Цивилизация
Когда 5 ноября дальнобойщики пообещали всероссийскую акцию протеста, если не будет отменена дополнительная плата за проезд большегрузных автомобилей в системе «Платон», их мало кто услышал. Я в тот же день написала в своем ФБ: грядет «соляной бунт». Интереса к этому из моих подписчиков и друзей никто не проявил.
А мне сразу показалось, что дело очень серьезное. Народ у нас политически неактивный, терпеливый и занятый выживанием куда в большей степени, чем борьбой за свои права. Кого ни спросишь, все жалуются на власть, особенно на ту, что близко — на руководство области, города, района, но против всеми признаваемого воровства, коррупции, сговора никто не борется — «против лома нет приема».
Народ тихушничает, уходит в серые схемы, но в целом живет по принципу «я тебя не трогаю — и ты меня не трогай.
И вдруг — социальный протест, забастовка, массовые беспорядки. Спрашивается, из-за чего?
Действия экономического блока правительства постоянно вызывают недовольство. Никто не радовался, когда ввели плату за капремонт, многие призывали не платить новый сбор, но никаких акций протеста. Сокращение бюджета социальной сферы, серьезное повышение налогов на недвижимость, замораживание пенсионных накоплений, торговые сборы, рост цен — да мало ли еще что, — но народ кряхтит, да терпит: «Деревни наши бедные, а в них крестьяне хворые…»
Но одно дело терпеть нужду, а совсем другое — выносить несправедливость.
В протесте дальнобойщиков главное не экономическая, а социальная составляющая. Представитель ассоциации «Дальнобойщик» жалуется на разорение, доказывая, что платить новый сбор экономически нерентабельно: «Вот у человека был бизнес, он содержал свою семью, содержал семьи своих водителей, как-то все кормились, работали, а теперь предстоит крах...»
Крах-то, может, и не обязателен, но проблема в том, что новый побор угнетает не столько величиной, сколько бессмысленностью. Потому что дальнобойщик работает, возит грузы, пользу приносит, налоги платит и за большегрузные свои машины, и за топливо, а тут ему говорят: от тебя вред большой, поэтому давай еще плати.
Дальнобойщик даже готов и еще заплатить, но ему предлагают не просто платить, а с особым цинизмом: во-первых, требуют деньги вперед за то, что в принципе, по русской традиции, рассчитать невозможно — а мало ли что в дороге случится? Во-вторых, требуют платить через интернет или через терминалы, а понятно, что не на каждой дороге есть такой терминал, а если и есть, то доверия ему точно нет: он или не работает, или связь плохая… Короче, если бы дальнобойщику было это просто, он бы не на морозе с фурой торчал, а грелся в офисе...
К тому же, когда все эти процедуры пройдешь, нет гарантии, что система сработает: то вдвойне плату снимут, то платеж вообще не прошел, — все же знают, как сложно что-то опротестовать, как много накладок, сбоев, несостыковок.
И вот все это вместе рождает чувство горечи и ощущение тотальной, горячей, обидной несправедливости.
А нет ничего страшнее для страны, как сознание несправедливости ее устройства.
Сейчас аналитики пытаются задним числом объяснить, в чем именно накосячил Минтранс, что пошло не так, рассуждают про «несогласованность между правительством, бизнесом и кураторами экономического блока в Кремле», что экономический блок в правительстве недооценил издержки закона. Но дальнобойщики, которые требуют ввести мораторий на «Платон», чтобы год или два тестировать систему, в общем-то правильно понимают: «Гладко было на бумаге, но забыли про овраги».
Есть такое правило, которое должны были бы знать экономисты: берешь деньги — предложи что-то взамен.
Ну хотя бы такую эфемерную ерунду, как капитальный ремонт квартиры через 25 лет. Но брать деньги на содержание дорог в нашем отечестве, где эти дороги по вполне, может быть, объективным причинам страшны, как сон алкоголика? Обвиняя в их плохом качестве тех самых работяг, которые больше всего от этих дорог и страдают? Кто не видел, как эти самые фуры валяются по обочинам в плохую погоду? А хорошая она у нас только летом. Кто скользит по обледенелым подъемам в полной темноте, на неосвещенных трассах? Узкие одноколейки без отбойников, без разделительных, с резкими поворотами — да это ралли, а не федеральная трасса.
Водители жалуются: «Почему я должен отдавать большую часть моего заработка неизвестно на что и неизвестно кому. Говорят, что наши автомобили наносят вред дороге. Но и состояние этой дороги наносит вред моему автомобилю».
Вот еще что важно: деньги собирают через частную платежную систему, которая за обслуживание берет себе часть этих кровных, мозолистых денег. То есть вполне реальные, живые, да еще вперед, авансом заплаченные деньги куда-то там уходят, где за их судьбой уже не проследить. И никто не верит, что на них будут что-то ремонтировать. «Транспортный налог платим, за дизтопливо — платим! Хватит! Хватит решать за нас» — с этими лозунгами они выходят на площади.
Люди ощущают себя униженными, обманутыми, ограбленными. На кого выливается их гнев — на Ротенберга, на систему «Платон», на правительство, на олигархов, на чиновников? На всех, кто олицетворяет власть?
Платон — тот самый древнегреческий философ, чье имя получила невыносимая система, — объяснял в том числе и проблему соотношения закона и справедливости, он одним из первых заметил противоречие между этими понятиями и вывел идеальную модель: «Заниматься каждому своим делом — это, пожалуй, и будет справедливостью», при этом «государственная власть осуществляется в интересах управляемых». «Власть — не привилегия, а дополнительное обременение для мудрого человека».
Достойные люди, по мнению Платона, «соглашаются управлять полисом, только чтобы не быть под властью человека худшего».
Прошло очень много лет с тех пор, как Платон задумался над природой справедливости, но кажется, изменилось не многое. Пока человек уверен, что власть в целом действует в интересах управляемых, он многое прощает и терпит, но, когда он чувствует, что баланс интересов серьезно нарушен, он начинает возмущаться.
Все эти фуры — это личная собственность граждан, заработанная тяжким трудом, они не рабы бюджета, они не получают денег из бюджета, они и есть реальные работники. Важно, что протестуют не крупные компании-перевозчики, они как раз покорно платят. Возмутились мелкие собственники — те, у кого одна, в лучшем случае две-три машины.
До сих пор они не требовали от власти ничего, кроме того, чтобы она оставила их в покое. Теперь они обижены.
Невозможно жить с ощущением попранной справедливости. Люди не интересовались политикой, были согласны поддерживать Путина, радовались, что Крым — наш, и слушать не хотели про свободу слова, контроль общества над государственным аппаратом, а права человека советовали засунуть куда подальше европейским лицам нетрадиционной сексуальной ориентации.
Можно, конечно, считать, что взрыв негодования происходит из-за нежелания владельцев фур попадать под тотальный контроль, что они привыкли обходить налоги, возить неучтенные грузы и прочее. Это все так, но подобная система прежде входила в набор неявных соглашений с властью. Симон Кордонский назвал это «гаражной экономикой»: закона нет, но все живут «по понятиям». Он же заметил, что участников этой системы «невозможно вписать ни в какие нормативные акты, они выскользнут с некоторыми потерями и продолжат свои промыслы».
Платон — в идеале — мог стать той сетью, в которую пытались поймать мелкую рыбку — реальных российских собственников, но оказалось, что рыбки способны собираться в косяки и не хотят сдаваться.
Защищают то, что считают основной ценностью: собственный, выстроенный личным потом и кровью серый, черный, белый, цветной — но собственный рынок.
После выступления пенсионеров против монетизации льгот протест дальнобойщиков — самая крупная волна социального протеста. И касается он многих, а далеко не только одних владельцев большегрузов, потому что именно «по понятиям» живет тот самый основной электорат Путина, составляющий основу его легитимности.
Отходники, ремонтники, учителя, дающие частные уроки, врачи, принимающие на дому, владельцы магазинов и кафе, торгующие без лицензий спиртным, пенсионеры, живущие в деревнях с огородами и коровами, — те, кто выживает в экономической тени за счет собственного труда, предприимчивости и упорства и совсем не собирается выходить из единственно реально работающей системы на искусственный свет чиновничьих инноваций, — все они внутренне на стороне дальнобойщиков. Хотя большегрузы действительно разбивают дороги, и, казалось бы, только за одно это их не должны поддерживать. Но их поддержат.
Есть еще один аспект, вообще не имеющий никакого отношения к экономике. В отсутствие идеального героя образ дальнобойщика неведомо как, но овеялся дымкой романтики. Суровые мужики с монтировками под сиденьями едут по нелегким российским дорогам, в тяжелых зимних условиях, поддерживая друг друга в опасностях, обираемые ментами и бандитами, колесят по России, — как их не полюбить?
В них есть все, что делает настоящим российского героя: коллективная сила, мужская солидарность, опасная профессия, риск, физический труд.
«В любое время года, днем и ночью они ездят по стране, занимаясь трудной и порой далеко не безопасной работой» — знаете, что это такое? Это начало аннотации к сериалу «Дальнобойщики» — с 2001 года он шел на ТВ и неизменно пользовался большим успехом, да и сейчас его охотно смотрят новые поколения. «Дальнобойная романтика» — неучтенный ресурс нынешнего протеста.
Что же касается упомянутого ранее соляного бунта, то он начался не с резкого повышения налога на соль, как пишут в Википедии, а именно с несправедливости: царь Алексей Михайлович приказал ввести «новый соляной налог — по две гривны с пуда», который удваивал рыночную стоимость соли. При этом та соль, которой солили икру и рыбу в государевой торговле, осталась со старой пошлиной.
Несправедливость вызвала возмущение, а вздорожавшая соль — разорение, рыба портилась, и хотя налог вскоре под давлением народа отменили, но жить лучше не стало, и толпа посадских однажды пошла на Кремль требовать от царя на расправу Леонтия Плещеева, боярина Морозова и дьяка Траханиотова, которых считали виновниками случившегося.
Стрельцы стрелять в народ отказались. Пришлось царю допустить казнь Плещеева и Траханиотова и ссылку боярина Морозова в монастырь. Дворяне же потребовали созыва Земского собора, который и принял Соборное уложение 1649 года, где важной частью стали антикоррупционные законы и единый порядок судопроизводства.
