Было это за год до отставки Лужкова с поста мэра Москвы «в связи с утратой доверия» президента. Доверия у москвичей градоначальник вроде не терял, любили его тогда в столице, судя по рейтингу, не меньше, чем сейчас Путина. Так вот, за год до скандальной отставки журналистов пригласили на застолье в столичный стройкомитет по случаю старого Нового года, который совпадает с Днем российской печати.
Тосты поднимали, как водится, за то, как цветет и хорошеет Москва, за новые дома и дороги, за будущие стройки, за нужные надстройки… И тут кто-то предложил тост «за Юрия Михайловича» — хотя застолье и проходило без него, но мэр присутствовал в зале в виде портрета на стене.
В помещении, где после первых трех-пяти тостов воцарилась легкая непринужденная обстановка, как будто радио выключили. Разговоры и шутки мгновенно прекратились. Первыми, наполнив рюмки и отложив вилки, поднялись люди за столом президиума, потом, волной растекаясь от випов, стал вставать столик за столиком… Сидеть остались только самые «непримэрские», как их называли, представители СМИ — не то чтобы оппозиция, но просто не связанные с мэрией никакими контрактами и другими обязательствами. Да и сидели они на самом отшибе, за колонной. В общем,
пили за здоровье Юрия Михайловича, как будто поминали: стоя, в торжественном молчании, взглядами кося на портрет на стене. Только что чокнуться не забыли.
Точно не скажу, но большинство из этих вытянувшихся по струнке лужкофилов сразу после скандальной отставки мэра выдали на-гора материалы о злостной коррупции в эшелонах городской власти, о безобразном отношении к памятникам архитектуры, о том, что самые выгодные новые стройки курировала в Москве супруга экс-мэра… Причем торопились рассказать «всю правду» не только журналисты, но и очень многие чиновники из тех, что пили за него стоя, — сразу после падения кумира они сдали опального шефа оптом и в розницу.
Когда по телику, недели за две до отставки, показали документальный фильм «Дело в кепке», рейтинг любимого и казавшегося бессменным мэра столицы снизился, если верить соцопросам, чуть ли не до нуля. А спустя год лишь 20% москвичей сожалели об уходе «любимого» градоначальника, который руководил Москвой почти двадцать лет, — и те, подозреваю, были пенсионеры, ядерный электорат Юрия Михайловича, которые до сих пор получают «лужковские» надбавки к пенсиям.
Это я, собственно, к тому, что рейтинги политиков, включая самого главного, которые чуть ли не каждый день сегодня замеряют социологи, отражают скорее уровень конформизма, чем уровень любви.
Но как тогда измерить искренность народной любви к вождям, если она такая изменчивая, что от любви до ненависти хватает одного наспех смонтированного фильма?
Вот блогер Юрий Магаршак считает, что русский народ любит того, за кого пьет. «Я живу долго, — пишет он, — так долго, что помню время Хрущева. Потом Брежнева. Потом Андропова. Потом Черненко. Потом Ельцина. А совсем маленьким — Сталина. Так вот… Никто не поднимал стаканов за Брежнева и не провозглашал тостов за Никиту Хрущева — кроме как на правительственных банкетах. За праздничным столом, в курилках, в пивных рассказывали анекдоты, нисколько не восторгаясь вождями… За исключением одного. Сталина… За него «выпивали серьезно».
После чего блогер делает вывод, что Путина народ тоже любит искренне, потому что за него он также поднимает не только бокалы, «но и стаканы... на днях рождения, на банкетах, на свадьбах и — что не менее ценно — при соображениях на троих».
Честно говоря, я такого ни разу не видела, хотя и не исключаю, в определенных кругах... Просто мне кажется, что этот способ измерения любви немногим надежнее, чем ответы на вопрос социологов, кого бы вы хотели видеть следующим президентом России? Кого-кого, а то сами не знаете… Больше-то и некого…Разве что еще этого, как его, у которого папа юрист…
К тому же, если верить другим свидетелям жизни при Сталине, тосты за него далеко не всегда были искренними: не поднимешь рюмку за Сталина — соседи могут и донести. Потому же, кстати, так долго не стихали аплодисменты в адрес вождя: кто первый прекращал хлопать, легко мог быть признан неблагонадежным...
И все-таки что это за феномен — любовь к вождям?
Согласитесь, странно безумно любить начальника ДЕЗа или страстно ненавидеть председателя садового товарищества. Это всего лишь начальники. Совсем другое дело — главный начальник страны.
Но почему? Чем современный глава государства — не монарх, не помазанник Божий — отличается от председателя СНТ? Разве что размерами садоводства...
Я живу чуть поменьше Юрия, из детства запомнила только похороны Брежнева. Нас, школьников, собрали в актовом зале. Директор школы, вытирая слезы, сообщила о безвременной кончине 76-летнего генсека и распустила всех по домам со строгим наказом следить за церемонией похорон по телевизору. Кроме нее, никто, кажется, не плакал. Скорее, пытались скрыть радость от неожиданных выходных — боюсь ошибиться, вроде дня три был траур и в школу можно было не ходить. Хотя с Брежневым для многих тоже уходила огромная эпоха — все-таки он правил страной 18 лет. Ему тоже клялись в любви, присягали на верность, а как в гроб сошел — быстро забыли, разве что анекдоты остались на память да слово «застой».
Сегодня многие любят Путина. Громко, навзрыд, вводя в обиход слоган «Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России», или, как Кадыров, обещая на месте покарать любых врагов любимого вождя. А все проблемы в стране списывают или на тех самых врагов, которых обещает беспощадно карать Кадыров, или на вороватых бояр.
Кстати, ненависть некоторых к нынешнему президенту примерно так же слепа и нерациональна — кажется, уйди он с поста, и жизнь в стране тут же наладится.
Телевизор перестанет изрыгать ненависть, сильно православные разойдутся по храмам, а не по театрам, воры перестанут воровать, а убийцы — убивать. Как будто у них тумблер в душе переключится. Если бы так все было просто...
Психологи объясняют сильные чувства к вождям низкой самооценкой электората. Люди не уверены в себе, чувствуют себя «маленькими», беззащитными и потому верят, что все в их жизни зависит от начальника страны. Как хорошее (для тех, кто любит), так и плохое (для тех, кто ненавидит). Ну и плюс, конечно, умелая пропаганда, превращающая земного человека в небожителя, сакрализируя власть.
Кстати, довольно точный показатель уровня сакрализации власти в стране — число сатирических политических программ. В России были «Куклы», потом куда менее острый «Прожекторперисхилтон», но и он сошел с экрана. Остался лишь старый КВН, который в последнее время шутит все больше про Обаму — прямо как в анекдоте брежневских времен, когда американец и гражданин СССР меряются уровнем свободы в своих странах: «Американец: у нас свободная страна, я могу выйти на площадь перед Белым домом, крикнуть: «Рейган — дурак», и мне за это ничего не будет. Наш парирует: ну и что? Я тоже могу выйти на Красную площадь, крикнуть: «Рейган — дурак», и мне тоже за это ничего не будет».
И если уж зашла речь про Обаму — виновника всех российских бед, — то нравится ему это или нет, но президент США обязан появляться в студиях комедийных телешоу. Это — обязательный элемент политической культуры старой демократии. И отвечать на дурашливые, а иногда и откровенно дурацкие вопросы, и парировать шутки, как, к примеру, было недавно в студии телешоу ColbertReport.
Ведущий шоу Стивен Колберт спросил у Обамы про секретные коды для запуска ядерных ракет, уточнил, разбрасывает ли тот дома свои носки, а на последней минуте попросил разрешения задать самый важный вопрос.
Колберт: Последний вопрос, сэр. Барак Обама...
Обама: Да?
Колберт: ...великий президент или... величайший?
(Смех.)
Обама: Я предпочту промолчать, Стив!
В России на такие темы шутить не принято. Последний — он же, кажется, первый, кто такие вольности позволял, — был Ельцин. Ну так его и ненавидят больше остальных начальников страны. А любят сильнее того, кто за политические анекдоты к стенке ставил.
Парадоксальная любовь. Слепоглухонемая. И, боюсь, безответная.