Бьют не значит любят

В позднем детстве во взрослых разговорах я впервые услышал две фразы, которые показались мне очень странными. «Бьет – значит любит» и «Боятся – значит уважают». Причинно-следственная связь в этих фразах мне показалась, мягко говоря, неочевидной. Но я тогда не понимал, что примерно по такой логике лидеры некоторых государств вершат судьбы собственных стран и мира.

Приговор Гаагского суда по делу ЮКОСа, присудившего России выплату $50 млрд ущерба акционерам отнятой государством нефтяной компании, на фоне того, что некоторые российские политики и политологи уже открыто называют новой войной в Европе или даже Третьей мировой, закольцевал историю.

Не потому, что этот приговор – «наказание России за Украину». Он вполне мог бы оказаться таким и без украинского кризиса, уж слишком сильно басманное правосудие отличается от международного. А потому, что

дело ЮКОСа в российской внутренней политике 11 лет назад было таким же, как сегодня конфликт на Украине в политике внешней.

Наша власть фактически экранизировала в реальной жизни знаменитую реплику Раскольникова из «Преступления и наказания» «Тварь ли я дрожащая или право имею?». И решила поиметь право. С помощью серии актов совершенно неожиданного сначала для внутреннего бизнеса (дело ЮКОСа), а потом и для внешнего мира (Крым, юго-восток Украины) давления пыталась отомстить за некие обиды, якобы нанесенные сначала силовикам в ходе приватизации 1990-х, а затем – всем россиянам при распаде СССР.

Официально объявленной и многократно озвученной целью всей нашей украинской кампании была сублимация обиды на «кинувший нас Запад». Желание сделать так, чтобы Россию, как раньше Советский Союз, боялись и уважали.

Разговоры о «защите русскоязычного населения» в Крыму и Донбассе быстро сошли на нет. Главным мотивом стала именно эта игра в сверхдержаву.

Чем она закончилась для куда более мощного экономически СССР, похоже, в расчет не принималось. Мы исходили из того, что Европа не посмеет ввести санкции, потому что выгода от торговли с Россией и газовая зависимость дороже, а США – потому что «у Обамы нет яиц». Оба этих могучих смысловых основания нового российского курса (а на самом деле – продолжения старого, но в планетарных масштабах) были опровергнуты реальностью за какие-то четыре месяца.

Промежуточный итог этой политики (окончательные могут быть совершенно иными, и подводить их рано) примерно таков: Россию теперь безусловно боятся и очевидно не уважают. Вся постсоветская история нашей страны оказывается историей мелкой мести миру и собственному народу за в большей степени мнимые, чем подлинные унижения.

Способы этой мести – незаконный, по мнению международного суда, разгром крупнейшей частной нефтяной компании, силовая перекройка границ в географической Европе – не сделали нашу страну экономически или политически мощнее и привлекательнее. Наоборот, Россия рискует быть обиженной и униженной сильнее, чем когда-либо с момента краха Российской империи в 1917 году.

Да, мы сумели «заслужить» то, что нас боятся и не знают, чего от нас ожидать буквально в следующую минуту. Но уважение к России в мире – причем не только на Западе, достаточно вспомнить, что на Генеральной Ассамблее ООН нашу позицию по Крыму публично поддержали лишь девять стран, – находится на критическом минимуме.

Да, можно говорить в ответ, что многие в мире ненавидят и боятся Америку. Но при этом ведь многие искренне стремятся ей подражать. Добиваются от нее статуса особого союзника. В очереди за право быть особым союзником России сколько-нибудь состоятельные в политическом смысле государства, прямо скажем, не стоят.

Американские и – шире – западные ценности так или иначе экспортируются по всему миру. И никто не сомневается в том, что это именно западные ценности. А какие ценности и куда экспортируем мы?

Американцам в отличие от нас для влияния в мире не требуется присоединять новые территории или создавать фейковые государства с крайне сомнительными фигурами во главе. При этом, кстати, мировое влияние США все равно очевидно падает. На том, что мы «мужественно противостоим проклятым пиндосам», собственную великодержавность не построишь. Желательно еще иметь «великодержавную» экономику и хоть какую-нибудь положительную повестку дня для человечества.

Да, в современном мире в принципе можно совместить страх и уважение, как это происходит с Китаем. Но в КНР существует четко обозначенная преемственность власти: мир точно знает, как и когда там появится новый правитель.

В мире нет сомнений относительно политической реакции Пекина на те или иные события: она может резко не нравиться Западу, но она совершенно предсказуема.

При этом Китай активно наращивает торговлю с ЕС и США и покупку там активов. Он не хочет жертвовать преимуществами открытой глобальной экономики ради мифических геополитических амбиций. Может, и захочет когда-нибудь, но уже сейчас Китай создает для возможных политических игр на мировой шахматной доске прочные экономические основания: с 2014 года это крупнейшая торговая держава мира, а экономический рост там несопоставимо выше российского.

Думать, что мы сможем вести «холодную войну» с Западом, что станем крутыми участниками глобального международного конфликта, «вторыми США» или главными «анти-США», – смесь высокомерия и преступной наивности. Россия стремительно добивается своей политикой целей, прямо противоположных тем, что заявлялись.

Внушаемый человечеству страх при минимуме уважения – типичные параметры страны-изгоя, а не новой сверхдержавы.