На фестивале «Артдокфест» показали фильм чешского документалиста Филипа Ремунды «Эпохальное путешествие пана Тржиски в Россию». 73-летний герой картины, сельский учитель, едет поездом по Транссибирской магистрали и останавливается в городах, где в годы Гражданской войны воевал его дед, которому довелось оказаться в Сибири в составе Чехословацких легионов. Однако семейная история оказывается только поводом для того, чтобы встретить на краю света странных русских и спросить у них про Путина, свободу слова, гибель журналистов и постсоветскую жизнь. Корреспондент «Парка культуры» встретился на фестивале с режиссером, чтобы узнать название странного стрип-клуба в Красноярске и обсудить провокацию как художественный метод.
— Кто в Чехии дал деньги на фильм про путешествие по России забавного старика в шлеме с камерой на голове?
— Чешское телевидение. Они нашли повод — 20 лет с момента ухода последнего советского солдата из Чехословакии. К этому юбилею проект и приурочили. Но вообще отношения России и Чехии — это живая тема. Сейчас, например, все интересуются выборами в России. В Чехии присутствует русский бизнес, есть лоббисты из числа бывших сотрудников тайной полиции, так что интересно было снять фильм, который показал бы жизнь в России не с точки зрения политики и отношений с Москвой.
— Долгое путешествие получилось?
— Мы должны были снять фильм в течение десяти дней и за другие десять дней смонтировать его: таковы требования Чешского телевидения, а «Путешествие» было полностью сделано студией Чешского телевидения в Брно без привлечения дополнительных средств от кинофондов. Разумеется, съемки не могли уложиться в 10 дней: мы же проехали от Праги до Владивостока. И, путешествуя по Транссибу, сходили с поезда и задерживались в разных городах. Так что в России мы провели месяц.
— У вас был какой-то сценарий?
— Сценарий пришлось писать только потому, что нужно было что-то показать Чешскому телевидению: таковы правила работы. Поэтому я написал приблизительный сценарий, основанный на городах, в которых воевал дед нашего героя. И я через своих знакомых в России нашел несколько людей, которых назначил персонажами предстоящего фильма: историк из города А, журналист из города Б… Ни с кем из этих людей мы видеться не собирались — с самого начала я хотел, чтобы эта история была основана на случайных встречах: случайные попутчики в поезде, возникающие по ходу съемок знакомства и рекомендации. Мне такая спонтанность нравится: я люблю авантюры, импровизацию.
— И как же вас занесло в это удивительное место в Красноярске — со стриптизом, унитазами вместо стульев и местным вариантом Верки Сердючки? Это вообще в одном заведении происходило все?
— Да, это клуб «Колорадский папа» — такой советский китч в интерьерах и дичь в содержании. Нам порекомендовали людей, которые встречали нас на вокзале. Мы им рассказали, что в Москве у нас был план — найти места, которыми Москва славится в Чехии (у нас она известна тем, что в ней много декадентских, гламурных ночных клубов и гламурных магазинов, в которых так называемые «новые русские» покупают за миллион рублей сапоги из кожи крокодила). Но из-за проблем на украинской и российской таможнях мы провели в Москве не так много времени и не успели найти эти клубы, так что решили поискать такие в Красноярске. Так вот наши новые друзья сказали, что волноваться не о чем: в Красноярске клубы даже лучше московских.
Что ж, нам, пожалуй, понравилось.
Особенно Ярославу, который отметил там свой 73-й день рождения. Думаю, это была одна из самых красивых вечеринок в его жизни. Не то чтобы он готов был каждый день в такой клуб ходить, но жизненный опыт приобрел интересный. Мне еще в этом клубе понравилось, что это такой экстравагантный трэш, но в то же самое время стриптизерши в этом клубе одновременно и умны, и танцуют отлично, и говорят красиво.
— Да они вообще по умению говорить убирают в фильме всех, включая школьных учителей и чиновников.
— Думаю, они студентки. Не знаю, везде ли в фильме удалось достичь этого эффекта, но такие моменты хороши именно тем, что обманывают: ждешь от кадра одного, а получаешь нечто совсем другое. Такой контраст — основа хорошего кино. У нас говорят, «видишь молоток — слышишь молоток» — это пример плохого монтажа. В монтаже нужно нарушать ожидания.
— И это абсолютно не постановочные ситуации и разговоры?
— Мы не знали, что и кого будем снимать в клубе — сплошная импровизация. Времени же очень мало было: камеру поставить, свет, дать указания Ярославу. Я только мог корректировать беседу, подсказывая ему вопросы. Они начали в духе: «Дедушка, как тебе нравится в нашем клубе?» А я попросил Ярослава спросить их что-нибудь про политику, но понятия не имел, что и как они ответят.
— Момент с оперной певицей в Иркутске тоже странный...
— Еще один чешский стереотип про Россию — это то, что здесь много оперных певцов, вообще развитая культура оперы и балета, и популярной музыки тоже. Вот мы и искали кого-нибудь из этих областей. Певицу эту (она очень известна в Сибири) нам директор местного Дома кино посоветовал. Она нашла для нас время и пригласила в свою невероятную с точки зрения дизайна квартиру, где мы сняли с ней интервью. Ярослав пел с ней «Степь да степь кругом...» — очень красиво было, но, увы, не все сцены попали в фильм. Удивительно, кстати, насколько люди готовы были участвовать, помогать нам. Мы ей позвонили за два часа до встречи, так она не только позвала нас в гости, так еще ее супруг на даче приготовил ужин, испек мясо, и они нас пригласили. В Чешской Республике мы ни с чем таким не сталкивались…
— Каков баланс между гостеприимством и желанием показать Россию перед иностранцем с камерой в выгодном свете?
— Да, есть такой момент, что люди хотели показать Россию лучшей, чем она есть. Все говорили о дружбе народов, о братстве — это выглядело искусственно, и я чувствовал себя как во времена коммунизма, когда страны обменивались делегациями комсомольцев и изображали дружбу. Постоянно приходилось искать способ прорвать барьер политической корректности или не знаю чего, чтобы поговорить начистоту. Кажется, нам удавалось найти нужный подход. Стоит уточнить, что мы сделали часовую версию для телевидения (отдельная большая благодарность монтажеру Янке Влчковой, которая вложила много труда) и собирались позже смонтировать режиссерскую версию, которая была бы на 20–30 минут полнее и включала бы несколько сцен, не вошедших в телеверсию. Увы, пока не сложилось, и на фестивале мы показываем то, что сделали для ТВ.
— Много материала не вошло в телевизионную версию?
— Не вошел город Чита с двумя интересными встречами, которые сейчас мне кажутся еще более актуальными. Первая — это интервью, которое местное телевидение берет у Ярослава. Там в какой-то момент меняются роли, и Ярослав сам начинает задавать ведущей вопросы: чувствует ли журналист в России себя свободным, почему в России погибает такое количество журналистов… Ответ был несколько циничным: мол, если кто-то пишет что-то, что не нравится другим людям, он может ожидать, что его убьют, — и так обстоят дела везде, в каждой стране. На возражение, что в Чехии не принято убивать журналистов, ведущая только переглянулась с оператором: мол, что за сумасшедший с нелепыми вопросами?
Еще в Чите мы пообщались с председательницей местного Чешского национального общества. Это общество потомков чешских легионеров. Она сама внучка легионера, не очень хорошо говорит по-чешски, но все понимала, и Ярославу было проще с ней говорить. От обсуждения легионеров они перешли к политическим вопросам, и эта женщина сказала, что Россия — специальная страна, общество которой долгое время основывалось на страхе. Что, когда людей призывают говорить свободно, участвовать в политической жизни, это оказывается невозможно для тех, кто родился советским человеком. И поэтому, когда мы выключим камеру, можно будет поговорить спокойнее, а то вот даже ее подруги ушли, потому что никто не хочет обсуждать политику перед камерой. Мне нравится комбинация этих двух сцен, которые должны идти перед финальным прибытием Ярослава во Владивосток.
— Как фильм приняли в Чехии?
— Не все восприняли его ироническую составляющую. Многие говорили: «Я езжу в Россию и видел другую страну, чем та, которую вы показали. В России у меня много друзей, это культурный народ. Почему вы не показали умных людей с тонкой душевной организацией? Где глубокие диалоги? Где интервью с учеными, писателями, художниками? Почему вы выбрали таких диких героев?» Но есть те, кто понял нашу иронию, юмор, дистанцию. Нельзя же все понимать буквально.
— В фильме «Чешское чудо» вы, в духе современного искусства, провоцировали людей, обманув их, — поставили в поле фасад супермаркета, заманили публику на его открытие и сняли реакцию на раскрывшуюся правду. Провокация — это ваш постоянный прием?
— Каждый фильм — это микрокосм со своими законами, так что каждый раз нужно искать новые приемы. Так что я не хотел бы делать каждый фильм по законам концептуального искусства, как «Чешскую мечту». В «Путешествии пана Тржиски в Россию», например, мы видим чужака, одетого в странный костюм космонавта, может быть даже инопланетянина. Мы сразу хотели показать, что для чехов Россия — это как другая планета, законы жизни которой мы не понимаем и прибываем сюда, как межпланетные исследователи. В то же время у нас есть советское прошлое, множество культурных связей: в русских домах на полках стоят книги про Швейка, у чехов — Чехов и Гоголь. Так что мы не самые далекие инопланетяне. Я бы сказал, что мы снимали пародию на роуд-муви, в рамках которой надеялись оказаться в ситуациях более необычных, чем это бывает в нормальном роуд-муви.