Когда всем «до фонаря»

Очень часто мои друзья задаются вопросом: входить или не входить во всякие околовластные структуры? С одной стороны, хочется что-то стоящее попробовать сделать, с другой, упрекают их более бескомпромиссные товарищи, нечего легитимизировать режим и подпирать его своими спинами.

Я всегда являлась сторонницей теории малых дел, а потому считала, что надо идти, если зовут, и делать то, что можно.

До последнего времени мне казалось, что власть в моей стране уже никогда не будет столь отвратительна, что даже намек на сотрудничество с ней будет портить репутацию.

Сама я во всякие «советы» входила, друзья меня за это ругали, а я оправдывалась: мол, что-то удается сделать. Недавно мне довелось убедиться, что моя теория малых дел все-таки правильная.

Дело было так. В 2010 году меня познакомили с женщиной Наташей, чей племянник был осужден, по ее словам, при безукоризненном алиби. Парня звали Ваня, фамилия его была Белоусов, и сидел он шесть лет за хулиганство, выразившееся в подрыве фонаря на Манежной площади декабрьским вечером 2007 года. Мало ли таких теть, у которых племянники, сыновья или мужья сидят безвинно?

Но потом очень вдумчивый адвокат Анна Ставицкая убедила меня в том, что в деле Ивана Белоусова действительно все шито белыми ниткам. У парня был студенческий проездной билет, который фиксировал время входа в метро. В данном случае в метро «Охотный Ряд». И от момента, который зафиксировали видеокамеры, когда некий мужчина проходит мимо злополучного фонарного столба, до момента входа Ивана в метро прошло так мало времени, что только Дэвид Копперфильд мог телепортироваться столь быстро.

Самое удивительное, что в деле не было ни одного следственного эксперимента. Хотя даже мне, в следственных делах человеку наивному и безграмотному, было понятно, что, если бы кто-то попробовал проделать путь он фонаря до метро, он бы быстро убедился, что без телепортации так быстро передвигаться невозможно.

Не буду утомлять читателей описаниями чудесных скитаний 21-летнего на момент ареста Ивана по московским СИЗО, а потом и тюрьмам любимой Родины.

Сейчас, когда он сидит напротив меня на моей кухне, он не понимает, как все это выдержал, как не сломался. Говорит так же, как говорил мне после своего освобождения Михаил Ходорковский: «Я делал важную работу. Мне надо было остаться человеком».

В том 2010 году я была членом Совета по правам человека при тогдашнем президенте Медведеве. На одной из встреч с президентом, где он обреченно ныл о том, что мы его достали со своими Ходорковским и Магнитским, как будто в России нет других заключенных, я с места заорала: «Есть еще Ваня Белоусов!» Тут все и закрутилось. «Если не виновен, разберемся», — заявил под стенограмму Дмитрий Анатольевич.

Еще почти три года Ваня провел в тюрьме, но потом ему изменили меру пресечения. И выпустили под залог. Сейчас он и его адвокат Анна Ставицкая добиваются прекращения дела ввиду неопровержимого алиби и полного отсутствия улик.

Видела я ту «улику» — видеозапись, на которой запечатлен мужчина около фонаря. Видно только одно: это не женщина и не ребенок. Все остальные варианты возможны.

Иван рассказывает, что в тот вечер их было четверо. Признает, что компания была не очень. Они шли за подарком на день рождения еще к какому-то, как тогда казалось, дружку. Всех четверых их позднее и задержали. И каждому из них говорили в отдельной комнате, что товарищ за стеной уже дал против тебя показания, а потому кончай строить из себя героя и говори правду. Один из обработанных парней сказал, что ему кажется, что Белоусов поставил какой-то предмет прямо под тот фонарь. Мышеловка захлопнулась.

Мне потом писали в личку в ЖЖ, что я не того защищаю, что Белоусов — националист и, когда выйдет, повесит меня на первом фонаре. Опять фонарь. В этой истории фонарям отводится особое место. Значительное.

Получилось хорошо. Ванька говорит «спасибо» мне, а я благодарю его. Благодарю за то, что мне посчастливилось ему помочь. Хотя моя роль во всей этой истории невелика.

Он сидит напротив меня и спрашивает, что ему делать дальше. Ведь совсем-совсем скоро его уголовное дело будет прекращено. И он будет свободным. Теперь ему двадцать семь. Он так и не окончил институт, зато на зоне получил профессию повара. Он спрашивает про Крым, про Путина, про Украину, про экономический кризис. Про Ходорковского. Он говорит, что когда сидевшие мужики освободятся, то все будут голосовать за Ходорковского. Просто потому, что он тоже сидел и не сломался.

Очень хочется сказать Ване: только никуда не уезжай, страна расплатится с тобой за твою украденную молодость, за те университеты, которые ты прошел в российских тюрьмах. Но я не говорю «не уезжай». Я не уверена в великодушии нашей Родины.