Это не детектив. Скорее, очерк нравов современной России. Поэтому нет смысла сохранять интригу до последнего момента. «Убийцу» можно назвать сразу. Главным и единственным виновником проблемы валютных ипотечников, которые теперь приковывают себя наручниками к банковским офисам, пишут магические цифры желанного курса доллара на стеклах банков губной помадой, пытаются перекрывать Тверскую и даже собираются ночевать внутри банковских офисов (потому что больше негде), является российское государство.
Разумеется, ипотека в России при таких-то процентах (что рублевая, что валютная) всегда была практически военным опытом. Ты можешь смело произносить в одном понятийном ряду вслед за царем Иваном Васильевичем: «Казань брал. Астрахань брал. Ипотеку брал…» Как человек, лично побывавший в шкуре валютного ипотечника и по роду работы более или менее представляющий себе мотивы банков, выдававших такие кредиты в долларах, евро, даже швейцарских франках, а не только в рублях, я утверждаю:
И банки, и заемщики в данном случае пали жертвами государственной политики.
Почему брал валютную ипотеку лично я?
У меня никогда не было иллюзий относительно нынешней российской власти: тогда я относился к ней точно так же плохо, как и сейчас. Но банк — «дочка» хорошего иностранного банка с хорошей репутацией — предлагал относительно хороший процент. Я брал минимальную для стоимости квартиры сумму, понимая, как наша семья будет зарабатывать деньги, чтобы расплатиться. Более того, надеялся, что успею досрочно расплатиться до того, как государство сделает расплату невозможной. К слову, мы с этим банком оценивали ситуацию примерно одинаково: в итоге он ушел с российского рынка еще до очередного нашего острого приступа геополитики.
Почему в проблеме валютных ипотечников виновато именно государство? Судите сами.
Курс доллара на 6 марта 2008 года — именно в этот день я брал свой валютный ипотечный кредит сроком на 15 лет, составлял 24 руб. 5 коп. Баррель нефти марки Brent в тот день стоил примерно $105. Россия тогда хотя бы на словах занималась не национальным проектом строительства мифического «русского мира», а национальным проектом «Доступное жилье». Наша власть бредила не о мировом господстве, а о международном финансовом центре в Москве. И даже еще не начинала бредить о «российской Кремниевой долине» в Сколково.
В день, когда я досрочно погасил свой валютный ипотечный кредит, доллар стоил 28 руб. 29 коп. За баррель нефти Brent давали в районе $115. Но за те три года, что я платил свою валютную ипотеку, случился мировой экономический кризис. В разгаре его нефть падала и до $33 за баррель (прямо как сейчас), а доллар установил, казалось, «страшный» исторический рекорд: 19 февраля 2009 года он стоил аж 36 руб. 43 коп. Сегодня при цене нефти те же $33 за баррель доллар стоит 79 руб. В два с лишним раза дороже.
С момента когда я взял ипотечный долларовый кредит, доллар в России подорожал более чем втрое. Но с 2008 по 2013 год он прибавил 30%. А с момента присоединения Крыма рванул вверх более чем вдвое.
Проблема валютных ипотечников, как и обвал внешней торговли в 2015 году на треть, как и уменьшение Резервного фонда на 36%, как и рекордное с 1991 года годовое падение розничного товарооборота, как и падение реальных доходов населения на 10%, — прямое, очевидное, неизбежное и закономерное следствие политики нашего государства, санкций и антисанкций.
2 февраля 2016 года советник президента по интернету Герман Клименко предложил запретить в России валютные вклады и валютную ипотеку. «У нас в стране надо запрещать валютную ипотеку и валютные вклады — живешь в стране, где рубли», — заявил Клименко. Однако если следовать логике очередного мудреца в окружении президента — рублевую ипотеку надо запрещать тем более. Потому что по ней теперь не в состоянии платить куда больше россиян, чем по валютной. Хотя именно ипотечные заемщики — это вам любой банк подтвердит — всегда платили аккуратнее обладателей всех других видов кредитов.
По состоянию на 1 декабря прошлого года в России насчитывалось около 3,3 млн действующих ипотечных кредитов, из которых только 0,5% (17,5 тыс. кредитов) были номинированы в иностранной валюте. Суммарная задолженность по валютным ипотечным кредитам у нас составляет примерно 126 млрд руб.: около 3% от всего ипотечного рынка (3,96 трлн руб.). Много это или мало? Для сравнения: дыра в балансе одного прогоревшего в конце прошлого года Внешпромбанка — почти 200 млрд руб.
Большинство валютных ипотечных кредитов — около 80% — взяты до 2008 года. То есть до прошлого кризиса. Восемь из десяти валютных ипотечных заемщиков — жители Московского региона (Москва и область) и Санкт-Петербурга. При этом почти 13% всех валютных кредитов (не так уж мало, примерно 2,3 тыс.) не обслуживаются заемщиками с 2009 года. Но до середины 2014 года, когда Россия присоединила Крым и попыталась проделать то же самое с Донбассом, вы, несомненно, ни о какой проблеме валютных ипотечников слыхом не слыхивали: ее попросту не существовало.
Она возникла тогда, когда у страны уехала крыша.
Почему же люди семь-десять лет назад брали валютную ипотеку? Потому что ее давали под намного более низкий процент, чем рублевую. Потому что у людей были устойчивые и относительно предсказуемые в динамике доходы. (Популярная сейчас точка зрения, будто бы валютные ипотечники сплошь и рядом имели «черные зарплаты» и поэтому, мол, им не давали рублевую ипотеку, просто неправда. Людям не давали ее часто потому, что платить за рублевую ипотеку у заемщика, исходя из его справки о доходах, элементарно не хватило бы рублей). Люди надеялись, что в стране действительно стабильность, как им об этом говорили каждый день по телевизору.
Надеяться на стабильность при устойчивом экономическом росте, который действительно наблюдался в России все 2000-е годы вплоть до 2008-го, а также при относительно стабильном курсе рубля к доллару, было вполне резонно. Уж точно более резонно, чем верить в сказки последних времен про «укрофашистов», «Новороссию» и острую необходимость спасения режима Асада для будущего России. Хотя именно из-за этого все наши нараставшие экономические проблемы стремительно усугубились до масштабов надвигающейся катастрофы.
Так что взять валютную ипотеку было вполне патриотическим (люди тем самым надолго связывали себя с Россией — я бы даже сказал, по рукам и ногам) и совершенно лояльным власти решением. Более того, вопреки нынешним причитаниям, оно было даже вполне финансово грамотным: если рубль относительно устойчив, а у вас есть надежные источники доходов, вы меняете рубли на доллары и спокойно обслуживаете ваш валютный кредит. Который при солидной разнице ставок в случае досрочного погашения оказывался даже дешевле, чем рублевый.
Ну и последний вопрос: что делать? Сами банки с ипотечниками проблему решить не в состоянии: просто нет такого «компромиссного» курса между 24 и 80, по которому люди сегодня способны платить и который одновременно устроит банки, по закону обязанные создавать финансовые резервы на все просроченные кредиты.
Решить проблему может только само государство. Причем хороших решений у него нет.
Можно компенсировать банкам долг валютных ипотечников: 126 млрд руб. — относительная мелочь по сравнению с 1 трлн, на который пришлось докапитализировать банковскую систему в 2015 году, чтобы она не рухнула окончательно под натиском нашего геополитического величия.
Можно позволить банкам просто списать эти кредиты, а людям оставить жилье. Конечно, рублевые ипотечники возмутятся: а чем мы хуже? Ничем, разумеется. Только тем, что их намного больше. Справедливость существует только в сказках.
Можно, наконец, просто не решать эту проблему — закрывать глаза на пикеты, выселение людей из домов по суду, возможно, самоубийства. Посчитать, что 50 тыс. или 100 тыс. человек, которых касается эта беда, капля в море.
Ну а любой человек из всей этой истории сам волен сделать вывод, можно ли доверять сложившейся в стране системе. И если да, потом уже ни на что не жаловаться.