Киновед, главный редактор журнала «Сеанс» Любовь Аркус едет с мальчиком-аутистом Антоном и с оператором Алишером Хамидходжаевым в летний лагерь реабилитационного туризма «Онега» и даже не знает еще, что именно этот мальчик станет героем фильма. И что маме мальчика поставят страшный диагноз. И что всем придется многое пройти и многое понять про себя. Драматургия фильма повторяет драматургию реальной истории, но автор смотрит как бы из будущего, предвещая грядущие потрясения в закадровом комментарии. Прием в документальном кино порицаемый, но перестающий быть приемом — такова осознанная необходимость.
Потому что это не фильм об аутизме, хотя мы кое-что узнаем об этом диагнозе, которого официально для взрослых в российской медицине нет. Это даже не фильм об отдельно взятом аутисте и его столкновении с системой и людьми, хотя и про это становится многое понятно.
Это фильм про то, как человек понимает себя, пытаясь понять другого. И чем более отличным от тебя самого кажется этот другой, чем сложнее войти с ним в контакт, тем сильнее может быть отдача.
В самом начале есть юноша, который вроде бы написал в детстве некий проникновенный текст, но теперь вырос и чаще мычит в ответ на внешние раздражители, рисует палочки и круги, а из с трудом выводимых букв может складывать разве что непонятные наборы. В случае смерти матери его ждет довольно безрадостное будущее в психиатрическом интернате: уколы и «овощное» состояние. Смотрели «Над гнездом кукушки» Милоша Формана? Можно подумать, что это сгущение красок, но вообще-то примерно так все и выглядит. В какие-то моменты даже страшнее.
Бывают еще элитные интернаты. Там на фоне портрета Путина (ну да, выглядит приемом-фолом, но он же там действительно висит) сотрудница может спросить с интонацией заведующей элитным комбинатом, какова практическая польза от человека, который целыми днями рисует или пишет? Да, у нее свои правда и резон, но эта интонация, эта постановка вопроса...
И есть еще поселение «Светлана», входящее в движение «Кемпхилл», где вместе живут и трудятся волонтеры и люди с различными расстройствами, преимущественно синдромом Дауна. В этой общине их называют «люди с особыми потребностями». Таких поселений много в Европе, в России его основали тоже иностранцы. Антону непросто уживаться и взаимодействовать с любыми людьми, но здесь готовы проявить больше терпения (это одно из ключевых для фильма понятий). И здесь его состояние улучшается наглядно и стремительно, но есть нюансы.
Фоном истории о личном выборе режиссера и судьбе Антона становится обзор устройства общества в целом и тех его институтов, которые отвечают за жизнь подобных этому герою людей. Или не отвечают. Или за не вполне жизнь. Отвечая на вопросы зрителей на представлении фильма, Аркус подчеркнула, что аутизм — это не состояние, которое можно излечить.
Это ад контакта с внешним миром, который можно смягчить. Если сказать совсем сухо, то это вопрос качества жизни людей, к нашей жизни не приспособленных.
То, что аутист, предположительно, не понимает, не чувствует и не усваивает механизмы социального взаимодействия, не означает, что невозможен контакт с таким человеком. Вывод, к которому приходит Любовь Аркус, заключается в том, что
аутисты — такие же люди, только без защитных механизмов, позволяющих общаться с другими в мире дефицита любви.
Мысль о том, что любовь может быть единственным средством не лечения даже, а облегчения страданий людей, которым мир причиняет боль, может казаться наивной в медицинском контексте. Но на самом деле наивной она покажется как раз тем, кто плохо себе этот контекст представляет.
К тому, что человека, которому психиатрия поставила диагноз, нужно хотя бы слушать, пришли не так давно. Только в начале XX века, когда психиатр и философ Карл Ясперс предложил «понимающую» психологию и психиатрию вместо объясняющей, позитивистской. Судя по фильму, в некоторых отечественных институциях предложение Ясперса до сих пор может восприниматься как революционное, еретическое и не вполне научное.
Когда продолжатель этой линии английский психиатр Р. Д. Лэйнг в 1960-е начитался Жана-Поля Сартра и заговорил об онтологической неуверенности людей с определенными типами психиатрических расстройств и о лечении шизофрении вниманием, пониманием и любовью, у него тоже возникали проблемы с реакцией окружающих. Но практика давала результаты. Чуть раньше в Германии еще один психиатр Людвиг Бинсвангер проникся творчеством Хайдеггера и пришел к похожим выводам и методам.
Собственно, речь здесь идет не о поиске единственно верного понимания природы и механизмов заболевания, но о поиске способов понимания и принятия людей.
И это не вопрос толерантности, а вопрос в том числе и эффективной помощи. Изолировать проблемного человека от общества (с чем долгое время справлялась старорежимный институт психиатрии — см., например, «Историю безумия в классическую эпоху» Мишеля Фуко) не значит помочь ему. Соответственно, выбор методов обусловлен выбором задачи, которая решается: сделать жизнь человека комфортнее или убрать его с глаз долой.
И в этой точке сходится многое. Становится понятно, почему это и фильм, который больше фильма, и настоящее кино, в том числе проясняющее природу кинематографа.
О том, что взгляд кинокамеры обладает особой силой объективации, много говорилось в контексте искусства, теории и философии кино. В фильме Аркус камера Хамидходжаева становится соучастником истории и непосредственно влияет на жизнь героев. В современном документальном кино, где эта способность камеры хорошо известна, подобное влияние стремятся минимизировать. Наблюдатель старается самоустраниться, сделаться незаметным, показать увиденное таким, каким оно было бы в отсутствие камеры.
Здесь, напротив, в какой-то момент становится принципиальным, что камера есть.
Это важно для Антона — он реагирует на ее присутствие. Реагируют и окружающие. Для аутсайдера, вытесняемого обществом не на периферию даже, а куда-то за пределы границ социального взаимодействия, в резервации психиатрических диспансеров, это сильнодействующий поворот. Выше упоминался термин «онтологическая неуверенность»: сильно упрощая, скажем, что он описывает состояние человека, который теряет собственное «я» и выстраиваемый этим «я» мир вокруг, соглашается на предметную роль в мире других.
Реакция Антона другая, но в чем-то схожая. Он закрыт от мира, но, если последовательно проявлять внимание по отношению к Антону, заботиться о нем, ему становится лучше. Кто из людей отличен в этом от него? Аркус первым делом замечает, что самое простое проявление внимания уже помогает, когда в самом начале постоянно кормит пугающего ее, еще незнакомого и совершенно непонятного человека. Затем она научается понимать и его, и себя. Камера же Хамидходжаева не просто наблюдает — она умудряется воплощать взгляд, стремящийся к пониманию, внимательный и деликатный одновременно. Так мы неожиданно получаем возможность стать свидетелями чуда — одновременно человеческого и кинематографического.