Цивилизация
Сергей Жадан — украинский прозаик и поэт, со своей прошлой книгой, сборником рассказов «Anarchy in the UKR», побывавший в длинном списке «Национального бестселлера». Жадана любят и российские, и украинские читатели — за поэтическую точность языка, за странный юмор, за яркие типажи. Любят и ревниво пытаются поделить: россияне присваивают его себе, украинцы же смеются над этими попытками, указывая, что в России его читают в переводе.
Его «Ворошиловград» вышел в 2010 году. Вышел с большим успехом — был назван «Би-би-си» книгой года и даже успел стать частью некоего культа: в мае нынешнего года в Луганске (советское название которого стало названием книги) прошел посвященный ей тематический арт-фестиваль.
Герой романа Герман в свои 33 года занимается непонятно чем в странной конторе, пристроившейся к харьковской администрации. Внезапно раздается звонок с родины: брат, хозяин небольшой бензоколонки на окраине областного Старобельска, уехал далеко — может, в Берлин, а может, и в Амстердам, и теперь надо выдвигаться в городок и брать дела в свои руки. Герман приезжает на выходные, но, конечно, остается, и, вероятно, навсегда:
любуется кукурузными полями, выпивает с друзьями, спит с женщинами, отбивает бензоколонку у местной мафии.
В результате получается книга о том, что пацаны своих не бросают и как именно им это удается; немного в духе Захара Прилепина — мол, важнее всего земля, а земля стоит на настоящих мужчинах. Но Прилепин — тот искренне и даже грубовато указывает читателю, что делать: будь мужиком! стой на своей земле! Жадан не измеряет «пацанистость» своих героев, но все равно приводит их (а исподволь и читателя) к довольно простой формуле: «Все очень просто: держаться друг за друга, отбиваться от чужих, защищать свою территорию, своих женщин и свои дома. И всё будет хорошо. А если даже будет не хорошо, то будет справедливо»
При этом Жадан одинаково симпатизирует всем своим героям — браткам, контрабандистам, цыганам, растатуированным зэкам.
И объединяет их не время, действующими лицами которого они оказались, а сама земля, природа, прошлое, и перед землей, природой, прошлым все равны и едины.
И именно это внимание к человеку на земле позволяет украинскому «Ворошиловграду» выглядеть поэзией на фоне современной российской прозы. Леонид Юзефович с его самозванцами или Александр Терехов с его сталинской Москвой, не говоря уже о «популярной литературе» с ее неловкими попытками ухватить сегодняшний день в его мелких деталях жизни мучающихся от душевной пустоты менеджеров — все они условия существования принимают за само существование.
А в прозе Жадана мертвые встают из могил ради футбольного матча, тащатся ночью через границу тревожные бензовозы и ходят чернокожие кочевники, священник дышит синим пламенем, посреди полей стоит кусок железной дороги из ниоткуда в никуда, и по нему ездит туда-сюда поезд с главным местным воротилой.
Жадановский Донбасс весь на границе, и не только реальной с ее столбами и ходящими мимо контрабандистами, но и границе миров, этого и какого-то другого.
Однако при этом Жадан отнюдь не сваливается в мистический галлюциноз — во многом потому, что отлично умеет сбивать высокую ноту комическими сценками.
Например, в том самом поезде в никуда бизнесмену подают на завтрак покорную черную живую овцу, и приходится добивать ее из «Макарова».
Жадану трудно найти объект для сравнения, но если уж и делать это, то ближайшая аналогия — веселая, дикая и мистическая цыганщина фильмов Эмира Кустурицы (того периода его творчества, пока он не скатился в военные нравоучения). История о незряшности и ненапрасности жизни на этой земле, транслирующая мироощущение, которого в России катастрофически не хватает. Хотя от замены жадановского Донбасса на, скажем, Пермский край суть изменится минимально: мы родились, бухали по подъездам, гуляли ночами, играли с пацанами в футбол, любили прекрасных женщин и родили прекрасных детей, трудились в этих шахтах, возделывали эти поля, держались вместе и вместе померли. Нам повезло.