Цивилизация
Позволите вопросик? Как вы думаете, кто изображен на этом рисунке - тот что справа?
Нет, это не буржуин из «Мальчиша-Кибальчиша», не мистер Пиквик и даже не доктор Ливси. Это, дорогие товарищи, наш родной, всемирно известный ветеринар доктор Айболит. И не надо, пожалуйста, бухтеть про «не похож» и «развелось маляров в иллюстрации». Это, к вашему сведению, не маляр рисовал, а великий художник Мстислав Валерьянович Добужинский. Просто рисовал очень давно – Добужинский, если запамятовали, — это художник, книжки с рисунками которого читали в детстве те художники, книжки с рисунками которых читали в детстве ваши родители.
Более того – перед вами первый, можно сказать, прижизненный портрет Айболита.
Дело в том, что именно художник Добужинский в каком-то смысле пробудил к жизни и Айболита, и его вечного антагониста Бармалея. Как рассказывает наш известный лингвист Лев Успенский в книге «Имя дома твоего», по словам самого Корнея Ивановича Чуковского, его главный поэтический цикл зародился довольно забавным образом. Много лет назад поэт в компании с Добужинским гулял по Петроградской стороне, и в какой-то момент они вышли на Бармалееву улицу. Название привлекло внимание, и художник поинтересовался – кто же такой был этот Бармалей. Чуковский начал рассуждать о возможной этимологии, но нетерпеливый художник его перебил: «Неправда! — сказал он. — Я знаю, кто был Бармалей. Он был страшный разбойник. Вот как он выглядел...» И на листке Добужинский набросал свирепого злодея, бородатого и усатого... Через какое-то время у Чуковского вышла новая книжка с названием «Бармалей» и, естественно, с рисунками Мстислава Добужинского. Именно оттуда, из первого издания, и взято это изображение.
Но, тем не менее, могу лишь повторить вслед за вами – не похож.
Пусть Добужинский ему и отец родной, но с обликом Айболита – не угадал. Такое бывает. А вот с Бармалеем, напротив – угадал. В тексте сказки нигде не упоминается, что Бармалей – пират, у Чуковского он всего лишь каннибал и разбойник. Но Добужинский почему-то изобразил его пиратом, и вот уже почти столетие «кровожадный и беспощадный» не снимает униформы морских разбойников. Пришлось даже Чуковскому много позже, в прозаической версии «Доктора Айболита» как-то разъяснить пиратское происхождение знаменитого разбойника.
На самом деле проблема эта довольно любопытна. Детская литература – явление настолько своеобразное и особенное, что вполне тянет на особый вид искусства. Вышеупомянутая особенность, к примеру, ставит ее ближе к иконописи, чем ко своей «взрослой» сестре. И в самом деле – в детской литературе существует КАНОН. Никто не знает, как выглядела Анна Каренина, эту проблему каждый решает самостоятельно. А вот внешний вид какого-нибудь Чебурашки всем известен превосходно, и другого облика быть не может по определению. Любой культовый персонаж детской литературы довольно быстро обретает канонический облик, отступить от которого не может себе позволить не один сколь угодно вольный художник.
Причем канон этот часто разработан до мельчайших деталей.
Возьмем, к примеру, Буратино. Алексей Толстой, как известно, не только вернул русской версии Пиноккио изначальное имя (книга Карло Коллоди сначала называлась «История буратино» (дословно – «деревянной куклы», то есть «марионетки») и лишь во второй, расширенной версии сказки марионетка обрела имя Пиноккио, то есть «сосновый орешек»), но и изрядно облегчил работу будущим иллюстраторам. Во-первых, к тому времени уже много лет как существовали классические иллюстрации к Пиноккио итальянских художников Мацанти и Маньи, а во-вторых, в тексте облик Буратино был описан весьма детально. Долгое время классическими считались иллюстрации 1946 года знаменитого Аминадава Каневского, где облик главного героя был нарисован строго по книге (предыдущие версии Б. Малаховского и Н. Муратова особого успеха не имели).
Тот же Каневский, кстати, является создателем канона еще одного культового персонажа – Мурзилки, который, как известно, появившись в книге русской писательницы Анны Хвольсон «Путешествия лесных человечков», был там человечком во фраке, с тросточкой и моноклем.
С появлением в 20-х годах журнала «Мурзилка» обладателя столь звучного имени сделали… маленькой белой собачкой, постоянно попадающей в разные приключения вместе со своим хозяином — мальчиком Петей, и лишь потом Каневский придумал желтое пушистое существо в берете, с шарфом и фотоаппаратом.
Но вернемся к Буратино.
Каневский, безусловно, был великим детским иллюстратором, но Буратино ему не дался. Такое случается – ни имя, ни талант художника, как мы убедимся, еще не гарантируют успеха. Честь создания канонического образа Буратино принадлежит не менее известному художнику Леониду Владимирскому. В 1953 году этот тогда никому не известный выпускник художественного факультета ВГИКА работал на студии «Диафильм» и, начиная диафильм «Золотой ключик», решил немного пошалить. Как вспоминает сам художник: «Я тогда был молодой и нахальный и сделал, как хотел. У Толстого Буратино носит белый колпачок из старого носка («За горизонтом мелькнул белый колпачок Буратино»), но мне это показалось скучным, и я сделал колпачок полосатым – такие носки были одно время очень модны в Италии. У меня и курточка Буратино была не коричневой, а красной, штанишки — не зелеными, а черными и так далее».
В 1956 году вышла книжка с иллюстрациями Владимирского, и пошло-поехало. Ситуацию еще попытался было переломить в 1959 году более именитый и не менее талантливый художник Алфеевский, но тщетно.
«Владимирский» Буратино в шортиках и с волосами-стружками начал шествие по стране и вскоре был везде – от этикеток на лимонадных бутылках до двухсерийного фильма «Приключения Буратино» Леонида Нечаева. Даже в новые времена художники, даже самые маститые вроде Михаила Скобелева не рисковали нарушать канон.
Красно-белый колпак и шорты стали столь же непременным атрибутом Буратино, как большие уши – визитной карточкой Чебурашки.
Вот, кстати, хороший пример того, что канонический образ не всякому таланту дается, и как иногда полезно художнику наплевать на авторский текст. У Успенского образ Чебурашки описан довольно невнятно: «Чебурашку сделали на игрушечной фабрике, но сделали так плохо, что невозможно было сказать, кто он такой: заяц, собака, кошка или вообще австралийский кенгуру. Глаза у него были большие и желтые, как у филина, голова круглая, заячья, а хвост короткий и пушистый, такой, какой бывает обычно у маленьких медвежат».
Примерно такого Чебурашку и изобразил первый иллюстратор книги – уже упоминавшийся Валерий Алфеевский, но его версию ныне помнят разве что историки иллюстрации.
Не лучше получилось и у сделавшего вторую попытку гениального Геннадия Калиновского.
И только в 1968 году в мультфильме Романа Качанова «Крокодил Гена» появился великолепный образ, придуманный и нарисованный Леонидов Шварцманом без всякой оглядки на описание Успенского. И сразу попал в десятку – иного Чебурашку уже и представить невозможно.
Мультфильмы, надо сказать, как более массовый вид искусства нередко «перебивали» образы иллюстраторов.
Так произошло, например, с Карлсоном. Не припомню ни единого случая, когда в детских журналах, на афишах и т.п. использовался «санкционированный» самой Линдгрен образ, нарисованный ее постоянным иллюстратором Илон Викланд.
И хотя в советское время книги про Карлсона выходили только с ее иллюстрациями, тамошнего Карлсона, нарисованного художницей, по слухам, с какого-то стокгольмского бомжа, начисто затмил наш советский Карлсончик, рыжий и в стильном комбинезоне. Тот самый, из мультфильма Бориса Степанцова «Малыш и Карлсон», нарисованный Анатолием Савченко.
То же самое случилось и с Винни-Пухом – обаятельный толстячок,
созданный режиссером Федором Хитруком и художником-постановщиком Эдуардом Назаровым был настолько неотразим, что просто вынес из голов советских детей классические иллюстрации Диодорова и Калиновского.
Но нередки были и обратные случаи – когда мультипликаторы, несмотря на всю свою многомиллионную аудиторию, вынуждены были склонять выю перед скромными книжными графиками, не в силах преодолеть утвердившийся образ.
Так, создатели многосерийного мультфильма «Приключения капитана Врунгеля»
вынуждены были фактически до деталей копировать утвердившиеся в массовом сознании иллюстрации великого Константина Ротова, сделанные еще к первому изданию книги Некрасова.
Кстати, у Ротова на счету как минимум два канонических образа — он был и первым иллюстратором «Старика Хоттабыча», и все последующие воплощения дремучего, но обаятельного джинна – что в кино, что в иллюстрации – делались уже по ротовскому образцу.
Тот же Роман Качанов, что сделал «Чебурашку», затевая «Тайну Третьей планеты», приглашал на роль художника-постановщика автора классических иллюстраций к булычевской «Алисе» Евгения Мигунова. И хотя состояние здоровья не позволило Евгению Тихоновичу принять это предложение, многие образы в мультфильме явно «мигуновские».
Конечно же, балованные аудиторией аниматоры не могли не предпринимать попыток бунта.
Так, например, случилось с Незнайкой. Общеизвестно, что образ Незнайки был придуман первым иллюстратором сказки Алексеем Лаптевым
и доведен до блеска в «Незнайке на Луне» принявшим эстафету у Лаптева великолепным художником Генрихом Вальком.
Но вот создатели многосерийного мультфильма «Незнайка в Солнечном городе», по рассказам, откровенно решили им пренебречь, решив, что создадут свой, не хуже. И что же? От их куклоподобного пупса, по недоразумению именуемого Незнайкой, плевались все советские дети. И от этой психотравмы не избавились, даже сами став родителями, – до сих пор нет-нет, да заведут где-нибудь в ЖЖ обсуждение: «Советские кукольные мультфильмы — это зло. А вы тоже боялись мультфильма «Незнайка в солнечном городе»? Я вот и сейчас вздрагиваю!»
Больше с устоявшимся образом мультипликаторы шутить не рисковали и, затевая уже в новые времена мультфильм «Незнайка на Луне», не только не пытались заниматься самодеятельностью, но с гордостью писали в аннотации: «Отечественный полнометражный многосерийный мультфильм по мотивам романа-сказки Николая Носова на основе иллюстраций Г. Валька».
А все почему?
Потому что не надо шутить со святыми вещами. Как говаривал Остап Бендер, «это хрустальная мечта моего детства, не касайтесь её своими лапами». Еще Некрасов предупреждал, нам уж коли что втемяшится в башку – «колом ее оттудова не выбьешь: упираются, всяк на своем стоит!» Нельзя сменить то, что впечаталось намертво. Хотя… Хотя у сегодняшних детей диснеевский Винни-Пух все больше вытесняет нашего родного.
Но с другой стороны – разве же у диснеевцев настоящий Винни-Пух, туды их в качель? У них же даже в выпускаемых в России книжках вместо Тигры — Тигруля, ослика зовут не Иа-Иа, а, прости, Господи, Ушастик, а вместо Пятачка у них, только не убегайте, – Хрюник!
Хрюник… Поубивал бы.
