Цивилизация
Я сажусь перед компьютером, вхожу в инет, и, как в фильме «Звонок», прям на меня лезет мертвая девочка. Ее волосы спутаны, ее пальцы исцарапаны и запачканы землей.
Но она не причиняет мне зла.
Наоборот, она встает позади меня, обнимает меня за плечи и тоже смотрит в интернет-буковки.
— Славный мой, теплый человечек, — говорит она. – Ты уже понял, что мы погибли? И что у нас вскоре может сильно поменяться?
Странным образом ее дыхание пахнет фиалками. Потом я вспоминаю, что одна железа под хвостом у лисицы тоже пахнет фиалками. Этот символический перевертыш в анатомическом строении повергает меня в еще больший ужас.
А вечером я встречаюсь на Чистых прудах со своей знакомой.
— Мне кажется, что с Россией опять будет скоро что-то происходить, — между делом говорит она.
— Я не хочу! — отвечаю я.
— Да кто же вас спросит, — сказала она. Потом подумала и все-таки спросила:
— А почему?
— Потому что мы все уже нахлебались метаморфоз, – ответил я.
Моя прабабушка по материнской линии Татьяна Федоровна родилась в 1898 году. А умерла в 1995-м. То есть она прожила без малого сто лет. Она видела царское время, видела революцию, пережила Гражданскую войну, сталинское правление (ее мужа, кстати, репрессировали), Великую Отечественную войну, смерть тирана, развенчание культа личности, оттепель, застой, перестройку, попробовала не виданный никогда раньше йогурт «Данон» и умерла.
На моем веку тоже было много изменений. Я как будто прожил несколько жизней: пионерию, комсомол, перестройку, распад Союза, ельцинское правление, совсем обнищавшую страну, время малиновых пиджаков, расстрел парламента, войну в Чечне, два финансовых кризиса, операцию «Преемник», период стабильности, слухи о его скором конце, войну на Украине. Вот только йогурт «Данон» я не люблю.
Но, видимо, девочка из фильма «Звонок» не хочет оставить мою жизнь в покое.
Я возвращаюсь домой, открываю компьютер и опять читаю то, о чем мне читать не хочется. Впрочем, мне начинает казаться, что это уже не девочка, вылезающая из экрана, а три шекспировские ведьмы варят свою макбетовскую зловещую похлебку.
— Китай даже не будет воевать с Россией, — говорит одна ведьма. – Это не нужно. Все будет более мирно.
— Впрочем, все может начаться и по-другому, — говорит вторая. — И это станет трагедией, которая затронет каждого без исключения гражданина России.
А третья ведьма молчит. И от ее молчания еще тошней.
А теперь немного лирики.
Была такая поэтесса Анна Баркова. Я уверен, что большинство, скорей всего, не слышало этого имени. Она родилась 16 июля 1901 года, а умерла 29 апреля 1976 года. С фотографий на нас смотрит длинное некрасивое лицо. С высоким лбом и плотно сжатыми губами.
Более тридцати лет своей жизни она провела в ГУЛАГе. Анну Баркову взяли под стражу сразу после убийства Кирова в декабре 1934 года. Она была резка на язык, и кто-то донес, что она сказала после того, как узнала про смерть Кирова: «Не в того стреляли!»
Прямо из Бутырского изолятора она пишет наркому внутренних дел письмо, где просит не ссылать ее, а попросту расстрелять. Нарком Ягода отреагировал неожиданно (интересно, что в нем дрогнуло — жалость к безумной, или проявился энтомологический интерес, или это письмо его рассмешило?), но в любом случае он наложил на письме резолюцию: «Не засылайте далеко». Анну Баркову отправили в Карлаг. Это Казахстан.
Возвратиться б монгольской царицей
В глубину пролетевших веков.
Привязала б к хвосту кобылицы
Я любимых своих и врагов.
Как рассказывает литературовед Лев Аннинский, после первой отсидки, уже выйдя на волю, Баркова потеряла способность писать стихи; лишь когда по очередному доносу в ноябре 1947 года ее отправляют во вторую «ходку» на восемь лет и из ненавистной Калуги, где она жила по прописке, она попадает за колючую проволоку в приполярную Абезь, Баркова снова обретает поэтический голос.
Скука смертная давит на плечи,
Птичьи звуки в бараке слышны.
Это радио. Дети лепечут,
Дети нашей счастливой страны.
Перед самой смертью, уже на свободе, Анна Баркова попросила, чтобы в больницу для нее позвали священника и отпели. А потом – вечером – она тайком выбралась из больничной палаты, спустилась с третьего этажа, доковыляла до выхода и потеряла сознание. Когда ее привели в себя, она объяснила подбежавшим сестрам, что отстала от зэковской колонны и пыталась догнать.
Этот образ рассыпавшейся жизни страшнее всех девочек из компьютера и всех ведьм, варящих свое макбетовское зелье.
Мысль, что Россия может развалиться, мне невыносима.
И не потому, что я носитель имперского сознания (в конце концов, Британия когда-то тоже была империей, а теперь живет и не тужит), а потому, что это нанесет очередную мощную психологическую травму всем россиянам, от которой у нас всех может помутиться рассудок.
А я не хочу, чтоб на месте потерявшей сознание и пытающейся догнать какую-то мифическую колонну оказалась сама Россия.
