Цивилизация
— Последнее время все обсуждают изменение мирового фестивального порядка, в котором было четыре главных фестиваля, которые определяли более или менее обязательную программу для интересующегося кино зрителя. Сейчас роль экспертов меняется, единую картину собрать сложно – если вообще возможно. Вы ощущаете что-то подобное?
— Я могу дать два ответа. Первый — с точки зрения тех, кто продает фильмы, поскольку общаюсь с некоторыми представителями индустрии. Если фильм не очень известного режиссера попадает в конкурс Каннского фестиваля, это сильно повышает его шансы на коммерческий прокат. Даже в случае Михалкова компания Wild Bunch сделала все, чтобы поместить его фильм («Предстояние») в программу Каннского фестиваля прошлого года. Потому что это был единственный способ, наверное, как-то в положительную сторону сдвинуть его судьбу. Вопрос, получилось это или нет. Но, с другой стороны, то, о чем вы говорите, тоже верно. Почти все фильмы, получившие «Пальмовую ветвь», были аутсайдерами проката, за редчайшими исключениями. Но делать вывод о том, что влияние фестивалей падает, — это слишком огрублять этот процесс, потому что подобное и раньше бывало. Конечно, если брать в целом за большой промежуток времени, то, наверное, фестивали в 1960-е до кризиса 1968 года оказали сильное влияние на судьбу фильмов. Тогда не было современной коммерческой системы дистрибуции — все было другое. Вообще, фестивали были сильны, когда сильна была критика: критики и придумали фестивали, и создали. Потом кинематограф стал более сложным, и иерархии размылись. Но, как мы и говорили, благодаря фестивалям же сформировалась система альтернативного проката во многих странах, как, например, у нас. Что будет дальше, сказать трудно, но мне кажется, старое и новое обычно находят формы сосуществования.
— В этой ситуации фестиваль в Петербурге больше ориентирован на то, чтобы сформировать еще одну частную картину мирового кинопроцесса, или все же на попытку выявления «объективно» лучшего в кино сегодня?
— Одна задача не исключает другую. Поскольку это большой фестиваль, то мы постарались сделать так, чтобы у него были разные этажи, разные уровни, и они между собой соединялись. Вот, скажем, программа Best of the Best — это идея Алексея Германа и Светланы Кармолиты — понятно, что, когда речь идет о таких людях, они хотят представить сливки мирового кино, хотя Герман очень часто говорит, что ненавидит фестивали, которые неправильно раздают призы. Но нам было интересно собрать как раз фильмы, которые получили призы (главные и важные) на разных фестивалях, и поставить их в новый контекст. В этой программе есть фильмы, по поводу которых мы очень рады, что смогли их добыть. Это «Развод Надера и Симин» иранского режиссера Асгара Фархади, который получил «Золотого медведя» в Берлине. Работа корейского режиссера Хона Сан Су «Фильм Оки», которая получила приз «Возвращение тигра» — специальную награду этого года для фильмов режиссеров-лауреатов прошлых фестивалей в Роттердаме. Получивший приз за режиссуру в Локарно «Керлинг» канадца Дени Коте, ретроспективу которого мы устраиваем. «Гавр» Аки Каурисмяки, награжденный премией Международной ассоциации кинокритиков в Канне. Также в последний момент мы получили картину Ежи Сколимовского «Необходимое убийство» (спецприз жюри в Венеции). Конечно, было бы самонадеянно и глупо создавать жюри профессионалов, которое бы оказалось надстройкой над теми фестивальными жюри, которые эти призы присуждали. Так что в этом конкурсе у нас будет два приза: одного лауреата выберет публика кинотеатров, а второго — жюри, составленное из, скажем так, vip-зрителей, то есть людей, близких к культуре, интересно мыслящих, любящих кино, но не связанных с ним непосредственно. Посмотрим, как эта концепция сработает.
— То есть основная программа — Best of the Best — это отбор из уже отобранного?
— Да, но есть еще и вторая конкурсная программа — «Новые территории», собранная в основном Анжеликой Артюх и Михаилом Трофименковым под моим кураторством. При ее составлении была задача открыть «новые территории» в самом широком смысле: от новых географий до новых имен, стилей, тем, технологий. Выбраны фильмы со своим лицом и радикальной эстетикой, хотя мы и не хотели совсем уж пугать публику. Так что здесь соседствуют достаточно симпатичный «Литлрок» американца Майка Отта с очень жесткими фильмами: китайской картиной «Черная кровь», «Летающей рыбой» из Шри-Ланки, испанским «Обожженным лицом» («Каракремада / Caracremada»). Представить срез нового кино в программе из десяти фильмов — задача амбициозная. Что-то, наверное, получится, что-то не получится, но это как раз попытка формирования отдельного экспертного взгляда, о котором вы говорите. Еще один подобный интересный опыт — это программа «Неизвестное кино нулевых». Включенные в нее пятью кинокритиками фильмы абсолютно неизвестны, даже я некоторые из них не видел. Это же физически невозможно: сейчас такой огромный поток, а если ты приезжаешь на фестивали и должен писать для газет, то, естественно, ты концентрируешься на видимой части айсберга. Подводная часть растет вместе с разрастанием фестивалей, что может быть и не очень хорошо. Эта программа отчасти сопоставит режиссеров из подводной части айсберга с теми, кто на виду.
— Почему, кстати, кинофорум, а не просто Петербургский кинофестиваль?
— Потому что это не только кинопоказы, но, может быть, даже в большей степени обсуждения, круглые столы, попытка активизировать интеллектуальную и киноманскую среду, которая в Петербурге. Попытка сделать что-то, что было бы интересно и полезно городу, работало бы и на имидж Петербурга и на подъем кинематографа, потому что, как мы знаем, здесь он сегодня оказался в сложном положении: непростая ситуация на студии «Ленфильм» тому подтверждением.
— Что будет обсуждаться — сами фильмы?
— Все фестивали устраивают круглые столы, но у нас это действительно поставлено в центр. Мы будем выбирать несколько тем, связанных с актуальным положением дел в современном мире, — в этом году это тема терроризма. Десять лет прошло со дня 11-го сентября, уже снята целая антология фильмов на эту тему во всем мире. Мы решили собрать их в ретроспективу и устроить круглый стол. Не только о терроризме, но вообще о том, как современная реальность XXI века отражается в кино, как меняется язык кино, приоритеты, намерения и все прочее в связи с новой ситуацией. Пригласили туда интересных и неожиданных людей: например, Ли Тамахори (его фильм «Двойник дьявола» как раз представлен в этой ретроспективе) или продюсера фильма «Карлос» Даниэля Леконта. Ну и, конечно, наших интеллектуалов и людей, связанных с кино, включая руководителя Фонда кино Толстикова, чтобы обсудить, почему российское кино существует как бы вне всего этого. У нас тоже существует терроризм и связанные с ним проблемы, но в кинематографе они почти не отражаются.
— Терроризм будет единственной такой темой?
— Вторая тема — это архитектура и кино в программе «Северный свет». В ней собраны фильмы о северных городах: о Хельсинки, о Санкт-Петербурге... В ней, кстати, пройдет премьера в кино картины Сокурова «Ленинград. Ретроспектива» — большого сериала. В этой связи будет дискуссия о том, как архитектура и кино взаимодействуют сегодня. Для Петербурга это тема важная и актуальная. Третья тема — это аутизм, взятый, как и терроризм, более широко: как прикосновение к Другому, создание образа Другого и взаимодействие с ним через кинематограф. То есть кинофорум — это площадка для открытых дискуссий, которая будет работать на фоне большой программы фильмов.
— Какое место фестиваль может занять среди прочих?
— Когда приступаешь к формированию большого кинофестиваля, конечно, думаешь, зачем он нужен с точки зрения уже сложившейся структуры фестивалей. Особенно международной. Над этим надо думать очень серьезно, но говорить пока имеет смысл о более конкретных вещах. В этом году, например, мы поставили перед собой внутреннюю задачу: составить программу, а это около 120 фильмов, только из российских премьер. Исключая ретроспективы, конечно, хотя и там будет много российских премьер, в том числе фильмов Дени Коте или Наоми Каваси. Особенно трудно было получать фильмы для программы Best of the Best, в которой собраны фильмы, уже получившие международные призы, многие из которых уже вышли за этот год на российские экраны, многие перехвачены другими фестивалями. Как будет дальше, не знаю, но мы не будем повторять за другими фестивалями, потому что в таком событии предполагается некая уникальность, хотя мы не делаем из этого какого-то фетиша. Могут быть разные варианты, но в конечном счете главная цель — это не добиться сверхпремьер, а создать хорошую программу, которая была бы интересна публике Петербурга, ну и гостям фестиваля желательно тоже.
— Сейчас, кстати, в отсутствие арт-хаусного проката, о смерти которого говорят на каждом углу, фестивали выполняют отчасти и компенсирующую функцию, создавая фильмам фестивальный прокат.
— Такую ситуацию мы уже переживали. Я помню разговоры о смерти арт-хаусного проката и лет 15 назад. Кстати, собирая программу, я столкнулся с порождаемыми этим явлением проблемами. Когда мы решили, что будем показывать российские премьеры, то думали так: ну, ладно, трудно получить русские фильмы, потому что все они уходят на «Кинотавр». С этим мы смирились и, поскольку у нас Best of the Best, взяли одного из победителей «Кинотавра» — фильм «Охотник» Бакура Бакурадзе. Однако проблемы возникли и с какими-то чешскими или польскими фильмами, то есть не то чтобы с именитыми французскими режиссерами. Нам-то казалось, что достать их не проблема, потому что вроде бы нигде в России их не показывают, но выясняется, что показывают. Только очень странным образом. Кинотеатр «35 ММ» покупает один фильм и устраивает под него фестиваль, например, чешского кино. Или фестиваль «Эхо Роттердамского фестиваля». В результате многие интересующие нас фильмы уходят и уже не являются российскими премьерами. Я не хочу сказать, что такие фестивали — это плохо, — я просто хочу сказать, что это происходит.
— Может, событиям такого рода проще конкурировать с интернетом? Любой же отдельно взятый фильм можно найти в торрентах и часто раньше, чем его довезут до России.
— Да, но, помимо всего прочего, важно показать фильмы в хорошем качестве, что тоже не так просто сейчас. С носителями много проблем. И наша публика, к сожалению, мало внимания уделяет тому очевидному факту, что кино надо смотреть на пленке или, во всяком случае, в очень хорошем качестве изображения. Иначе это все равно, что смотреть репродукции картин. Это тоже одна из задач фестиваля.
— Говоря о технической стороне фестиваля, ситуация с площадками в Петербурге удовлетворительна?
— В Петербурге очень много проблем как раз с показом. Потому что одни кинотеатры на ремонте, другие возникли в форме мультиплексов, но они не очень соответствуют фестивальной атмосфере. Поэтому у нас, к сожалению, почти все фильмы показываются один раз. Это неправильно на самом деле, но пока нет другого выхода. Исходим из того, что есть.
— Ладно, с залами можно разобраться, но после ММКФ хочется какой-то программы от каждого российского фестиваля по воспитанию зрителей. Ну так же нельзя: телефонные звонки, бесконечное брожение в зал и из зала. Что с этим делать?
— Да, это проблема и очень серьезная. Я бываю на многих западных фестивалях и вижу, что практически везде публика ведет себя практически идеально. Даже если кто-то уходит с середины фильма или даже приходит, всякое бывает, то всегда очень осторожно, деликатно. Бывают исключения, но я помню, как на каком-то показе Триера в Канне был напряженный момент в фильме — в «Танцующей в темноте» или в «Догвилле», — а какая-то девушка даже не то что заговорила по телефону, а просто включила его, и загорелся экранчик. Человек, который сидел рядом, был настолько возмущен, что схватил этот телефон и, по-моему, выбросил его. Чуть ли не о стенку разбил. Настолько там не принято мешать друг другу. А у нас все это, потому что люди не привыкли к хорошему звуку — привыкли слушать с этим жутким переводом закадровым: у нас же считается нормальным смотреть фильм с переводом, который накладывается поверх оригинального звука. Но зрители должны все слышать и все видеть в нормальном качестве. Я не призываю к атмосфере музея или консерватории, но тем не менее это общение с искусством. Когда этого ощущения нет, люди в кинозале ведут себя так, как вели бы в кафе или в другом месте, где можно шуметь, говорить и не обращать внимания на других. Не знаю, как с этим обстоит в Петербурге, — самому предстоит еще разобраться. Надеюсь на несколько более высокий уровень интеллигентности, чем в Москве, но не думаю, что намного — это же общие процессы.
