Цивилизация
«Цех» — не просто сборная солянка из маленьких и средних номеров, собранных из разных мест большой страны. Он заявлен организаторами как «групповой портрет в интерьере сегодняшнего дня». В преамбуле это описано красиво, по-латыни — «casus improvisus» («непредвиденный случай»). Точнее, так назван весь отечественный современный танец, а игра слов намекает на непредсказуемый характер феномена.
Фестиваль проходил на двух площадках. Одна, «Актовый зал» — авангардная, вторая, Центр имени Мейерхольда — умеренная. Зазор между этими определениями вмещает весь «Цех» 2008 года. Странно, кстати, что название феста в этом году не изменили. Ведь организаторы, год назад отбиваясь от обвинений в отсутствии танца на смотре танца, ссылались на неправильно понятую критиками концепцию проекта — мол, у нас не фестиваль танца, а фестиваль невербального театра.
Спору нет, это не одно и то же.
С другой стороны, театр танца — тоже емкое понятие. Если исполнитель не стоит стоймя на месте, а делает хотя бы шаг — можно считать это танцем.
Первый номер феста назывался «Мое тело – телефон». Две девушки, одна в мужских трусах и с нарисованными усиками играет парня, зацикленного на компьютере. Парень в буквальном смысле молится компу, стоя на коленях и засунув голову в раскрытый ноутбук. А рядом остервеневшая жена-«лесопилка», которая беззвучно орет на домашнего фанатика.
Эпизод с головой в ноутбуке – просто эмблема «Цеха».
Без медиатехнологий этот фестиваль (как, впрочем, любые фестивали современного искусства) чувствует себя все равно что голым. Как говорит герой упомянутого выше спектакля, «все хотят мобилу, а самокат никто не хочет». В принципе, можно вообще отказаться от живых артистов и все перенести в компьютер, раз он так моден: электронная версия танца (что-то вроде видеоклипа, мультика или компьютерной игры) дешевле – ни костюмов с декорациями, ни аренды сцен, ни гонораров. Во время кризиса самое оно.
Но пока до этого не дошло. Пока комп и танцовщик еще сотрудничают как бы на равных. То есть танцовщик движется, и его движения проецируются на экран. Тут в дело включается электроника — и пошло-поехало. Иногда это емко и красиво, как абстрактное декоративное панно «Quad/round/line» Анны Абалихиной, вписавшей изгибы тела в черно-белую компьютерную графику. Иногда – затянуто и многозначительно, как схожий проект Дины Хусейн, чью фигуру медиахудожник то сплющивал на экране в блин, то пришивал дюжину рук, то множил в нескольких экземплярах, создавая эффект «кривого зеркала». Компьютерные спецэффекты тянули в сторону ужастика, но одновременно с этим в зрительный зал зачем-то вошел огромный ряженый «кролик». Вот и понимай как знаешь эту «кэрроловщину».
То были видения Алисы в стране чудес, наверно.
В подобных проектах неважно, есть ли у двигающегося человека хоть какая-то координация и каково вообще его движение. Комп осуществил давнюю месту современных творцов, проповедующих конец понятия «качество в искусстве». Теперь лишь программист обязан быть хорошим. Но интересно: захотели бы творцы есть обед от повара, не умеющего готовить? Или носить одежду, пошитую вкривь и вкось?
Вы спросите, были ли старомодные «безлошадные» (то есть безкомпьютерные) танцы. Да, случались и такие. Например, трио из Петербурга под названием «Франческа да офис», после которого захотелось поехать на могилу Петра Ильича Чайковского и возложить букет цветов – за то, что сочинение «Франческа да Римини» не очень длинное. А то мучиться бы зрителям долго, созерцая глуповатую «комедию» служебного романа, при котором стол и стул используются для секса без отрыва от производства. Местами «контемпорари данс» был похож на горячую птицу-тройку из анекдота про коней: ехать на них не едут, но запрягают-распрягают без конца.
Это к вопросу об излюбленной теме современного искусства — бессмысленной тоске.
Вот группа «Онэ цукер» показывает спектакль «Нехватка воздуха». Целый час они исправно иллюстрируют заглавие. И буквально, и аллегорически. Активно душат сами себя, издавая жуткие звуки – как будто прорвало канализацию. Не менее длинный опус команды «По. В. С. танцы» «Практика вероятности» спровоцировал на вопрос «зачем вам зрители»? Пять человек, договорившись о хронометраже приходов на сцену и уходов с нее, импровизируют телодвижения, кто как хочет, под скрип и скрежет фонограммы долго вслушиваясь в собственные ощущения. Им явно в кайф. И пожалуйста, но для экзерсиса есть репетиционный зал. Правда, в нем не будет такого эффекта, как от финала спектакля: все раздеваются догола и долго демонстрируют свои прелести народу.
Ехидная коллега по перу тут же предложила назвать текст о фестивале «Похвастаться нечем».
Проект с экзотическим названием «Хури-хури», показанный группой женщин «Киплинг» из Екатеринбурга, достаточно забавно муссирует тему женской доли на примере южноамериканских демонов из индейских мифов, привлекая к делу и куски теста, и клубки красных ниток, и песню о Че Геваре. Но вот беда – двигаться девушки хотят, но не умеют совсем. Перечислять можно долго, поэтому скажем коротко: если б не трагикомически-остроумный проект «Нейросчастье» челябинца Владимира Голубева и – в некоторой степени — брутальная «Сделка» костромской компании «Диалог данс» (дуэт по современной абсурдистской пьесе, воспевающей мужскую привязанность), автор этих строк испытал бы немного положительных эмоций.
Между танцами просто так и танцами «с технологией» мостиком завис проект Александра Пепеляева «Мух-Цокотух». Ну да, в основе та самая детская сказка. И муха ползает, и комарик летает с фонариком, и паук грозно шевелит конечностями. На экране, сами понимаете, компьютера. Но есть и их живые прототипы, чьи встречи и разлуки транслируются на экран не в реальном, а в отсроченном времени, так что персонажи то и дело встречаются с самими собой. Есть и лицо от автора, сам Пепеляев, зачитывающий текст Чуковского задом наперед.
Все для того, чтоб узнать, куда девается движение после того, как его произвели, и где оно было до того, как появилось.
Эта, достойная титанов, задача сопровождается пародией на классический балет (многолетний главный враг постановщика). А зачем понадобилось вводить эпизод вкалывания персонажами «дури» в вену с сопутствующей токсикоманией? Видимо, они признаются, что увиденное – наркотический бред.
А Фрейд был, ей-богу, неправ. Пепеляев это доказал. Детские комплексы у некоторых взрослых вовсе не нуждаются в поднятии на поверхность из недр подсознания. Они давно уже подняты, просчитаны, пронумерованы и пущены в дело. Все просто. Муха по полю пошла. Муха денежку нашла. Умница.
