Цивилизация
Сегодня в Москве на 71-м году жизни скончался поэт-песенник Наум Олев. Фамилия, как это водится у людей этой непубличной профессии, почти наверняка мало кому что скажет. Но стоит напомнить, например, песни к фильму «Мэри Поппинс, до свидания!» — и человек непроизвольно улыбнется: как же, мол, помню. «Все, что было много лет назад, сны цветные бережно хранят…»
Много лет назад, 22 февраля 1939 года, в семье, как тогда говорили, служащих родился Наум Миронович Олев. Тогда, впрочем, еще Розенфельд. Олевым он стал позже, когда занимался журналистикой и работал в «Вечерней Москве». Молодой сотрудник заметил, что ветераны «Вечерки» как-то уж очень внимательно относятся к стажеру, подписывающему заметки «Н. М. Розенфельд». А потом сообразил, что все в газете принимают его за сына Михаила Розенфельда — прославленного военкора «Комсомольской правды», погибшего на фронте.
После этого и появился псевдоним «Н. Олев», а в семье его стали дразнить Ноликом.
Семья, как уже говорилось, была самая обыкновенная и с искусством никак не связанная: мама — учительница, преподавала историю СССР, а папа заведовал авторемонтными мастерскими. А вот сын был малость непутевым. Учился в Тартуском университете и Московском историко-архивном институте, но ни тот ни другой не закончил. С журналистикой тоже не заладилось, и более того, отпрыск вдруг подался в стиляги. Да-да, те самые, обитатели «Бродвея» — улицы Горького от «Националя» до Пушкинской. Потом об этих годах Наум Миронович рассказывал в фильме «Бродвей моей юности». Во всех статьях об Олеве этот фильм упоминается как единственная актерская работа поэта, хотя на деле он сыграл там самого себя. Хотя на самом деле Олев снимался и в художественном фильме, и как раз в те самые пятидесятые. Вот как об этом рассказывал сам поэт: «На «Мосфильме» снимали фильм «Дело пестрых», первый хороший детектив. Там была сюжетная линия «золотой молодежи», которая примкнула к криминалитету из-за своего развратного поведения. Главную роль пахана играл замечательный артист Владимир Емельянов. Его сын был со мной в одной компании, и однажды он рассказал, что у отца на фильме возникла проблема — никто не умеет танцевать рок-н-ролл». В общем, вскоре все эти обитатели «Брода» с коками и в «дудочках» уже отплясывали в свете софитов, изображая опять-таки самих себя.
В общем, однажды отец, возмущенный столь асоциальным поведением сына, который лишь тусовался да стишки писал, привел его к себе в мастерские и заявил: хватит дурака валять, давай работать.
И быть бы Науму Мироновичу обычным автомехаником, если бы не случай.
Однажды в мастерские к отцу пришел клиент, режиссер с радио. Отец и спросил между делом: «У меня сын стишки пишет. Не поможете?» Тот объясняет: «Да я не по этой части, если бы он тексты песен писал...»
Дальше, как рассказывал сам Наум Миронович, «папа звонит мне: «Ты тексты песен пишешь?» — «Пишу». — «Тащи сюда». Я наскреб три-четыре стишка, принес. Клиент этот, мой крестный отец Александр Леонидович Столбов, отнес мои стишата Оскару Фельцману. Тот выбрал один текст, да и то очень сомневался: рифмы были какие-то необычные — «горизонты — робинзоны — чемоданы». Позвонил Фельцман Льву Ошанину. А Ошанин возьми да ляпни, что это все очень даже свежо. И стали эти «Робинзоны» шлягером. Сразу. Через неделю я проснулся знаменитым. Они выпустили джина из бутылки!
Стал я модным поэтом. Два-три раза в неделю по радио новая песня».
Действительно, кто только из тогдашних звезд не пел песни на стихи Олева: Гелена Великанова и Лариса Мондрус, Эдуард Хиль и Юрий Гуляев, Тамара Миансарова и Аида Ведищева, Вадим Мулерман и Людмила Гурченко, Муслим Магомаев и Лев Лещенко. Даже молодая Алла Пугачева успела — еще в те времена, когда работала в «Веселых ребятах», спела дуэтом с Анатолием Алёшиным «Мы стали другими». Это действительно были всесоюзные шлягеры, вся страна пела «Нагадал мне попугай…» с Аидой Ведищевой, «Манжерок» с Эдитой Пьехой или «За полчаса до весны» с «Песнярами». А одна из песен Олева тех лет недавно пережила новый взрыв популярности.
Речь, конечно же, о «Татьянином дне», написанном Наумом Мироновичем в содружестве с Юрием Саульским: «Был белый снег, шел первый день каникул…»
Потом Наум Олев переключился с эстрады на кино. Ко скольким кинофильмам он написал песни, он и сам точно не помнил — что-то около четырех десятков. Многие из этих фильмов сегодня практически забыли — вроде «Светлой личности», «Миссии в Кабуле» или «Новых сказок Шахерезады». Песни из других поют до сих пор, и в первую очередь это касается песен, написанных в результате многолетнего творческого содружества с Максимом Дунаевским. Достаточно вспомнить «Три кита» из «Треста, который лопнул», практически все песни из «Мэри Поппинс», или «Двадцатый век», или «Ты где, июнь», которые исполнил в «Зеленом фургоне» совсем еще молодой Дмитрий Харатьян. Полностью на кино, правда, не замыкался, писал и просто эстрадные шлягеры вроде «Листья жгут» Михаила Боярского.
Как вспоминал сам поэт: «Писалось мне легко и весело.
Денег платили немерено. Но прогуливалось-пропивалось все до копейки. Пример. Попал я с ожогом правой руки в больницу. И пока я там месяц лежал, гонораров скопилось на полный взнос на однокомнатную кооперативную квартиру! Зато мой творческий ангел меня покинул, не простив предательства чистой поэзии. И на 10–15 лет настоящие стихи прекратились».
Тогда поэт совершенно неожиданно для многих, благо наступили новые времена, вдруг начинает заниматься арт-бизнесом и открывает галерею «Зеро». Сам он это объяснял так: «Вы знаете, я прожил несколько жизней и сейчас, конечно, я галерист. Давно уже не пишу стихов и текстов песен. Наверное, с 1987 года, то есть та моя жизнь прошла. Галерею мы открыли в 88-м году, но арт-бизнесом я занимался всю жизнь. Я прожил жизнь среди художников, а не литераторов, среди художников мне было комфортно. Во-первых, они были старше и многому меня научили, а во-вторых, они стали потом европейскими знаменитостями. Это те самые звезды, наши «шестидесятники».
Правда, в последние годы Олев все-таки вернулся к поэзии
— написал либретто для мюзикла «Ромео и Джульетта», стихи к новогоднему проекту Первого канала «Двенадцать стульев», но к этой работе он, честно говоря, относился уже совсем по другому. Все было иначе — изменилась и жизнь, и качество стихов в шлягерах, и требования заказчиков. Например, по поводу «Ромео и Джульетты» он признавался: «В перевод Пастернака я заглядывал, чтобы отдохнуть от подстрочника. Знаете, одно дело классический текст, и совсем другое — тот попкорн, который мы изготавливаем».
Сегодня Наума Мироновича Олева не стало. Он очень не любил пафосных текстов о себе, но все действительно получилось как в песне — за полчаса до весны.
