Цивилизация
Стоит признать, что, несмотря на все стенания в связи с распадом Советского Союза, россияне довольно быстро привыкли обходиться без искусства из «братских республик». Будто его и не было никогда. Легкость расставания можно объяснить, пожалуй, двумя обстоятельствами. Во-первых, канул в Лету формат «всесоюзных художественных смотров», так что зрителю никто больше не был обязан «творческими отчетами» – а он, зритель, соответственно, и не испытывал подобной потребности. Коли вся жизнь поменялась, то чего уж там сожалеть о каких-то частностях... Во-вторых же (вероятно, и в-главных), интерес пропал из-за долгой исторической общности – как ни парадоксально. В эпоху перемен привлекают чужие модели и неведомые доселе сценарии. А что нового могли нам поведать «соседи по коммуналке», у которых у самих такие же выцветшие обои на стенах и те же проблемы с продуктами в магазинах?
Схожая ментальность восторга не вызывала и даже отталкивала.
В бывших «национальных окраинах» возобладал аналогичный подход, усугубленный к тому же стремлением избавиться от признаков «имперского гнета». Казенные мероприятия вроде взаимных месячников дружбы едва ли могли на что-нибудь всерьез повлиять. Сложилась ситуация, при которой художники из постсоветского пространства апеллировали в первую очередь к западным институциям, друг друга не особенно замечая. И уже там, на международных арт-ярмарках или на сборных фестивальных выставках, вдруг обнаруживали, что движутся по близким траекториям.
Собственно, этот феномен и положил в основу своей книги куратор Виктор Мизиано.
Он уже несколько лет «челночит» между Западом, Россией и так называемыми «странами СНГ и Балтии», пытаясь связать концы с концами. Промежуточным итогом его стараний был проект 2007 года под тем же заглавием «Прогрессивная ностальгия». В течение нескольких месяцев устраивались выставки в Эстонии, Греции, Финляндии, Италии – и каждый раз главными действующими лицами становились авторы с просторов бывшего СССР. Практически отовсюду, кроме Таджикистана и Туркмении: тамошние художники ни на выставках, ни в альбоме не фигурируют. Но и без них хватает информации к размышлению.
С основным выводом, к которому пришел Мизиано, трудно не согласиться.
Он считает, что сегодня в творческих процессах на рассматриваемой территории общего даже больше, чем лет пятнадцать назад, то есть сразу после развала единого государства.
Это вполне логично: стремясь вычеркнуть из памяти совместное прошлое и максимально дистанцируясь от людей с тем же историческим опытом, быстро наталкиваешься на барьеры уже чужие. Преодолевать их пробуют все примерно одинаково – и разочарования тоже сходные. Скажем, откровением для постсоветских художников стало то обстоятельство, что западному арт-рынку совершенно не требуются парафразы из репертуара интернациональных звезд.
Типа петь, как «Битлз», можете у себя в Сызрани, Харькове или Бишкеке, а в приличном обществе такие номера не проходят.
Однако и вдаваться слишком сильно в национальную специфику тоже не рекомендуется – международная публика вас просто не поймет. Существуют и другие ограничения – технические, трендовые, идеологические. После того как все потыркались, индивидуально или группами, оказалось, что отводимые постсоветскому искусству ниши выглядят на удивление типовыми.
Хотя, честно говоря, такого тезиса у Мизиано нет – это мы уже от себя напридумывали насчет ниш, похожих на резервации. Автор и составитель «Прогрессивной ностальгии» смотрит в перспективу, наоборот, с оптимизмом. И полагает, что «ностальгия сегодня – форма рефлексии о современности, способ занять позицию в настоящем». Другими словами, он видит в концептуальных постсоветских перекличках не кризис сознания, зашуганного международными «ГОСТами», а всего лишь совпадение вольных тенденций.
Для иллюстрации своих умозаключений Мизиано приводит множество примеров, классифицированных по категориям.
Например, в главе под названием «Новая география» рассматриваются художественные проекты, осмысляющие тему границ и перемещений. Казах Ербосын Мельдибеков со свойственной ему брутальностью предлагает посмотреть на шкуру освежеванного коня как на карту завоеваний Чингисхана (попутно намекая и на политику Сталина, и на утопический символизм эпохи «Купания красного коня»). Тут же молдаванин Павел Брайла демонстрирует обложку своего паспорта с пририсованными звездами Евросоюза. А уроженец Белоруссии Александр Комаров, не мудрствуя (вернее, мудрствуя через край), издает свой загранпаспорт в виде поучительной и познавательной книги. То есть один шокирует, другой прогнозирует, третий критикует – а вместе они образуют многообещающий тренд, связанный с социальной географией.
Приблизительно по такой же схеме выстроены главы «Прекрасный новый мир», «Сторонний взгляд», «Время рассказчиков», «Человеческий проект», «Возвращение памяти».
Всякий раз присутствует некая стилевая или идейная доминанта, через которую характеризуются работы авторов из разных стран. Скорее всего, такой способ презентации более плодотворен, чем распихивание художников по «национальным квартирам». Но одновременно тут и поле для искусствоведческого произвола – или, говоря мягче, для субъективности. Виктор Мизиано своей властью составителя вроде бы не злоупотребляет, однако предложенные паззлы складываются все-таки не без нажима. Уловленные автором сходства не кажутся сногсшибательными, а различия – сколько-нибудь значимыми.
Может быть, дело в том, что над всем этим репертуаром витает незримый дух интернационального контемпорари арта.
Он-то и служит подлинным общим знаменателем. Вписаться в этот формат – заветная мечта каждого претендента (кое у кого отчасти сбывшаяся). Именно подобным стремлением, а также сходными проблемами на пути легче всего и объясняются взаимные переклички. Скорее всего, до реального осознания и выражения былой общности дело у современных художников по-прежнему не дошло.
Виктор Мизиано. Прогрессивная ностальгия. Современное искусство стран бывшего СССР. М.: WAM, 2008.
