Встречи после смерти

Мы все умрем, но не все встретимся после смерти с Пушкиным. А кому-то повезло аж несколько раз. В разных версиях анекдота. И некоторым даже при жизни.

Все знают эти лебединые стихи. Курлык-курлык, журавлиный гон любви, мгновенье-виденье, легкий лепет, чад свечи, чистоты-ты, забытый голос.

Я в этих стихах ничего особенного раньше не находил, ну так, романтические альбомные стишки, но все российские дети всегда их знали наизусть, и я знал. А теперь слышу там — хрустальную ноту. Которой нет в этой жизни. И в той тоже не было.

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Мы все знаем, что написал Александр Сергеевич после всего, что было.

Противно даже не это общеизвестное «наша вавилонская блудница Анна Петровна». И не это хрестоматийное (из письма Соболевскому): «ты ничего не пишешь мне о 2100 р., мною одолженных, а пишешь мне о m-m Керн, которую я с божьей помощью на днях приобнял». («Приобнял» — это мной выдуманный сейчас эвфемизм.) Более всего противно это мужское нечестное и нескромное — «у дамы Керны ноги скверны».

Страдание Пушкина по стройным женским ногам общеизвестны («только вряд/ Найдете вы в России целой/ Три пары стройных женских ног», это из «Онегина»), но все равно как-то мелко, по-хоботовски, не по-мужски.

Если бы Пушкин вел в наше время фейсбук, многим бы не поздоровилось.

Но хлеще Пушкина унизили Керн другие «вспоминатели».

В мае 1879 г. Анна Керн уже старушкой умерла. Гроб ее вывезли жалкие лошади из Москвы, чтобы родственники могли похоронить бывшую красавицу в Премухине рядом с ее вторым мужем Марковым-Виноградским. Примерно в это же время — как гласит очередная легенда — из противоположной точки тракта Петербург-Москва выехал свежеотлитый памятник Пушкину работы Опекушина. В некоей точке Х, как те поезда А и В, они встретились. Бронзовый поэт и его бывшая возлюбленная.

И якобы лошадиный транспорт (телега? дроги?), где покачивалось и стукалось в гробу тело почившей рабы божьей Анны, должен был остановиться, подать назад, свернуть на обочину, прижаться к краю, к майской траве, отсутствующим пшенице и ржи, к не рожденным еще василькам, ибо там сейчас только силос да навоз и трава отрастающая, чтобы пропустить кортеж, везущий памятник солнцу русской поэзии, нашему всему.

Последнее посмертное унижение.

Это все неправда.

Никто не знает, как возникла эта легенда. Этой встречи не могло произойти просто по датам. Но, тем не менее, она возникла.

И пошла писать губерния. В одной из старых энциклопедий написано: »...Она скончалась в бедности. По странной случайности гроб ее повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву».

А поэт Георгий Шенгели в 20-х годах написал стихотворение «Встреча».

Кони гремят за Тверскою заставой,
Давит булыгу дубовый полок:
Ящик, наполненный бронзовой славой,
Сотней пудов на ободья налег.
Пушкин вернулся в свой город престольный –
Вечным кумиром взойти на гранит,
Где безъязычный металл колокольный
Недозвучавшую песнь сохранит.

(….)

Кони гремят по бугристой дороге;
Вдруг остановка: подайся назад;
Наперерез — погребальные дроги,
Факельщик рваный, — «четвертый разряд».
Две три старушки, и гробик — старушкин,
Ломкий приют от несчастий и скверн,
С тою, которой безумствовал Пушкин,
С бедной блудницею — Анною Керн.
Две три старушки и попик убогий;
Восемьдесят измочаленных лет;
Нищая старость, и черные дроги;
Так повстречались Мечта и Поэт.
Но повстречались!.. Безмолвье забвенья —
Как на измученный прах ни дави, –
Вспомнят мильоны о Чудном Мгновеньи,
О Божестве, о Слезах, о Любви!

Как эхо отзовется потом Павел Антокольский. В своей «Балладе о чудном мгновении» («Пиши баллады», — говорил Гумилев молодой Ахматовой, вот такая вот мода была в десятых годах, переметнувшаяся потом и в 20–30-е, — Гумилев свое дело знал.)

Антокольский зарифмует:

Так в последний раз они повстречались,
Ничего не помня, ни о чем не печалясь.
Так метель крылом своим безрассудным
Осенила их во мгновении чудном.
Так метель обвенчала нежно и грозно
Смертный прах старухи с бессмертною бронзой,
Двух любовников страстных, отпылавших розно,
Что простились рано и встретились поздно.

Так вот, повторюсь. Это ложь.

Памятник Пушкину работы Опекушина везли зимой. А Керн — летом. Более того. Ее даже не довезли до Премухина. Было жарко, тело начало портиться, и его наскоро похоронили на ближайшем погосте — в Прутне.

Поэтому как феминисту куда как милей мне другая версия их последней встречи (за все, за все! за некрасивые ноги, за блудницу, за «приобнял», за падающий башмачок со стуком на пол, за весь этот галдеж над прахом уже давно умершей женщины, которая ничего плохого Пушкину не сделала, одно хорошее).

Вот она.

Свидетели похорон отвергают эту версию неблагоуханной встречи (гроб смердил) на майской пыльной дороге, но некоторые из них утверждают: что, действительно, года за два до смерти красавицы (бывшей, бывшей красавицы, о как ты немилосердно, жирное от наших цепляющихся за тебя рук время!), красавицы, подарившей поэту счастливые минуты вдохновения, мимо окон ее дома на Тверской-Ямской медленно проследовала, наделав много шума, колесная платформа с гранитной глыбой для пьедестала памятника Пушкину.

Разбуженная гиком возниц и криками собравшихся на улице зевак, уже тогда сильно больная Анна Петровна тяжело поднялась в кровати и стала расспрашивать домочадцев о причинах шума. Ей объяснили, в чем дело. Как писал артист Малого театра О.А. Правдин, «она успокоилась, облегченно вздохнула и сказала с блаженной улыбкой: — А, наконец-то! Ну, слава Богу, давно пора!».

…Итог один.

Нет любви, нет благодарности, нет благородства, нет чудного мгновения.

Когда я умру, надеюсь, что я не встречусь с Пушкиным.

Никогда.

…Стоп.

Мне не нравится этот финал.

Есть благородство, есть любовь, есть лучший Пушкин, есть башмачок, есть защита, есть цветение. Да, да, да, да!

Да.