Цивилизация
Давайте вообразим, что Леониду Ильичу Брежневу в момент прихода к власти было не 57, а на десяток лет меньше. После 15 лет правления (году к 1980-му) это был бы полный энергии человек слегка за 60, намеренный по-прежнему править державой и выполнять эту работу достаточно долго. Как он должен был бы поступить?
В первую очередь этому нашему гипотетическому Брежневу пришлось бы отречься от «брежневского застоя». Этот курс к тому времени себя полностью исчерпал.
Он отторгался народом, жаждущим порядка и справедливости, а отчасти даже и верхами, уставшими от цинизма и бездеятельности режима. Остро требовалась принципиально новая политика. Больше того, новая национальная идея. Любой лидер, желавший тогда надолго продлить свою власть, не мог отсиживаться в своих уютных дворцах. Он должен был откликнуться на зов истории.
Просматривались два варианта великих перемен. Один — условно говоря, прогрессистский, с опорой на воспоминания о хрущевской оттепели. Именно этот курс вскоре выбрал Горбачев. И другой путь, он же особый, — национал-консервативный, близкий и понятный простому народу в глубинке и нетерпеливо ожидаемый значительной долей номенклатуры.
В те годы много говорили о «русской партии» — некоем неформальном альянсе интеллектуалов-почвенников и русских националистов из истеблишмента. План радикальной изоляционистской русификации государственной машины и ее идеологии был ими давно подготовлен и, как положено полноценному утопическому проекту, выглядел последовательнее и компактнее, чем будущие расплывчатые лозунги перестройки.
Оба эти варианта преобразований имели свои корни в советской державной системе, пережившей три поколения и успевшей за это время соединить левизну с правизной, интернационализм с национализмом и всемирную открытость с глухим изоляционизмом.
Причем именно национал-утопический эксперимент выглядел тогда более вероятным и даже как бы сам собой разумеющимся.
Не все об этом помнят, но в первой половине 1980-х и даже чуть позже интеллигенция ждала вовсе не послаблений, а какого-то реакционного поворота. «За красным рассветом коричневый закат» — эта строка Ильи Кормильцева выражала тогдашнее преобладающее мнение и именно поэтому не прошла цензуру.
Бесконечно часто повторяемые сейчас слова о том, что мы, мол, возвратились обратно в Советский Союз, не совсем верны.
Мы вернулись вовсе не в эпоху позднесоветской геронтократии, а к национал-утопической альтернативе, к которой СССР в финальные свои годы действительно приближался, но погрузиться в нее так и не рискнул.
Брежнев в начале 1980-х был физически и умственно финиширующим деятелем и не был способен даже и задуматься о каком-то новом курсе. Черненко — тоже.
Однако от Андропова ждали, что ультраконсервативный поворот все-таки состоится. И не дождались. Возможно, он его и хотел, но ему открылись те же неразрешимые противоречия, которые встали перед Кремлем и сегодня. И Андропов-1983 в отличие от Путина-2014 не рискнул. Причем дело не в краткости его правления.
Андропову нравился изоляционизм, но зависимость державы от западных нефтедолларов уже тогда стала неизлечимой. Никаких рецептов избавления от нее у тогдашних властей не было. Точно так же, как и у сегодняшних, предел наивных мечтаний которых лишь переориентировать нефтегазовые поставки на Китай.
Устроить повальную чистку прогнившей номенклатуры, явно желаемую народом, Андропов тоже не смог. Как и у теперешней высшей власти, у него не было для этого ни механизмов, ни убедительного кадрового резерва. Так что энергия ушла в рассмешившие народ ритуальные кампании по подтягиванию дисциплины и наведению порядка.
И наконец, самое главное, если смотреть из сегодняшнего дня. Конечно же, Андропов симпатизировал сталинскому национал-консерватизму. Но развить его до логического конца, открыто опереться на этнический русский национализм, превратить его в государственную идею он не решился. И даже посадил несколько активистов «русской партии».
И опять же за этим стояла не близорукость, а холодный расчет политика, считающего на несколько ходов вперед. Идея русскости консолидировала метрополию, но поднимала против империи все прочие ее племена. Распад державы еще не зашел тогда настолько далеко, чтобы на такое можно было запросто махнуть рукой. Сейчас двигаться в эту сторону, конечно, куда проще. Правда, это возвратило страну не только к несостоявшимся советским альтернативам, но и к вполне реальному югославскому опыту 1990-х.
Слободан Милошевич сознательно ускорял распад Югославии, чтобы осуществить свой проект собирания сербских земель путем отобрания сербонаселенных территорий у бывших братских республик. В те годы там произошло очень многое из того, что нами уже испробовано, и того, что только еще ожидается, — победы, национальный подъем, международные санкции, изоляция. И в итоге — полный проигрыш.
Россия в отличие от Сербии ядерная держава. И в военном смысле проиграть не сможет. Но не сможет и по-настоящему выиграть.
На поле слишком много более сильных игроков — США, Китай, Евросоюз. Им хватит сил позаботиться о себе и своих интересах.
Значит, впереди длительное существование в альтернативном Советском Союзе 1980-х. Продолжаться оно будет до тех пор, пока не иссякнет народный энтузиазм, пока не будут проедены запасы и не вылезут наружу все те нерешенные внутренние конфликты, которые некогда заставили Горбачева, первоначально примерного андроповца, прийти к мысли, что «общечеловеческие ценности» хоть что-то обещают, а изоляционизм — уже совсем ничего.
В интересном и правдоподобном разборе последствий западных санкций сделано предположение, что даже при самом жестком из возможных сценариев накопленных в России резервов, если всем ужаться в расходах и поделиться личными накоплениями с государством, кое-как хватит на добрый десяток лет, хотя «про образование и здравоохранение можно будет забыть»: «А также про науку, инфраструктуру, масштабные проекты, кстати, и про оборонный комплекс».
И вывод, не лишенный, возможно, иронии: «А потом можно будет вернуться в 1985 год, объявить перестройку и снова получать кредиты, проводить приватизацию, развивать страну. Только старт в этот раз будет существенно ниже…»
Любые хронологические гипотезы, конечно, условны. Но сама мысль, что из национал-утопической версии СССР дорога все равно ведет к перестройке, выглядит проницательной и даже мудрой.
Три десятилетия назад советская держава обошла стороной самую вероятную из тогдашних своих альтернатив. Сегодняшняя Россия по причине уникального слияния интересов высшей власти и чаяний народного большинства совершила грандиозный прыжок в альтернативное прошлое Советского Союза. Но после того, как прелести «особого пути» будут хорошенько распробованы и окажутся неудобоваримыми, сразу многих вдруг осенит, что другой альтернативы, кроме новой версии перестройки, у страны просто нет.
И генеральный вопрос российской политики будет не о том, как бы ее избежать, а о том, как сделать так, чтобы со второго раза она получилась.
