Никита Михалков приехал в Оренбург только на церемонию открытия кинофестиваля «Восток&Запад. Классика и авангард», а наутро уехал, не поучаствовав ни в каких «круглых столах». И «Утомленные солнцем-2» тоже представлять не стал. Говорят, плохо себя чувствует.
Однако выглядел бодро и, отвечая на вопросы про бюджет, заводился с пол-оборота. На пресс-конференции перед открытием фестиваля у Михалкова спросили, как он относится к заседанию Гильдии продюсеров, на котором говорили о системе господдержки и грустили, что, прежде чем обсуждать проект новой модели госфинансирования кино, с профессиональным сообществом никто не посоветовался. Михалков назвал тактику продюсеров «иждивенчеством» и высказался в том смысле, что могли бы и сами что-нибудь предложить государству, а не обсуждать друг с другом, как все плохо.
Кроме того, режиссер несколько раз повторил, что ему это госфинансирование вообще не нужно:
«Если говорить эгоистично, меня это и волновать не должно как режиссера: я надеюсь, что еще какое-то время смогу доставать деньги на свои фильмы». И вообще, он тут не от имени государства говорит, а от имени производителей. Михалков ли не говорит от имени государства, государство ли не говорит от имени Михалкова – пусть говорят.
Золотого сарматского льва за заслуги перед кинематографом вручили режиссеру Александру Прошкину,
который снимал свой «Русский бунт» в Оренбуржье, и декорации к фильму стали местной достопримечательностью. Церемонию открытия и показ фильма открытия («Фонограмма страсти» Николая Лебедева) проводили в разных местах, поэтому о фильме открытия я ничего сказать не могу.
Пресс-конференция и сама церемония открытия создали ощущение какого-то разудалого размаха – не в смысле кино, а в смысле самопрезентации.
Председатель комитета по культуре Госдумы и председатель оргкомитета фестиваля Григорий Ивлиев вообще заявил, что «наш фестиваль является важнейшим культурным событием в нашей стране».
Этот пафос сбил председатель жюри режиссер Арво Ихо, сказавший на открытии, что «задача жюри — открыть глаза и сердце и закрыть рот».
Возможно, организаторы фестиваля поспешили, дав своему детищу такое название: с Востоком и Западом все более или менее ясно, и Киплинга про «не сойтись» на открытии цитировали дважды. Но вот о классике и об авангарде, если судить по первому дню конкурса, у фестиваля довольно странные представления.
Пока что ни то ни другое в конкурсной программе не замечено.
Авангард выражается разве что в видениях разных героев и в запутанности сюжетов, а воспоминания о классике – в навязчивой музыке, подсказывающей, какие эмоции надо испытывать зрителю.
Контуженный на Первой мировой войне Йозеф из чешского «Обходчика № 47» (режиссер Филип Ренч) с тоской наблюдает за своими видениями, а именно за тем, как его судьба хочет вымыть окровавленные руки. Йозеф то глохнет, то снова обретает слух, но собирается притворяться глухим и дальше, чтобы узнать, изменяет ли ему жена и о чем говорят за его спиной жители города, блеклые монстры. Флешбэки и видения придают фильму торжественную старомодность, зато саундтрек очень старается передать ощущения оглохшего человека.
Это экранизация рассказа Йозефа Копты, чешского писателя, известного сегодня в России в основном по упоминанию в рассказе Карела Чапека о собачке («а когда подошел один писатель (помнится, Йозеф Копта), хотела его тоже задушить и укусила его за ногу; а одной даме изорвала все платье»).
Армяно-франко-норвежские «Сплетенные параллели» Ованеса Галстяна уже показывали в Москве на ММКФ. В этой семейной саге со смещением времен Ханна из норвежской деревушки сразу после Второй мировой войны влюбляется в беглого солдата-армянина, а сорок с лишним лет спустя ереванская учительница математики влюбляется в своего ученика. Эти параллельные линии пересекаются почти сразу, как только учительнице попадает в руки дневник Ханны. Идеальный пример совместной продукции: в роли учительницы – француженка, место действия – Армения и Норвегия, конструкция выглядит надуманной, но на исполнительницу роли Ханны (Сири Хелене Мюллер) смотреть одно удовольствие.
Историю об учительнице грозил снять Кшиштоф Занусси, которому Галстян когда-то показывал сценарий.
В норвежском «Томми в аду» режиссера Ове Раймонда Гилденаса подросток Томми представляет, как его возлюбленная Мария, похожая одновременно на Машу Шалаеву и Франку Потенте, идет с ним под венец, а там вдруг вся взрывается кровью. В этом фильме 2005 года мальчики и девочки меняются гендерными ролями задолго до «Сумерек» (их, кстати, показывают в соседнем зале, и билет стоит те же 100 рублей на дневной сеанс).
В «Томми в аду» разве что нет вампиров, а так расстановка сил та же: Мария хочет секса, Томми категорически против.
Девушка предлагает Томми на время расстаться, тогда он со своим другом Ахмедом (отвечающем в этом фильме за Восток) идет в магазин, и там мальчики перемеривают кучу одежды. А неудовлетворенная Мария сначала пробует другого мальчика, а потом переключается на девочек, потому что только с ними может испытать «салют и фейерверки». В фильме происходит много всякого, там бродит маленькая сестра Томми с дохлой канарейкой, мусульманский папа обедает в «Бургер кинге», а мусульманский сын пишет порнорассказы.
Я испытала большое, с салютом и фейерверками, удовлетворение, увидев на сеансе не только восторженно смеющихся оренбургских подростков, но и Григория Ивлиева.
Он на пресс-конференции сообщил, что его партия поддерживает авангардистские традиции, – вот теперь ему отдуваться на норвежском подростковом сумбуре.
Еще раз об авангарде, и больше не буду. Член жюри Слава Цукерман перед началом церемонии открытия давал интервью каким-то милым девочкам, которые с трудом вспомнили название его фильма «Жидкое небо». Поэтому его слова о том, что он раздумывает, не сделать ли сиквел «Жидкого неба», девочек нимало не впечатлили. А меня – очень.
А тем временем в одном из местных кафе молоденькие официантки обсуждали нынешний фестиваль: «А к нам тут приехал, говорят, этот, ну, актер. Сергей Михалков. То есть, нет, Сергеем его отца звали, да? Он гимн еще написал, да?»