Горящий Лувр, пылающая Даная

Мигранты, захлестнувшие Европу, пока не угрожают России и ее соседям. Крепкие молодые мужчины, бегущие с родины, едут не в Казахстан или Узбекистан, и даже не в Сербию с Болгарией, а в Австрию, Германию , Францию — туда, где уже выстроен уютный, человечный, гармоничный мир. Едут за лучшей долей, в надежде со временем выписать туда и свои семьи.

В Россию тем временем тоже едут свои «беженцы» — киргизы, узбеки, таджики, молдавские и украинские женщины, едут по путям, проложенным в лучшие, сытые времена, когда рубль стоял тверже и население щедро делилось им с бывшими соотечественниками, охотно принимая их малооплачиваемый труд.

Одни бегут от войны, другие — от фанатизма, от угрозы смерти, но также и от неуверенности в завтрашнем дне, от безработицы, от неустроенности, от бедности.

Мир тронулся с места, границы его прозрачны, миграция явно приобрела глобальный характер, и очень многие испуганно закричали: «Стой! Не пускайте этих людей к нам, они перевернут наши устои, они — дикие, они — чужие, злые, опасные, не знают нашей культуры, они все испортят».

В популярном сериале «Игра престолов», который и у нас смотрели многие, один из основных сюжетов связан как раз с нашествием одичалых — так там называют людей, живущих в краю льда и снега, «за стеной», огораживающей просвещенную ойкумену.

«Этим людям грозит опасность, — утверждает один из самых симпатичных персонажей сериала, Лорд Стены Джон Сноу, — поэтому мы должны им помочь, впустить их в наш мир, дать им землю, пусть живут, работают и воюют за нас». «Нет, — возражают ему другие воины Ночного Дозора, — они принесут в наш мир хаос и разруху, опасность и голод, их много, они дикие, они будут воевать не за нас, а с нами».

В сериале точка зрения Сноу временно побеждает, но после появления в крепости одичалых оппоненты все же убивают самого Сноу. И зрителям ясно: это большая ошибка, потому что мир уже не будет прежним, зима близко, мрак и горе придут все равно, но сил для сопротивления будет меньше, а силы зла прибудут — ведь зловещие белые ходоки умеют оживлять мертвецов и, убивая одичалых, наращивают свою мертвую армию.

Сказка — ложь, конечно, но в последнее время фантазии Джорджа Мартина все чаще вспоминаются при чтении сводки новостей.

Так и хочется провести параллель между ИГИЛ (организация запрещена в России) и ходоками, возвести Стену между Востоком и Западом и обсудить поведение драконов из рода Таргариенов: будут ли они слушаться своих хозяев?

Известный писатель Умберто Эко, автор одного из самых популярных детективов для умных, романа «Имя розы», сегодня предупреждает человечество: «Миграция сродни явлению природы… Проблема состоит не в том, чтобы решать (политики любят делать вид, будто они это решают), можно ли в Париже ходить в школу в парандже или сколько мечетей надо построить в Риме. Проблема, что в следующем тысячелетии Европа превратится в многорасовый, или, если предпочитаете, в многоцветный континент. Нравится вам это или нет, но так будет. И если не нравится, все равно будет так».

То есть зима все-таки близко.

Перемены, устраивают они нас или нет, непременно будут происходить. И как всякие перемены, они пугают, поскольку наш мозг готовит нас только к тому, что уже случалось.

Нам, особенно в зрелом и старшем возрасте, хочется стабильности и неизменного порядка вещей, причем если перемены к лучшему мы воспринимаем как естественное развитие, то любое ухудшение кажется началом краха. Закат Европе предрекали и сто лет назад, и двести, и нельзя не отметить, что нынешняя Европа мало похожа на ту, что была в XIX веке, и тем не менее именно в нее стремятся попасть беженцы, а не наоборот.

На днях Александр Сокуров потряс общественность венецианского фестиваля своим отношением к мигрантам. Левые интеллектуалы, к которым традиционно принадлежит творческая элита, возмутились его словами о «толпах, идущих по Европе»: «Мы должны сохранять дистанцию». Паника, а именно так имеет смысл обозначить настроение Сокурова, рисует страшные, апокалиптические картины будущего. «То, что происходит, эти бесконечные и бессмысленные вторжения, кажутся непередаваемым кошмаром. Гуманитарная катастрофа, перед которой граждане бессильны, а политики бездействуют», — пророчествует он.

Страх перемен — это и есть страх утраты. Сокуров же переживает не за комфорт и чистоту европейских улиц, он боится, что под видом беженцев Европу оккупируют исламисты самого радикального толка и уничтожат то, что для него, художника, артиста, дороже всего, — европейскую культуру.

Его взору представляются ужасные картины: горящий Лувр, пылающая Даная, разрушенный Кельнский собор…

«Мир вышел из-под контроля» — формулируют события и многие европейцы, как будто когда-то они или их предки его успешно контролировали, и великие буржуазные революции, реформация, Первая и Вторая мировые войны были как раз инструментами такого контроля.

Конечно, скоро Европа будет другой, и Азия будет другой, и даже Россия. Впрочем, в возможности изменений нашей родины многие сомневаются, но даже если мы предоставим Россию как аномалию, в которой веками сохраняется абсолютная стабильность, то не можем не признать: остальной мир ежечасно подвергается неотвратимым изменениям. И это его нормальное состояние.

Изменения неизбежны, они не зависят от воли и намерений вождей и народов, так устроено все живое, оно рождается, растет, стареет и умирает, ибо «род уходит, и род приходит, а Земля остается навек». Это еще Экклезиаст заметил.

Паника, в которую впадают наблюдатели, предсказывающие очередной конец этого света, возникает от малого знания и слишком живого воображения.

Но представлять себе тотальное разрушение мира под натиском беженцев с востока так же глупо, как строить коммунистический рай на земле. Иллюзия стабильности возможна только в деревенской глуши, да и там меняются сезоны, растут и погибают деревья, реки меняют русла, болота высыхают, озера заболачиваются.

Мир по своей природе подвижен, и выигрывает не тот, кто его удерживает, а тот, кто видит его изменения и адаптируется к ним.

Меня могут спросить: но что же делать, неужели принимать мир таким, какой он есть, со всем его злом, насилием, несправедливостью и смертью? И ничего нельзя исправить? Я бы ответила так: вряд ли мы, люди доброй воли, даже если соберемся все вместе, сможем изменить мир. Точнее, он и без нас изменится, и, к сожалению, как показывает опыт, не всегда в лучшую сторону. А помочь другим людям — мы можем. Поделиться своим имуществом, вниманием, участием, деньгами, отдать лишнее, а иной раз и не лишнее — тоже можем. Станет ли от этого мир лучше, не знаю. Но нам это точно пойдет на пользу.