Цивилизация
«ФизкультПривет! или как деревня Перемилово превратилась в Russian Olympic Village» — такой сказочно-комсомольский заголовок получила экспозиция, в которой смешались произведения нескольких последних лет и тематических серий. Художник Владимир Любаров известен прежде всего тем, что в располагающей манере «наивного искусства» нарисовал массу сюжетов из воображаемой жизни деревни Перемилово и соседнего городка Щепок. Их обитатели одновременно нелепы, трогательны, расширены в пропорциях (особенно досталось женщинам), неуклюжи, поэтичны, убоги, мечтательны, бедны, возвышенны, вызывают смесь радости и ужаса от узнавания все-таки состоявшегося, а также активно участвуют в пафосных символических и метафизических мизансценах. В целом, как говорится, передают парадоксальность русской души.
По этой причине к живописным комиксам Любарова народная тропа все не зарастает.
Сегодня этот замкнутый космос было решено освежить ссылкой к актуальному событию в российском коллективном сознании, недавно потревоженному сенсационными перспективами грядущей сочинской Олимпиады.
Как принято в «Доме Нащокина», картины, развешанные густо, по-хозяйски рачительно, проникли во все уголки, не стесняясь и туалета, а полусюрреалистический «Ветер» забился вовсе под потолок. Развитие спортивной темы решено просто: ее плотность убывает по мере углубления в залы, перетекая в скромную ретроспективу творчества автора. Нельзя сказать, что Любаров неожиданно бросился воплощать удобную идею – еще до постановки судьбоносного вопроса о месте для Олимпиады его мужчины и женщины в мятых телогрейках гоняли деревянными клюками шайбу на замерзшем пруду, скатывались с горы, не вынимая изо рта папиросу, играли в чехарду и, раздевшись до исподнего, в футбол и волейбол. Так же осталась незыблема его эстетика, лелеющая атмосферу послевоенных лет в деталях быта, интерьера и архитектуры. Даже нижнее женское белье – бабушкино, в горошек. Любаров подводит тому лирическое обоснование, развернутое в многочисленных воспоминаниях детства, повествующих о становлении художником и различных спортивных поражениях.
Ребенком он нарисовал «принцессу», которая без всякого умысла оказалась похожа на соседку по коммуналке тетю Веру, такую же полную и некрасивую.
Рисунок тогда пришлось спрятать, но в 90-е Любаров вспомнил старый опыт. А в летнем лагере его нокаутировал одноклассник Франциско Инфантэ, вошедший теперь в историю отечественного современного искусства.
Это не осталось простым совпадением – до конца 80-х Владимир Любаров работал иллюстратором в журнале «Химия и жизнь», специальном советском заповеднике для трудоустройства и самовыражения «неофициальных» художников. А в 1992 году вместе со всей страной он резко изменил свою жизнь, хотя и по-своему: приобрел дом в 200 километрах от Москвы и с тех пор подолгу там живет. Дом расположен в настоящей деревне Перемилово, ее население и жизненный уклад когда-то вдохновили Любарова на создание картин. Можно подумать, что перемиловцы и сохранили тот образ повседневности 50-х благодаря общей консервативности и стабильному отсутствию экономических возможностей. Но, как признается сам художник, население деревни давно вымерло, поэтому ретростилистика живописных циклов «Перемилово» полностью виртуальна и, скорее всего, просто использует ассоциации с чистотой гуманистического посыла кинофильмов начала хрущевской «оттепели». Даже боксеры у Любарова будто вышли из доброй комедии того времени, а на стене позади них развешаны маленькие черно-белые фотографии, так же документирующие этапы жизненного пути спортсменов, как фотокарточки мужа и жены на стене комнаты в картине «Семья».
«Обыкновенный» наивный художник выбирает в равной степени интуитивно сюжет и краски.
Как правило, такая бессознательность приводит к изображению понятных архетипов и модели гармоничного, объединившего всех «рая». Но не таков Владимир Любаров — он не устает противопоставлять трюизмы о бездушной механике города и интеллигентские мифы о деревне, сохранившей глубинность человеческого общения. Именно поэтому Любаров оказывается ничуть не менее наивным художником, несмотря на ярко выраженную иронию к собственным персонажам. Наивны приемы многозначительной «интеллектуальной» иллюстрации конца 80-х годов с ее слишком прямолинейной и пафосно-торжественной метафизикой, поверхностными парадоксами сочетания «высокого» и «низкого». Эта прямолинейность затмевает присутствующие отсылки к Марку Шагалу, Грише Брускину и даже Илье Кабакову, с которым Любаров сталкивался в редакциях.
Но лучше всего его исконную наивность подчеркивает хоть и некорректное, но зато дающее огромную фору сравнение со знаменитым колумбийским художником Фернандо Ботеро. Владимир Любаров, разделяющий его любовь к примитивному искусству и раздувшимся человеческим формам, ни за что не изобразит бескомпромиссного провинциального киллера, попирающего жертву, или пытки в американской тюрьме Абу-Грейб. Взгляд Любарова предпочитает простых необразованных пьяниц и хулиганов, а результат их созерцания по законам Фрейда с очевидностью должен привести к бытовой психологической терапии. Не удивительно, что изображения произведений Любарова однажды украсили ностальгический дизайн бутылок водки «Зеленая марка».
Водка помогает сгладить резкие выступы реальности. Однако, употребляя как алкоголь, так и живопись Любарова, необходимо следить за дозировкой, иначе половина встреченных вами людей покажутся привидениями, вышедшими из «перемиловских» картин.
