Цивилизация
«Онегин» — после невнятно и тихо прозвучавшей увертюры — начинается в густом лесу. Перед чащобой стоит богатый дом современной мещанки Лариной. На стенах висят портреты нелепых предков. Эпицентр дома — огромная кровать, она же лейтмотив режиссерского решения. Как пояснил режиссер, «на кровати человек рождается, грустит, бывает счастливым и умирает». В сцене с письмом Татьяна эффектно прижмет к груди двухметровое белое одеяло. Здесь ей приснится эротический сон, вызвавший перешептывание в зале, но добавленный Жагарсом по мотивам текста Пушкина: мужчина в шкуре медведя («искуситель роковой») крадется к девице, чтобы, нависнув над ней, скинуть звериную морду и уйти, сверкая красивыми голыми ягодицами.
Сцена проходит под женский хор «Девицы-красавицы, душеньки-подруженьки», и зрителям нужно привыкнуть к несовпадению простодушной «народной» мелодии и искушенной картинки.
По ходу дела ложе, придуманное сценографом Катриной Нейбурга, преобразуется в стол, затем в площадку для дуэли, чтобы в финальной сцене рассыпаться на кусочки, словно никчемная жизнь Онегина. Но пока кровать стоит крепко, как семейные устои.
В одном ее углу пьет кофе беспечная Ольга, в другом роется в ноутбуке замкнутая Татьяна.
Тут же прихорашивается к приходу гостей вульгарная Ларина (Кристина Задовская), опекаемая преданной Филипьевной (Илона Багеле) – кстати, две отменно сделанные и спетые роли. Кристина Ополайс, международная оперная звезда из Латвии, в роли Татьяны тоже хороша, хотя к некоторым особенностям голоса можно придраться. Жаль, что Татьяна не выходит в дуэте с Ленским: чешский тенор сдержанно-романтичный Павел Чернох (поющий по-русски с ужасным акцентом) мог бы составить с Ополайс достойную пару.
Но вот прибывают Онегин (Янис Апейнис) с приятелем — один в интересной меланхолии, со склонностью к нарциссизму, другой в восторженной наивности, переходящей в упрямство.
Правда, крепкий баритон Апейнис отчего-то был не в лучшей вокальной форме и периодически фальшивил, да и квартет главных героев под руководством дирижера Модестаса Питренаса пошел вразлад. В сцене ссоры с Ленским режиссер снайперски точно показывает, как жалок главный герой: он играет в сверхчеловека, презирающего толпу, и в то же время рабски зависит от мнения этой толпы. Жадное любопытство и сплетни перевозбужденных алкоголем обывателей (качественная работа хора) – причина, по которой друг убивает друга.
При всей точности социальных шаржей, Жагарс отнюдь не делает «реалистический» спектакль. Иначе режиссеру пришлось бы отвечать на вопросы наивной публики «откуда у приличных людей в наши дни берутся пистолеты» или «отчего Онегин поет «кто там, в малиновом берете», а на голове у Татьяны не то что малинового, никакого берета нет». Дуэль состоялась, потому что бывшие друзья в этой экзистенциальной истории рока должны выяснить отношения до конца.
Но Ленский погибает нелепо: он бросился к Онегину для примирения и напоролся на случайный выстрел.
Последний акт, со знаменитым полонезом, начинается с очередного сна, теперь уже онегинского. Тут снова серьезная работа для зрителя, привыкшего в этот момент видеть торжественно выходящие пары на балу. Вместо них здесь лежащий Евгений, грезящий кошмарами: в водовороте невнятных образов кружатся покойный Ленский в крови, девочка с куклой и прочие призраки. Вспышка света — и сна как не бывало,
на заднике плещется Нева, видны силуэты петербургских построек, а герой попадает на светский раут.
Это Татьяна Гремина, ставшая модной писательницей, празднует выход книги. Сцена последнего объяснения возвращает к началу спектакля. Опять сбитые в кучу белые подушки, смятые одеяла на осколках кровати — разбитый на части мир, подобно крушению льда на Неве, показанному в видеопроекции на заднике. Грядет динамичная «постельная» сцена:
обезумевший от страсти Онегин соблазняет женщину строками ее же письма к нему и валит Татьяну на ложе. Она вырывается, перескакивая с одного фрагмента постели на другой.
Два одиночества не сольются в одно целое. Именно об этом Жагарс и поставил свой красивый холодноватый спектакль.
«Лючия ди Ламмермур», написанная Доницетти в 1835 году, волей постановщика тоже не осталась в своем времени и месте действия. Режиссер не стал переносить шедевр бельканто в совсем уж крутые обстоятельства. Но действие происходит не в Шотландии 16 века (так было в романе Вальтера Скотта, по которому написано либретто), а в Италии 20-го. История Лючии, насильно выданной злым братом Астоном не за любимого ею Эдгара, а за влиятельного союзника семьи, а потому резко спятившей в брачную ночь, проходит на фоне красот режима Муссолини.
Первая сцена — облава военного патруля, бегающего в кромешной тьме, прорезаемой слепящими фонариками и живыми овчарками.
Понять спектакль просто: по мысли Жагарса, любовь становится заложницей политики, а обстоятельства сильнее воли индивида. Слушать эту «Лючию» уже сложнее. Рижский вариант Доницетти показал, что отношения с бельканто у латышских певцов такие же трудные, как у российских. Зато партия Лючии содержит много актерских возможностей для сопрано Соноры Вайце. Сперва ее героиня с ужасом отталкивала коробку со свадебным нарядом, точно ядовитую змею. Потом в безумном бреду пела арию Il dolce suono mi colpi di sua voce («Сладкий звук его голоса поразил меня! ») и, эффектно шатаясь, бродила по сцене в том же подвенечном платье, измазанном кровью. Она только что убила мужа из пистолета, потом – случайно — застрелила помощника своего брата, а перед этим исполнила в паре с Эдгаром (несколько «кричащий» тенор из Турции Марат Карахан) прощальный дуэт Verranno a te sull'aure («Мои пылкие вздохи донесет тебе ветер»).
Чтобы красота фиоритур бельканто отразилась в сценографии, художник Андрис Фрейбергс создал единую декорацию – мраморные стены с бесчисленными прожилками. Художник по костюмам Кристине Пастернака кроме галифе, мундиров и портупей на мужчинах придумала для номенклатурных (по сюжету) героинь изысканные туалеты в серо-черных тонах. На фоне внешнего великолепия четче вырисовывается гниль, царящая в нравах. Злобный чернорубашечник Астон — лишь частное проявление гнетущей тоталитарной атмосферы общества. И только непорочная Лючия вечно ходит в белом. Ну так ей и досталось больше всех.
