— Можно ли рассматривать учреждение правительством и Министерством культуры РФ Всероссийского конкурса исполнителей как попытку восстановить систему всесоюзных конкурсов, существовавшую на протяжении более 50 лет в СССР?
— Конечно да. Старое ведь далеко не всегда плохое. Всесоюзный конкурс был знаменит прежде всего тем, что дал таких лауреатов, как Эмиль Гилельс в 1933 году, Давид Ойстрах в 1935-м, Святослав Рихтер в 1946-м. Это великие музыканты. Мне кажется, что сейчас в России необходимо такое конкурсное событие: ведь люди по-прежнему любят конкурсы, спортивные состязания, и мне эта идея очень нравится.
— В пресс-релизе сказано о том, что Всероссийский конкурс должен стать шагом к созданию «цивилизованного концертного пространства» на территории нашей страны. Означает ли это, что будет создана госструктура типа существовавшего раньше Госконцерта, которая станет одновременно и заказчиком, и исполнителем концертной жизни в России?
— Я считаю, что это было бы неплохо. Нельзя же все разрушать, ведь были вещи и хорошие. В последние годы стало ясно, что те события, в которых государство не участвует, у нас не получаются. В частных структурах быстро начинается перекос — они либо разрушаются, либо начинают как-то куролесить. В 90-х люди решили, что культурой не обязательно заниматься, что она сама может расти, как сорная трава. Но сейчас уже ясно, что так не получается и что все разрушается даже быстрее, чем можно было себе представить. Россия — огромная страна, и необходима единая структура, которая бы занималась концертной жизнью в этой стране. Иначе получается, что Владивосток и Хабаровск становятся недоступны из-за своей удаленности и высоких цен на авиабилеты. Хотелось бы, чтобы восстановилась система концертной жизни. И вообще России нужны какие-то объединяющие факторы.
— То есть задача конкурса — это объединение усилий и создание единого пространства?
— Здесь много целей и задач. Это и ознакомительная, и фестивальная цель, и создание реальной возможности проявить себя провинции, причем провинции в совершенно разном смысле: взять хотя бы консерватории Новосибирска или Екатеринбурга или маленькое музыкальное училище, находящееся в тысяче километров от крупного культурного центра.
— Почему выбрана такая сложная многоступенчатая структура отбора для Всероссийского конкурса?
— Я не считаю, что она сложная. Сегодня два состава жюри — жюри отборочное и жюри финальное — это общая практика во всем мире, это не мы придумали. Отборочное жюри прослушивает всех желающих в регионах, а финальное слушает тех, кого отобрали, уже в Москве. Подобным образом это происходит на конкурсе королевы Елизаветы в Брюсселе, на конкурсе Шопена в Варшаве, конкурсе Вэна Клайберна в Техасе.
— Есть ли квоты на представительство в финале участников из разных регионов?
— Нет, квот нет. Отбирать участников для финала будут соответственно общему уровню, иначе нет смысла в отборе. Исторически мы понимаем, что в Москве уровень выше, и все равно это шанс для талантливого человека из провинции показать себя. Я часто говорю применительно к конкурсам, что есть те участники, для которых попасть в финальный тур — это уже большая победа, а есть и те, для кого получить вторую премию — поражение. Много и таких, для кого приехать в центр региона и поиграть — это уже большой стимул. В нашу консерваторию на отборочный тур в ноябре приедут, например, скрипачи со всего северо-запада. У нас смогут послушать, как играют в Мурманске, Калининграде, Кандалакше. Нужно иметь представление о том, что творится в регионе.
— В опубликованных правилах конкурса нет положения о запрете на участие учеников членов жюри. То есть опять сложится ситуация, при которой члену жюри придется оценивать своего ученика на фоне других конкурсантов.
— Ну и правильно. Это же абсурд: если ввести такой запрет, то все поедут туда, где его нет. Для членов жюри такое положение — это персональная ответственность. Эти люди потом перед всем миром будут отвечать за свои поступки.
— Мы все это уже видели не раз...
— Что ж, когда случаются несправедливости в судействе, то такие конкурсы в дальнейшем не котируются. Если мы увидим, что конкурс будет нечестным (и это уже впрямую меня касается), то он упадет, не успев подняться. А если будет честным, все это тоже увидят — и будет большой подъем.
— Тема конкурсов по причине несправедливости и коррумпированности жюри в музыкальном сообществе стала одиозной. Есть ли методики, которые позволяют обеспечить справедливое судейство на конкурсе?
— Таких методик нет. Надо просто захотеть. Все зависит от конкретного человеческого фактора, от тех, кто сидит в жюри. Если сидит педагог, то все зависит от того, как он поведет себя.
— Вот если бы в финальном туре членами жюри были бы не педагоги, а концертирующие артисты, наверное, доверия к ним было бы больше.
— Исполнители, не имеющие своих учеников, тоже судят по-разному. Это не критерий. Но наличие очень серьезного жюри, на самом деле, это один из критериев конкурса. В Московском жюри будут те, кого все знают, действующие, играющие скрипачи.
— Чему Вы как музыкант и как председатель жюри отдадите предпочтение — качеству подготовки участника или его таланту?
— Конкурс есть конкурс. Человек должен знать, на что он идет. Может, с позиции художника это и плохо. Но все равно конкурс живет по спортивным законам. На конкурсе люди занимаются тем, чем в реальной концертной жизни заниматься никогда не будут. Потом они будут играть другие программы, не будут больше соревноваться. А на конкурсе так же, как на Олимпийских играх. Например, великий спортсмен-биатлонист плохо стрелял и не получил медали. И никто ничего поделать не может. Здесь тоже как в спорте: полгода готовятся — полминуты бегут. Если в этот день ты плохо себя чувствовал и ничего не сыграл в финале, то рассчитывать не на что. Есть, конечно, нюансы. Но здесь я так скажу.
Когда есть безоговорочная первая премия, ее обсуждают полминуты, поднимают руки — и все, по моей практике. Обсуждают же долго 5 или 6 место, и очень трудно решить кто, потому что на самом деле ни тот, ни другой. Если человек играет лучше всех на голову, с ним ничего невозможно сделать. Поэтому участникам, которые задаются такими вопросами, я бы посоветовал начать с себя — сыграй как Хейфец, и все будет в порядке.
— Что Вы скажете тем, кто не добьется успеха на конкурсе?
— Да ничего особенного. В конкурсе вообще нет ничего судьбоносного. Особенно сейчас. Вот раньше на конкурсе Чайковского от выступления часто зависела жизнь. Сейчас такой остроты нет: здесь ничего не получил — поехал на другой конкурс.
— Вы заговорили о конкурсе Чайковского. Раньше вся система всероссийских, всесоюзных конкурсов восходила к конкурсу Чайковского. Связан ли как-то Всероссийский конкурс-2010 с конкурсом Чайковского-2011?
— Да, когда появился конкурс Чайковского, все остальные внутренние конкурсы стали ступенями к нему. Я считаю, что в наше время конкурс Чайковского и Всероссийский конкурс связывать неправильно. У них разные задачи. У конкурса Чайковского — вернуть себе былое лидерство. И мы все надеемся, что у Валерия Абисаловича Гергиева, председателя конкурса Чайковского, это получится. Он может это сделать и очень хорошо знает, что такое международные критерии, как все должно быть. И ситуация с этим конкурсом такая: он должен стать первым в мире.
— Музыканты старшего поколения возмущены тем, что в жюри конкурса Чайковского приглашены такие пианисты, как Денис Мацуев и Ланг Ланг, и вообще отчетливо ощущается тенденция к коммерциализации этого конкурса. Каково ваше отношение к этим вопросам?
— Я считаю, что все это очень хорошо. Какая коммерциализация? Мацуев, Ланг Ланг — это музыканты, которых знает весь мир. Это правильная политика — пригласить в жюри музыкантов, которые не вылезают со сцены. Моего творческого мнения тут нет: нравится мне их игра или не нравится — это другой вопрос. Но политика совершенно правильная — пригашать не педагогов, которые привезут с собой десять своих учеников, а таких музыкантов, чтобы любой, взяв список членов жюри, сказал: «Вот это да». Все хотят выступать перед большим жюри, а не играть перед теми, кого никто не знает.
— Сегодня невозможно не ощутить перелома в культурной политике нашей страны.
— Да, собралась группа людей, которые хотят что-то сделать. А тем музыкантам старшего поколения, кто критикует организацию предстоящего конкурса Чайковского, я бы напомнил о том, что было во времена их расцвета. В общем-то под их руководством этот конкурс почти исчез. Поэтому сейчас надо дать возможность другим это поправить. Я понимаю, что говорю очень резко, и были объективные факторы, но в целом всем этим крупным деятелям никто не мешал держать конкурс на уровне.
— В последние десятилетия на мировом музыкальном олимпе появились исполнители, не принимавшие участия в конкурсах — Евгений Кисин, Аркадий Володось и другие. Необходимы ли сегодня конкурсы для молодых талантливых исполнителей?
— Когда-то путь на концертную эстраду через конкурс был единственным. В последние десятилетия этот путь перестал быть единственным и стал одним из путей. Действительно, тому есть примеры — Анна Софи Муттер, например, или Кисин. Но я считаю, что это скорее исключения из правил. И изо всех путей путь на большую концертную эстраду через победу на конкурсе — самый честный. Не буду даже это комментировать. По-прежнему лауреата первой премии конкурса Шопена или победителя конкурса в Брюсселе знают все. Такой человек начинает везде играть. А дальше уже видно, насколько он интересен, поэтому многие покатаются так с годик и исчезают.
— Ждете ли вы сейчас больших результатов от участников предстоящего Всероссийского конкурса?
— От Всероссийского конкурса я, скорее, жду результата в целом, по всем тем задачам, которые мы ставим. Чтобы люди приехали, поиграли, чтобы их послушали. И в этом спектре задач появление какой-то звезды не главное. Кстати, звезды ведь не появляются вдруг. Нам очень важно поправить ситуацию с образованием, с концертной жизнью, с тем, что творится в музыкальных школах и училищах. Привлечь к ним внимание, привлечь средства, чтобы педагогам платили больше. Здесь много вот таких задач, и конкурс заполняет эту нишу. И не стоит очаровываться особенно по поводу появления новых звезд. У нас других лауреатов для вас сейчас нет. Поэтому это будут те лауреаты, которые будут.