Цивилизация
Да, там есть (условный) динозавр и (безусловный) Брэд Питт. Да, они играют практически одного и того же человека. Да, в «Древе жизни» есть вообще все – от зарождения Вселенной до параллельных миров, от истории архитектуры до эдипова комплекса, от Ветхого Завета до великого американского романа — и все это тоже один человек.
Да, в фильме задаются очень банальные вопросы: кто мы, откуда, куда идем, где Ты был, как Ты это допустил, правда ли, что ни тьмы, ни смерти нет на этом свете?..
Да, это, возможно, не самый совершенный фильм одного из лучших современных режиссеров. Но наиболее личный (отчасти автобиографический) и наиболее настоящий – хотя бы в том смысле, что после него вдруг осознаешь, сколько раз в день сам обращаешься с бессмысленными вопросами к воображаемому богу и с кем и о чем при этом разговариваешь на самом деле.
И да, если пересказывать сюжет словами, получается полная фигня.
Правило полной фигни действует так или иначе для любого фильма, но Малик в «Древе жизни» предлагает некий принципиально непересказываемый вариант кинематографа, близкий к музыке или живописи. Во-первых, «Древо жизни» состоит из такого количества ветвящихся ассоциаций и аллюзий, что напоминает фрактал: здесь каждый человек подобен каждой Вселенной, и пересказать все связи невозможно, да и нет смысла. Столько мелочей бывает лишь в человеческой памяти, и каждая мелочь священна и незабвенна, как в детстве.
Во-вторых, Малик с оператором Эммануэлем Любецки («Сонная лощина», «Дитя человеческое») добились не только совершенной картинки, как на восходе творения, но и идеального скольжения по поверхности воспоминаний, неостановимого и бесконечного прорастания камеры сквозь мир. Любые слова, которыми можно все это пересказать, будут слишком человеческими, пошлыми или примитивными, каждая трактовка окажется либо глупостью, либо спойлером. Терренс Малик что-то делает с самой тканью кино, и переплетение нитей завораживает больше, чем назначение получившегося лоскута.
И, наконец, об этом фильме приходится говорить осторожно, чтобы не испортить зрителям счастье озарений — внезапных цитат, невозможных сюжетных и эмоциональных рифм.
Терренс Малик снял всего пять фильмов: «Пустоши», «Дни жатвы», «Тонкая красная линия», «Новый Свет», теперь вот «Древо жизни», которого ждали несколько лет. Каждый из них – сокровище, даже «Новый Свет», который начинаешь смотреть с недоверием, а минут через двадцать полностью забываешь о диснеевских мультфильмах, индейских принцессах и прочих человеческих несовершенствах. «Пустоши», «Дни жатвы» и «Тонкая красная линия» — безусловные шедевры, в которых бытие уничтожает время (подлежащее и сказуемое выберите в зависимости от настроения).
На Каннском фестивале, где «Древо жизни» получило «Золотую пальмовую ветвь», было достаточно раздраженных зрителей, решивших, что им показывают слишком интимное (то есть опять же пошлое): чужую молитву или проповедь о двух путях в жизни – пути природы и пути благодати. Да, содержание фильма может сильно раздражать, как раздражает человек, который подходит на улице и начинает что-то объяснять, — не дослушав, решаешь, что он проповедник или попрошайка. Если бы дослушали, узнали бы о смысле жизни, научились превращать воду в вино или лишились бы крупной суммы, но нет, поздно, возможность упущена.
Малик не проповедник и не попрошайка, он философ (по образованию) и архитектор (по отношению к «Древу жизни»).
У Хайнлана есть фантастический рассказ об архитекторе, который построил дом в виде развертки тессеракта – четырехмерного куба, и первое же легкое землетрясение схлопнуло дом в настоящий тессеракт, выглядящий снаружи обычным кубом, а изнутри оставшийся девятикомнатной башней. Теперь в него можно войти, а вот выйти сложнее: приходится бродить по нелогично сменяющим друг друга залам или выпадать в окно и оказываться где-то в пустыне. «Древо жизни» устроено примерно так же.
Сюжет, на первый взгляд банальный, если не претенциозный, оказывается тессерактом, если начать разбираться. Вкратце это воспоминания немолодого человека (Шон Пенн) о безмятежном детстве в двухэтажной Америке 50-х и об изгнании из этого рая. О борьбе двух родительских стихий – мама ангельской чистоты и кротости (Честейн) и отец дьявольской вспыльчивости и суровости (Питт). О том, что окружало и казалось целым миром: два младших брата, собаки, игрушечные «кьякадилы», не увиденный, но оставшийся в памяти сосед-эпилептик. Деревья, газон, солнце; дом, состоящий то из сплошных окон, то из закрытых дверей. Начало подросткового бунта, гормонального взрыва, уничтожающего планеты и галактики.
Все это – и рождение главного героя — безжалостно рифмуется с созданием и угасанием Вселенной (возможно, это именно ее предсмертные воспоминания) и сопровождается неумолкающей классической музыкой. Так что одни зрители возмущенно сбегают из зала еще до возникновения на земле динозавров, другие медитируют на Большом взрыве, медузах, какие и Херцогу не снились, ангельском сиянии рыжих волос Джессики Честейн, руках Брэда Питта и детской жестокости (дети играют удивительно).
По настроению центральная (американская) часть фильма — это что-то вроде «Вина из одуванчиков» Брэдбери, по одной из сюжетных линий — почти копия «Зеркала» Тарковского, по другой — едва ли не дословная и вряд ли осознанная экранизация стихотворения Тарковского-отца «Жизнь, жизнь». Это там, где «мы все уже на берегу морском» и «я вызову любое из столетий... грядущее свершается сейчас». При этом все сюжетные линии – это одна линия, все времена – это одно время, все вопросы – это ответы.
Не зря эпиграф из Книги Иова «Где был ты, когда Я полагал основания земли?» иллюстрируется буквально, но наизнанку: когда герои вопрошают Бога, как Он допустил трагедию и где же Он был, в ответ они получают ехидный отчет о создании земли. Звиняйте, дяденька, занят был.
Мифологических, литературных, религиозных и философских подкладок у «Древа жизни» столько, что не сосчитать. И сводить фильм к одной какой-нибудь идее, будь то идея о бессмертии души, о времени как пространстве, о конце света и переходе в другое измерение или об устройстве человеческой памяти, значит лишить себя редкого удовольствия пережить в кино личный опыт сотворения вечно существующего и вечно распадающегося мира из подручных средств – оговорок, намеков, воспоминаний, канала Discovery, книжки «Мифология для самых маленьких», травы и веток, неправильно запомненной молитвы.
Живите в доме — и не рухнет дом. Я вызову любое из столетий, войду в него и дом построю в нём. Жизнь схлопывается в четырехмерный куб — выход только в пустыню или на морской берег. Ведь правда мы знаем, что нас там ждет?
