В пятницу в «Театре.doc» пройдет показ под названием «Мой путь», в котором театр представит результаты работы с воспитанниками колонии для несовершеннолетних в Можайске. Летом нынешнего года несколько драматургов и режиссеров — Юрий Муравицкий, Евгения Беркович, Любовь Стрижак, Мария Крупник и Константин Кожевников — провели неделю в исправительном учреждении, обучая двенадцать воспитанников навыкам работы с драматургическим материалом: восемь из них писали пьесы, четверо участвовали как артисты. Получившиеся в результате восемь коротких пьес будут представлены 30 ноября на сцене театра в Трехпрудном. Руководитель «Театра.doc» Елена Гремина рассказала «Газете.Ru» о том, как шла работа в колонии, как она изменила артистов и режиссеров театра, и о том, почему подростки пишут пьесы не о своей жизни, а об инопланетянах и принцессах.
— Скажите, зачем вообще «Театру.doc» понадобились трудные подростки из колонии?
— Это не первый наш проект, связанный с зоной. Мы начинали с этого, ещё в 2003 году одним из первых спектаклей «Театра.doc» были «Преступления страсти» о женщинах в колонии строгого режима. Наши драматурги ездили туда как волонтёры и проводили литературные занятия с ними. А сейчас мы снова стали осуществлять социальный проект, это теперь такой «тренд» — театр, идущий на узкие участки общества, чтобы ему помочь, работать по его заказу. И так возникла эта история с подростками в можайской колонии. В августе туда ездил наш драматургически-режиссёрский «десант» и работал по технологии Class-act, или «Классная драма». Основной её принцип — когда в целях реабилитации тех или иных групп людей пишутся пьесы, дающие им возможность как-то выразить то, что их волнует. Затем эти пьесы могут быть показаны в читке профессиональными артистами, и получается такой выплеск человеческих эмоций. Но первым этапом проект не закончился, теперь наши артисты и режиссёры приезжают туда каждый месяц и занимаются с ребятами. Сейчас, например, дали им задание прочесть «Ревизора» и будут разбирать его в следующий раз.
— Как возникла идея этого проекта?
— Это на самом деле часть большого проекта «Театр и общество», в котором помимо «Театра.doc» участвуют ещё 6 независимых театров. Программа, которую поддержало Министерство культуры, нацелена на то, чтобы театры без государственного финансирования получили возможность работать, но при этом делая что-то полезное для общества. В ней участвует много хороших коллективов, и некоторые уже выпустили свои спектакли. «Диалог-данс» из Костромы, московский Liquid Theatre, «КнАм» из Комсомольска-на-Амуре. Екатеринбургский Центр новой драматургии работает со слабослышащими артистами, челябинский «Манекен» — с подростками из дальних сёл, которые вообще не бывали никогда в театре, театр танца ЦЕХ — с инвалидами, а Liquid — с проходящими реабилитацию наркозависимыми. Всем этим театрам, включая и наш, такой опыт даёт хороший импульс к работе и много знания о разных людях. Это очень важно для театральных групп, как, например, для наших артистов, которые выехали на неделю в колонию, ещё даже не зная друг друга, а в итоге стали сплочённой командой.
— В театре всё-таки есть много разных профессий, почему вам было важно дать воспитанникам колонии попробовать себя именно в драматургии?
— Здесь речь идёт не о тех или иных профессиях, а прежде всего о социальной работе. Надо понимать, что это не та ситуация, в которой ты создаёшь свой театральный шедевр. Что ты не выдавливаешь этих людей, как краски, на холст, не пишешь свою картину, а просто предлагаешь им помощь. У нас есть ещё один социальный проект, совместный с департаментом по культуре Москвы, мы читаем классику в школах (в том числе и коррекционной, и одной, где учатся мигранты), и в нём, как и с колонией, тоже важен такой этический момент. Театр должен забыть себя, своё творческое эго. Другое дело, что такие вещи всегда сказываются и на дальнейших его опытах. Личности артистов, драматурга и режиссёра от этого обогатятся и выиграют. Но прежде всего речь идёт о психологической поддержке, о способе помочь человеку себя отрефлексировать, вовлечь его в культуру, сделать его жизнь интересней, преодолеть депрессию.
В колонии мы работали с педагогами, воспитателями и психологами, и они даже просили нас включить в группу нескольких ребят, которые не хотели участвовать и были в очень сложном состоянии, чтобы попытаться их как-то воскресить к жизни.
И потом сотрудники колонии говорили нам, что на них это очень хорошо сказалось.
— Ребята, многие из которых сидят в колонии за тяжкие преступления, написали пьесы о любви, инопланетянах и сыворотке времени. Почему?
— Если бы была цель сделать шедевры, то, возможно, работа пошла бы через травму, через открытие в себе ужасных вещей, умирание, от которого потом произойдёт или нет рождение нового. Ничего такого мы не хотели. Другое дело, если кто-то из подростков почувствует в себе желание писать и совершенствоваться в этом, то у него есть хорошая возможность, он поймёт дальше, как ему идти по этому пути.
Если бы у нас была задача использовать детей, сделать спектакль и возить его потом на фестивали, то надо было бы, наоборот, заставить их вспомнить своё прошлое и погрузить в его ситуации. Сделать то же, что мы обычно и делаем в документальном театре, хотя и никогда не совершаем того, что может навредить людям. Это определённая этика, и для таких спектаклей нам обычно дают интервью взрослые люди, добровольно, и тогда оказывается вдруг, что они хотят очень много о себе рассказать. Но когда мы работаем с подростком, да ещё и лишённым многих прав, то осторожность стоит во главе угла. Нам не было нужно вынудить их вспомнить то, о чём они хотели бы забыть. Главное было помочь им выйти из кризиса, расширить круг общения. Как нам говорили специалисты, больше всего они страдают от отсутствия эмоций. И новые позитивные впечатления наша работа им, безусловно, дала. Они получили какие-то новые знания и расширили представления о том, как могут проводить время. Мне кажется, это многое им дало и смогло их как-то раскрыть. У одного мальчика, про которого нам говорил психолог, что ему очень тяжело, на показе было сияющее лицо: он открыл для себя театр.
В пишущем человеке вообще есть желание закрыться, не выказывать себя. У нас даже теперь появился такой внутренний термин, «синдром можайской колонии», который можно отнести ко многим драматургам. Открывать себя в творчестве необходимо, но гораздо проще написать о ком-то другом. Это очень травматично — нащупать в себе то, что у тебя на самом деле болит, вытащить это и показать другим. А именно такие действия и называются «творчеством». И желание закрыться, говорить обо всём, кроме того, что тебя по-настоящему волнует, обычно для пишущих.
Ребята из колонии, чей социальный опыт мог бы быть очень интересен, пишут про инопланетян и принцесс — для них это защита.
Художник должен эти барьеры отменять. Но мы делаем социальный проект и понимаем, что если мы снимем эту защиту, то с человеком может что-то случиться. Неизвестно что. А значит, не на этом проекте.
— Как проходил отбор для участия в проекте режиссёров, актёров и драматургов?
— Я всегда думала, что в наших «доковских» артистах при всём их таланте есть что-то от богемной инфантильной молодёжи. Но, когда я посмотрела, как они работают в социальных проектах, «тюремном» и «школьном», я была поражена тем, насколько хорошими людьми они оказались. Способными взять на себя ответственность, забыть о своём авторском эго и просто попытаться силами театра помочь окружающим, которым повезло меньше, чем тебе, исправить как-то общественную несправедливость. Наши артисты оказались таковы.
Это тяжело и драматично, и насильно, естественно, туда никто никого не тащит. Но вообще у нас сейчас очень нарастает активность волонтёрского гражданского движения в противовес политической стагнации, возникшей как со стороны властей, так и со стороны оппозиции. Гражданские активисты, которые ездят в дома престарелых, тушат пожары, ездят в Крымск, борются с пытками в Копейске. Люди, которые делают всё, что они могут, чтобы как-то изменить ситуацию, не устраивающую всех нас. Это вечная теория малых дел. Начинаем, как можем, преображать жизнь вокруг нас, хоть как-то воплощая желание перемен. Вот теперь и в театре социальные проекты стали расти как грибы, они захватывают людей, и подобными вещами начинают заниматься во многих городах. Получается, происходящее в театре сейчас соответствует каким-то тенденциям в обществе.
— Колония для несовершеннолетних — вроде бы не самая дружелюбная среда для современного театра. В чём особенность колонии в Можайске и почему именно там это стало возможно?
— Дело в том, что в таких проектах всегда есть один простой залог успеха — принцип партнёрства. Когда в 2003 году мы работали в женской колонии в Орловской области, нашим партнёром была психолог Галина Рослова, которая работала там и занималась психотерапевтическим театром. То есть на месте уже была некая ячейка, с помощью которой мы могли воплотить наш проект, приезжать, проводить семинары, собирать документальные материалы. В этот раз у нас тоже был партнёр — одна из старейших правозащитных организаций, «Центр содействия реформе уголовного правосудия», который занимается борьбой за соблюдение прав человека в местах лишения свободы. И они с этой колонией как раз работают.
А работать именно с подростками мы хотели давно. В моём понимании это дети, перед которыми виновато общество. Со взрослыми могут быть разные версии, но тут ситуация очевидна. Многие из этих детей в колонии вообще впервые в жизни едят три раза в день. Многие из неблагополучных семей и дома были страшно заброшены. То есть мы реально перед ними в долгу. Можайская колония одна из немногих, где можно получить образование по разным специальностям. Те её сотрудники, с которыми мы общались, настроены дружелюбно к своим воспитанникам и хотят им добра. Один человек в погонах, когда мы уезжали, бежал за нами и говорил: «Вы только не бросайте наших ребят. Понимаете, такой-то мальчик (назвал его по имени) сегодня улыбался — я ещё никогда таким его не видел. Пожалуйста, не бросайте их!»
Мы их бросать действительно не собираемся и в следующем году хотим опробовать новые методики, которые сами изобрели, чтобы подготовить подростков к жизни после освобождения. Это уже будет документальный театр, который мы собираемся делать в тесной спайке с тюремными психологами.
— То есть вы собираетесь продолжать дальше работу с этими же ребятами?
— Опять же, речь совсем не о том, чтобы говорить с подростком о том, как он туда попал, если он пытается стереть это из своей памяти. Но мы хотим подготовить документальные истории о людях, которые после выхода из колонии сумели изменить свою судьбу. Это самая проблемная тема — когда все выходят в никуда, без работы, и в итоге попадают туда же, откуда пришли, и повторяется тот же самый сценарий. Прекрасные, молодые, симпатичные мальчики возвращаются в общество, а оно собирается их дальше уничтожать. Это ужасно и горько, что у нас почти миллион человек сидит в зонах, и в основном молодые мужчины, многие из которых способны и энергичны. Многие из них ничем не хуже нас с вами, и на их месте мы бы, возможно, ещё не такое совершили. И мы собираем истории успеха, те примеры, когда этот сценарий был сломан. Готовые истории, которые станут модулями с центральными эпизодами, когда герой-подросток должен сделать выбор. Что будет, если он снова встретит своих прежних друзей, которые снова направятся грабить пустую дачу в соседнем поселке. А он вдруг не пойдёт и вместо этого сядет и освоит какую-нибудь компьютерную программу. Момент, когда человек по какой-то причине не пошёл опять воровать. Импровизации, в которых ребята должны будут сами принять решение. Что ответить тому, кто скажет: «Ты знаешь, Серый, там новая продавщица, и она уже спит, а замок на двери не держится, так что пошли-ка с нами».
— У вас есть сейчас этот социальный проект, есть программа «Шедевры мировой литературы на сцене для школьников», а стоит ли ждать каких-то новых идей в таком роде?
— На самом деле, тут важно продолжать и не забрасывать уже начатое. Идей у нас много, но мы хотим пока именно на этих проектах сосредоточиться. Это сложный процесс, и мы пока только что-то изобретаем. Мы набираемся опыта, где-то ошибаемся, какие-то результаты получаем, и наши артисты становятся постепенно профи в этой области. А с работой в тюрьме наша главная задача — вести её и дальше, искать какие-то новые ходы и именно через этот момент начало новой жизни.