде «Крутится, вертится шар голубой».
Удивительным образом всем знакомые хиты вписываются в действие спектакля, делаясь частью его повествования, включаясь в него в тот или иной момент и каждый раз получая тот смысл, который нужен в этот момент режиссёру.
На первый взгляд сама идея срифмовать историю брехтовского Мэкки-Ножа с судьбой реального человека, Леонида Пантелеева (Пантёлкина), бесчинства которого полгода держали в страхе весь Петроград, может показаться странной и притянутой за уши.
Но если изучить его биографию, то вдруг выясниться, что у него с Мэкки много общего. Тот когда-то воевал «на славу Англии» — Пантелеев прошёл через гражданскую войну, а затем служил в ВЧК. Как и Мэкки, Пантелеев был вором экстравагантным, превращавшим свои налёты в целые спектакли. Как и Мэкки, он был арестован, но сумел бежать. И — совсем уж невероятное совпадение — он тоже был в конце концов пойман у проститутки.
Впрочем, помимо Пантелеева на сцене появляются лишь два реальных исторических лица — его наперсник Митя Гавриков и ещё один персонаж, выходящий в финале. Все остальные герои взяты у Брехта, но их имена русифицированы: покровитель попрошаек
Пичем превратился в Пичугина, его дочь Полли в Полину, шеф лондонской полиции Браун — в главу питерского угрозыска Виктора Смирнова.
Такие же превращения случились и со многими деталями сюжета: например, вместо коронации в городе празднуют пятилетие революции, а бордель, куда так стремится герой, находится на злачной улице Гороховой.
Удивительно, как в этих обстоятельствах переворачивается главный брехтовский конфликт — борьба бедных за кусок хлеба и социальную справедливость.
Де-факто действие происходит не в конкретных 20-х годах, а в условной советской утопии.
Здесь всюду ходят девушки в белой прозодежде с серебристыми звёздами на груди и размахивают флагами, здесь носят в процессиях карикатурные фигуры попов и дельцов, всё веселится, искрится, танцует, поёт. По идее, советская власть — образец именно того общества, к которому стремились герои Брехта. Но вдруг выясняется, что после революции всё осталось по-прежнему, только на смену буржуям пришли нэпманы.
Получается, что, победив в своей борьбе, брехтовские обездоленные получили на выходе то самое мироустройство, которое так стремились уничтожить.
Лёнька Пантелеев в спектакле бунтует именно против этой ситуации. Если Мэкки-Нож просто грабит и грабит кого ни попадя, то Пантелеев обирает богачей ради бедных (его прототип действительно ненавидел нэпманов и нападал главным образом на них, что создало вокруг него романтический ореол). Мэкки не знал никаких принципов, а он придерживается одного правила — не убивать — и терпит поражение, как только его нарушает (так было и с настоящим Пантелеевым, после побега начавшим совершать налёты с «мокрым» исходом). Это вор, искренне мечтающий о справедливости, свободе, равенстве и любви. Он без конца рассказывает о белом пароходе, на котором хочет пуститься в вечное плавание без границ и остановок, без денежных отношений и социальных слоёв.
Попав в утопию, которая обернулась мифом, он стремится создать свою собственную.
Лёньку Пантелеева играет актёр Илья Дель, и, кажется, без него этого спектакля просто бы не было. Со светлым и нежным лицом, радостно лучистым взглядом он сообщает своему герою обаяние, силе которого бессмысленно сопротивляться. Глядя на него, уже не можешь задаваться вопросом, как доброе сердце и чистота помыслов совместимы с убийствами и разбоем. В нём нет ни грамма злости, он никогда не повышает голоса и живёт как бы в своём мире, просто не замечая своих поступков: стремление к идеалам затмевает для него реальную жизнь.
На самом деле Лёнька Пантелеев Деля куда больше, чем на Мэкки, похож на Остапа Бендера, но только очень доброго и безобидного — с виду.
Эта двойственность не кажется странной в среде, полной перевёртышей. Одни и те же девушки —
то счастливые работницы-ударницы, то проститутки на гигантском резиновом матрасе, то зэки, поющие хрестоматийное «На нарах, *ля, на нарах, *ля, на нарах» и позвякивающие цепями при каждом матерном слове.
Здесь нет ничего надёжного и постоянного, любые иллюзии рушатся в один миг. «Кто был ничем, тот станет всем» — и обратно. Верить нельзя ни во что, и ползала готовы расплакаться, когда Пичугин поёт трогательную песню беспризорника — но в следующую же секунду она оказывается просто уроком для нищих, как вызвать сострадание.
Последняя из таких «обманок» происходит в конце. Всем памятен «Третий трёхгрошовый финал», где уже почти повешенному Мэкки вдруг королева дарует помилование, а заодно потомственное дворянство и родовой замок. В «Лёньке» ожидаешь чего в этом же роде — да как бы не так! В последний момент, когда Пантелеев уже стоит на столе с головой в петле, на сцену выбегает тщательно загримированный Ленин и объявляет: в честь годовщины революции повешение Пантелеева отменяется. Вместо этого он будет… расстрелян.
Спектакль Дрейдена и Диденко — безумная смесь Брехта, Ильфа с Петровым и Тарантино. Фарсовые эпизоды из советской жизни сыграны на пределе градуса абсурда, то и дело сквозь ткань постановки проступают современные реалии (в одной из сцен даже поминают Кремль — причем так, что не остается сомнений, что речь идет о наших днях). Порой мюзиклу изменяет чувство ритма, порой — чувство вкуса и чувства меры, а в те минуты, когда он вдруг пытается стать серьёзным, его пафос выглядит смешным. Однако это не в силах испортить главного: «Лёньке Пантелееву» удалось представить образец красивого, лёгкого, профессионального и нестыдного «театра для всех», сделанного смело и свободно.
