Цивилизация
В Париже, Гамбурге, Лондоне и Нью-Йорке театры выращивают хореографов: раз в год открывается дверь служебного входа и в нее приглашаются все желающие ставить танцы — юные (бывает, лет по семнадцать) или просто начинающие (например, те, кто решил стать балетмейстером после завершения карьеры танцовщика). Авторам выдаются первоклассные труппы — только работайте, пусть ничто не ограничивает фантазию, артисты смогут все. Никто из звезд не отказывается — а вдруг это шанс стать первым исполнителем творения нового Баланчина? Публика валит валом, пресса вглядывается в каждое па. Поэтому, наверное, в этих городах все время и появляются какие-то новые имена — пусть не великие, но любопытные, неожиданные, живые.
В России такие мастерские попытался ввести в обыкновение Алексей Ратманский, когда правил Большим. Однако три случившихся вечера проходили на репетиционной сцене, посмотреть пускали только родственников артистов и критиков; показывать публике непроверенное театр не решался. Потом и вовсе эту практику похоронили.
Теперь стать более европейской труппой, чем Большой и Мариинка, решил Екатеринбургский балет: в старинном уральском театре прошла «Dance-платформа».
В июне театр объявил о начале приема заявок. Затем небольшое жюри — балетный худрук Вячеслав Самодуров, работающий ныне в American Ballet Theatre Алексей Ратманский, прима Большого Екатерина Крысанова, премьер английского Королевского балета Эдуард Уотсон и пермский худрук Алексей Мирошниченко — из сорока заявок выбрало девять. Каждый из избранных получил право поставить с артистами Екатеринбургского балета по маленькому — до десяти минут — танцевальному спектаклю. Эти постановки и были показаны публике в рамках «Dance-платформы».
Диапазон оказался велик. От переусложненного, серьезного, просто нашпигованного мини-сюжетами и сменами состояний, точно воспроизведенными артистами, дуэта «Путь Харона» студента Вагановского училища Константина Кейхеля (танцевали Елена Воробева и Сергей Кращенко, в фонограмме — Гендель) до почти попсового «Все включено» петрозаводского танцовщика Владимира Варнавы. Почти — потому что бойкая троица (Анастасия Кержеманкина, Анастасия Шилова, Андрей Сорокин), подрагивающая конечностями на ядовито-зеленом фоне под музыку Абхая Самира так, как будто уже расширила сознание перед выходом на сцену), нарисована с насмешкой, но и с вниманием.
В проекте принимали участие не только наши дебютанты, но и мюнхенская сочинительница танцев Беате Фоллак; ее, кстати, дебютанткой не назовешь — в биографии уже есть несколько постановок в Германии. В показанной на Крале маленькой истории «На пороге» на музыку Джорджа Гершвина три персонажа — строгий очкарик, легкомысленный плейбой и девица в платье в цветочек — стремились открыть закрытую дверь, специально по такому случаю установленную в левой кулисе (другие сочинения обходились без декораций). Каждый из героев был забавен по-своему, каждый из артистов (Елена Трубецкова, Илья Бородулин, Александр Меркушев) своего героя наделял какими-то особо трогательными черточками. Но публика хохотала — смех возникал не из-за того, что его провоцировал собственно хореографический текст, а из-за нескольких режиссерских придумок;
особенно народ в зале вдохновился, когда два парня решили использовать девушку как бревно для тарана.
Несмотря на гершвиновские мотивы, это был какой-то очень немецкий юмор, но очевидно, что у Фоллак хватит энергии и на целый спектакль, и публика его одобрит.
А одним из лучших во всей программе был мини-спектакль екатеринбургского танцовщика Александра Сипатова «Ветка сакуры на лезвии меча», сделанный на музыку ансамбля Ondekoza. Всего лишь дуэт мужчины (Максим Клековкин) и женщины (Лариса Люшина) под барабанный ритм. Подчеркнутая брутальность героя: самурай, когда захочет, поднимает партнершу в воздух, оборачивает вокруг себя, но сама к нему с глупыми сантиментами не лезь, не надо слишком к нему ластиться — отшвырнет.
Тайная власть женщины: когда героиня прикладывает руку к его груди, ребра вздымаются ровно в том ритме, что определяет она.
Строгая дисциплина жеста, свойственная как персонажам японского кино, так и классическим танцовщикам, и ярость, взламывающая эту дисциплину. А если «остановить кадр», в каждую секунду рисунок дуэта будет завершен, похож на старинную гравюру — это, правда, осознаешь лишь после финала, так быстро сменяются эти картинки. При этом никаких прямых «восточных красок» нет, никакой пошлости кимоно — история может происходить где угодно.
За один вечер можно было увидеть, что хореография ближайшего будущего может быть сотворена совсем разными людьми — мрачными философами и веселыми циниками, простецкими клоунессами и отчаянными поэтами.
Главное, что все эти люди есть и они готовы работать. А публика, забившая зал, мгновенно выбирающая себе любимцев и приветствующая их так, будто кто-то, не сходя с места, скрутил 64 фуэте, готова это смотреть. Потому что смысл мастерских, платформ и лабораторий не только в выращивании настоящих сочинителей танцев, а не неприкаянных обладателей государственных дипломов, которым «искусство балетмейстера» преподавали патриархи, в жизни не поставившие ничего путного. А еще и в том, что эти проекты работают на контакт зрителей с незнакомыми танцами, на просвещение публики: смягчается и даже исчезает реакция инстинктивного отторжения, свойственная старшим поклонникам «только классического» балета, мотив «они же только учатся» работает лучше мотива «понаехали тут нас учить». Кроме того, работа с новым хореографом всегда много дает артисту — делает более чутким, более мобильным, разрушает привычные ритуалы, а это особенно важно в случае с Екатеринбургом, где балет в последние десятилетия дремал.
