Цивилизация
Маяковка в последнее время не может пожаловаться на недостаток внимания. За полтора года при Карбаускисе безусловных удач у театра пока были две — поставленные им «Таланты и поклонники» Островского и грандиозный юбилей, во время которого множество разных событий происходило одновременно по всему зданию, главным из которых стал документальный спектакль Никиты Кобелева и Саши Денисовой «Девятьподесять», включённый теперь в репертуар.
Очередную премьеру ждали с нетерпением. Казалось, что спектакль по современной пьесе, поставленный латышским режиссёром (работу над ним он начинал без участия Карбаускиса), да ещё и снабжённый сложными 3D-видеопроекциями от художников Инеты Сипуновой и Индулиса Гайланса, сможет стать для этого театра новой и важной ступенью в развитии.
Пьеса Трейси Леттса, за которую драматург получил Пулитцеровскую премию, давно и успешно идёт по всей России. И понятно, почему: узнаваемые, при этом вполне традиционные ситуации, ярко выписанные характеры с возможностью занять актёров всех поколений, острые сюжетные перипетии.
На сцене разыгрывается история краха отдельно взятого богатого американского семейства: пожилой отец кончает с собой, мама собирает со всей страны давно забывших родовое гнездо детей, и постепенно вскрываются все семейные тайны.
Несмотря на кажущуюся простоту фабулы, пьеса Леттса непроста и многослойна: в ней есть место и отсылкам к Чехову, и Юджину О'Нилу, и фарсу, и чёрной комедии, и мелодраме, и даже местами трагедии. Её можно сыграть в любом из этих жанров или попытаться совместить все в один.
Вполне соответствует уровню пьесы и высокотехнологичная сценография:
интерьеры американского особняка проецируются на сложную конструкцию с выдвижными панелями-стенами, благодаря которым создаётся впечатление, что пространство само собой видоизменяется, удаляется, приближается; меняются предметы обстановки и комнаты, на месте одного этажа вырастает другой, вид изнутри вдруг сменяется видом снаружи.
То и дело проекции становятся чёрно-белыми, обесцвечиваются до светлых тонов, исчезают вообще. Когда часть героев курят марихуану, изображения вдруг начинают психоделически подрагивать и окрашиваются лучами радуги. Временами возникает удивительный эффект: виртуальную мебель уже не всегда получается отличить от реальной.
Эта мультимедийная среда кажется прекрасным фоном для спектакля и вроде бы даёт огромный простор для режиссёрской фантазии. Для того чтобы постоянно её обыгрывать, вводить актёров во взаимодействие с ней, вписывать живых людей в созданный компьютером мир. Но, удивительное дело, «Графство Осейдж» существует как бы вне этой декорации, а сама сценография, компьютерное оформление оказываются единственной в спектакле приметой времени, роднящей его с сегодняшним днём. Помимо второго плана есть ещё первый, с вполне натуралистичными деталями, и кажется, что, кроме него, ни артисты, ни режиссёры ничего не замечают:
на месте высокотехнологичной картинки точно так же мог бы быть живописный задник или просто чёрный сценический портал.
По жанру же спектакль на протяжении большей своей части остаётся банальной комедией положений. В сущности, таких постановок в репертуаре Маяковки очень много — их очень любил делать прошлый худрук театра Сергей Арцибашев, и они до сих пор вполне успешно идут на этой сцене.
Как ни печально, но от «Августа. Графство Осейдж» возникает ощущение, что над ним работал именно Арцибашев, инкогнито вернувшийся в театр и решивший для конспирации сменить художника.
Актёры Маяковки не чувствуют или, по крайней мере, не показывают разницы между всё-таки претендующей на нечто интеллектуальное пьесой Леттса и бульварным Нилом Саймоном, в опусах которого они привыкли играть за годы власти прежнего худрука. Они точно знают, как надо воплощать такие сюжеты, и идут по накатанной.
Кричат, истерят, предаются напускному веселью, акцентируют каждую фразу, говорят нарочито неестественными голосами. Зрителям это нравятся — они аплодируют и смеются. Все довольны.
Действие пьесы вроде бы происходит в наши дни, в суперсовременном антураже (одна из героинь даже постоянно вертит в руках айпад), но разыгрывается она в стандартных антрепризных приёмах вне всякого представления об эпохе. В жизни эти герои никогда так не говорили бы и не двигались: спектакль, явно претендующий на некое жизнеподобие, погрязает в бесчисленных штампах и непреодолимом актёрском наигрыше.
Лишь немногие артисты выходят за эти грани, в том числе Дарья Хорошилова, в роли «трудного подростка» Джин действительно похожая на девочку-тинейджера, Анна Ардова, Игорь Марычев и Зоя Кайдановская, которым порой удаётся победить всеобщее натужное комикование, сплошь построенное на пережимах.
Также из хода спектакля выбиваются отдельные эпизоды, явно сочинённые Карбаускисом, — например, когда три сестры — дочери героини сидят друг за другом на ступеньках лестницы, когда одна из них, рассказывая о том, как представляла возлюбленного на месте лежащей рядом подушки, нежно и страстно прижимает к губам полотенце, или когда плохо себя почувствовавшую мать семейства накрывают с головой белой скатертью. Увы, больше почти ничего на почерк Карбаускиса в «Графстве Осейдж» не указывает. Парадокс: в вышедшей год назад его первой премьере, «Талантах и поклонниках», всех восхищала виртуозная работа с актёрами, которых ему удалось избавить от всех академических наслоений, научив существовать на сцене с максимальной простотой и естественностью. В этом же спектакле пошёл как будто обратный процесс, и всё вернулось на круги своя, в том числе и в игре артистов, участвовавших в «Талантах».
«Август. Графство Осейдж» можно было бы считать случайной неудачей, но после ещё нескольких последних премьер Маяковки такая характеристика, увы, уже звучит слишком мягко. И главное, что настораживает и печалит, — подпись Карбаускиса под этим спектаклем. Ясно, что она, скорее всего, была вынужденной: если худрук театра вдруг делается сорежиссёром спектакля, подготовленного не им, это явно говорит о том, что изначальный постановщик зашёл в тупик и пришлось как-то вытягивать его работу. Но дело в том, что, как бы ни относиться к Карбаускису и какие бы упрёки ни предъявлять к некоторым его спектаклям, даже в худших его постановках было место режиссёрской мысли, тонкому вкусу, чувству стиля и непроизвольной лёгкости действия. В «Графстве Осейдж» эти признаки отсутствуют напрочь.
