Умер Олег Табаков. Человек, для которого «народный артист» не звание, а название. Потому что артист он действительно народный. Один из самых великих актеров, которых мне удалось видеть на сцене живьем – на сцене важнее, чем в кино или в мультиках, в театре монтажом или безмерным обаянием мультяшных персонажей не прикроешься. (Из тех, кого я видел на сцене живьем, лучше был наверно только Евгений Леонов и где-то рядом Леонид Броневой).
Кроме того, Олег Павлович точно из тех людей, которые в буквальном смысле маркируют собой мир: как названия рек, гор, выдающихся книг. Кажется, что они были, есть и будут всегда. Ну, хотя бы голос точно останется — как улыбка Чеширского Кота или Масленичного, каким он стал в переводе Набокова (Владимир Владимирович еще появится в нашем тексте).
И вот, как теперь водится, интернет моментально выдает коллективный некролог на смерть всенародно известного человека. Вместе с пафосными или просто добрыми текстами, а также личными воспоминаниями обычных и необычных людей про Олега Павловича, всплывают тексты, полные злобы и ненависти.
Покойному досталось за то, что был доверенным лицом Путина. Хотя Табаков и с Ельциным, которого в нынешние времена принято противопоставлять Путину, очень даже ладил, активно «топил» за Бориса Николаевича на выборах 1996 года.
И с Горбачевым, который дал ему возможность открыть «Табакерку», тоже явно был в хороших отношениях. Да что там, сам старина Андропов после фильма «Семнадцать мгновений весны» в шутку упрекал Табакова, что нельзя так играть фашистов — это начинает вызывать к ним симпатии у советского народа. В определенном смысле Табаков постоянно был «при власти» лет 35 — чтобы заниматься своим делом. Но его делом точно была не политика, а театр и театральная педагогика.
Досталось Табакову в этом стихийном коллективном некрологе и за обидные (действительно, обидные и несправедливые) слова про украинцев, сказанные уже в разгар войны на Донбассе, после Крыма — тогда, когда, по совести, никакому российскому человеку говорить такое точно не следовало.
Но есть, например, и такая деталь: на последнем для себя сборе трупы МХТ имени Чехова в сентябре прошлого года Табаков в числе творческих планов назвал желание увидеть на сцене театра спектакль в постановке Кирилла Серебренникова. Который, по известным причинам, пока ничего нигде ставить не может. А еще раньше Табаков публично поддержал другого «конформиста» Константина Райкина, резко выступившего против Минкульта и цензуры в театральном искусстве.
Зачем нужны были Табакову отношения с властью – яснее ясного. Чтобы руководить театрами, школой-студией МХАТа и решать проблемы актеров. Зачем нужны были власти отношения с Табаковым — тоже абсолютно понятно. Какой власти не будет приятно, если вроде как на ее стороне сам кот Матроскин. Человек, один выход на сцену или появление на экране которого вызывает волну всеобщего восторга публики.
Но был ли Табаков олицетворением советской власти при Горбачеве? Был ли он олицетворением власти российской при Ельцине или Путине? Нет, нет, и еще раз нет. Никто не будет помнить Табакова как доверенное лицо Путина или как члена президентского совета по культуре. Табакова будут помнить как Артиста с большой буквы «А».
Вообще у нынешней российской власти, при всей ее вроде бы массовой поддержке, есть большие проблемы с культурными героями. Начальству мало, чтобы его боялись или уважали молча. Мало, чтобы хвалили в глаза. Ему даже мало скрытой или явной (то есть, проявляемой во время «прямых линий» и встреч в специально отобранных трудовых коллективах) народной любви. Наша власть очень хочет быть освященной авторитетом народных кумиров и кумиров интеллигенции. Причем неважно, живых или мёртвых.
Это очень по-российски — сидя на троне, презирать культурную элиту, но хотеть ее ответного обожания или использования высших достижений культуры как прикладного агитационно-пропагандистского материала.
Ровно поэтому внезапно на наших экранах появляется фильм «Довлатов», значительную часть суммы на который дает Министерство культуры. По-моему этот источник финансирования — главное, что нужно знать про фильм «Довлатов» в контексте исторических событий начала 2018 года. Например, невозможно представить себе именно сейчас финансирование нашим Минкультом фильма «Шаламов». Российская власть настойчиво пытается перевербовать культурных героев прошлого — от Бродского и Довлатова до Достоевского.
Не забывает и культурных героев нынешнего времени, даже не сильно известных или вообще неизвестных в народе.
Год назад меня до глубины души потряс факт появления на «Первом канале» фильма про Сашу Соколова под претенциозным названием «Последний русский писатель». Как мог автор нежной и беспощадно-беззащитной «Школы для дураков», «русский Сэлинджер» (из-за относительного отшельничества, хотя Саша, в отличие от Сэлинджера, не сидит дома безвылазно 51 год, а бегает на любимых лыжах и до сих пор плавает по всему миру на кораблях, ибо летать боится), «русский Джойс» (разумеется, не «Улисса», а «Поминок по Финнегану», изобретатель таинственных, невозможных, завораживающих языковых миров) вдруг стать культурным героем страны с дискурсом гопника в обрамлении «духовных скреп»?
Неужели он, элитарный, эстетский, безжалостный к каждому своему написанному слову — герой государства, давно уже не выбирающего выражений?
Саша Соколов – замечательный, выдающийся, но точно не последний (честное слово, есть пока и другие). Не очень русский (эстетически и уже 40 лет – географически, он гражданин и житель Канады). И даже не совсем писатель — скорее, поэт, пишущий стихи и стихопрозу, где музыка, ритм, подбор слов важнее сюжета и даже буквального смысла. У него смысл рождается из формы, а не наоборот. На момент показа фильма у писателя не было юбилея: тогда ему было 73 года. Не было даже просто дня рождения: Соколов родился 6 ноября, а фильм показывали 10 февраля. Он не приехал в Россию презентовать какую-нибудь новую книгу или получать награды. Пару лет назад Сашу Соколова выдвигали в России на литературную премию «Нос», но он не вошел даже в шорт-лист.
Не знавшие, что к чему, любители Саши Соколова, а его преданные фанаты давно есть по всему миру и в России, тогда излагали две версии случившегося. Первая: Константин Эрнст, начинавший как автор самой эстетской и красивой программы в истории российского телевидения «Матадор», просто хотел вспомнить молодость, сделав приятное себе и заодно недобитым российским интеллектуалам. Вторая: это такая попытка извиниться перед интеллигенцией за пропаганду, а заодно вернуть на канал хотя бы на миг давно отвернувшуюся от него «умную» публику. Априори считается, что творчество автора «Школы для дураков» любят только умные.
Впрочем, сам фильм наводил на нехорошие подозрения с первого же титра, который игриво гласил: «Владимир Владимирович рекомендует». В сегодняшнем российском контексте, да еще на Первом канале, существует только один Владимир Владимирович — причем точно не Набоков, о котором шла речь в данном случае, или не, допустим, Маяковский. Слово «санкции» возникло в фильме о крайне далеком от политики, хотя и следящем за новостями, писателе, буквально на второй минуте.
Увы, разгадка оказалась проста и печальна. Сашу Соколова банально пытались завербовать, как когда-то его родителей-разведчиков. Поставить на службу текущей политической конъюнктуре, злобе дня. Доказательство – интервью писателя 6 февраля 2017 года, за четыре дня до широко разрекламированной премьеры фильма на «Первом». Вы можете представить Сэллинджера, дающего интервью ТАСС?
Саша Соколов в этом интервью исполнил всю нехитрую обязательную программу казенного российского патриота, постоянного гостя политического телешоу на любом российском госканале: критика Америки — критика либерализма — похвала российской власти -— признание Крыма российским.
Вот Саша ругает Америку: «В свое время Рейган назвал Советский Союз «империей зла». А вот теперь я боюсь, что эта «империя зла» называется по-другому. Вот в чем дело. Россия и Америка как бы поменялись ролями».
Вот Саша хвалит Путина: «Думаю, все сейчас выглядит гораздо лучше, чем, скажем, 10 или 20 лет назад. Потому что люди наверху стараются хоть какой-то порядок в стране навести. А на международном уровне все, по-моему, как нельзя лучше».
Вот Саша шлет инвективы американскому либерализму, который якобы не дает людям высказываться о политике: «Это все тот же либерализм, все та же политическая корректность. А вдруг, мол, ты кого-то обидишь своим мнением? Но на самом деле мы же знаем, откуда ноги растут у этой политической корректности. Это еще один способ заткнуть рты всем, чтобы никто ничего лишнего не говорил, не обсуждал».
Зачем это крайне далекому от понимания российских реалий Саше Соколову, неважно. Живущий в Канаде, а до того много лет проживший в американском Вермонте писатель сказал в том же интервью ТАСС: «Но куда уж теперь отсюда уезжать... Я же все равно в основном в Канаде живу, а это другая страна, другое общество. Там все-таки выносимо, как-то можно жить...» Он как-нибудь потерпит там, в Канаде. Как-нибудь обойдется без России-матушки. Гораздо важнее, зачем Саша Соколов вдруг понадобился сегодняшней российской власти.
Мне кажется, примерно затем же, зачем Сталин с Горьким создавали Союз советских писателей, этих «инженеров человеческих душ» (на поверку оказалось — туш). А до того советская власть долго перевербовывала самого Горького, порвавшего было с большевиками.
Когда власть предельно персонализирована и мыслит свое правление как великую историческую миссию, то, во-первых, хочет, чтобы интеллектуальная и творческая элита любила ее, возвеличивала, а также публично оправдывала ее политику. Ну и, во-вторых, чтобы «инженеры человеческих душ» конструировали эти самые души по лекалам и чертежам самой власти. Или, еще лучше, даже рисовали эти чертежи.
Со второй задачей у нас полный порядок. Тут без всяких писателей прекрасно справляются телевизионные и другие пропагандисты: условные 86% россиян (или чуть меньше — ответ можно будет узнать через несколько дней) продолжают жить с телевизором на шее вместо головы. И пока это так, власти не о чем беспокоиться.
А вот с первой задачей беда. В России все более остро ощущается кризис культурных героев и моральных авторитетов. Мы же теперь – на словах — не циники, а идеалисты. К тому же власть не может не видеть и не чувствовать, что среди ее немногочисленных противников, мягко говоря, не самая глупая и бездарная часть общества. Есть еще одна проблема: творческую и научную интеллигенцию практически приручили, но не добились от нее искренней любви. Можно буквально по щелчку собрать ректоров петербургских вузов и заставить их подписать письмо в поддержку передачи Исаакиевского собора РПЦ. Можно запросто организовать письмо творческой интеллигенции в поддержку ареста Ходорковского или присоединения Крыма (как это и было в разные времена) – да чего угодно. Но у самой власти нет ни малейшей уверенности в том, что все эти люди подпишут такое письмо без руководящего указания. И, главное, что они искренне верят в подписанное.
Особенно плохо дело обстоит с писателями. Наиболее известные в мире русские литераторы — Михаил Шишкин, Владимир Сорокин, Людмила Улицкая, Борис Акунин (самый популярный, по социологическим опросам, писатель у посетителей российских библиотек) — либо вообще не живут в России, либо если и живут, то все равно, мягко говоря, не поддерживают власть. Для «простого народа» вполне сгодятся культурные авторитеты вроде Лепса, Киркорова (самый популярный певец страны 2017 года, по социологическим опросам) или Стаса Михайлова (его концерт на «Первом», в отличие от фильма про Сашу Соколова, ставят в прайм-тайм воскресенья, а не за полночь в пятницу).
Но наша власть не хочет ассоциировать себя с такими могучими культурными авторитетами, как Стас Михайлов с Тимати или Киркоров с Лепсом. С песней «Рюмкя (именно через «я») водки на столе» как-то не очень круто покорять мир своей особой духовностью и высшей моральной правотой.
Российская власть хочет добиться от творческой и научной интеллигенции любви и служения, а не механической рабской покорности или, того хуже, имитационной лояльности. Чтобы писатели и ученые с мировым именем были ее искренними публичными сторонниками. В свое время Кремлю практически удалось «завербовать» самого Солженицына, но он умер. К тому же антисолженицынская советская пропаганда сыграла злую шутку — народ не принял Солженицына, куда более близкого ему стилистически, чем тот же Саша Соколов, за «своего». Да и вряд ли тема «Архипелага ГУЛАГ» может быть сильно модной в стране, которой в значительной степени правят коллеги и преемники его создателей.
Даже какой-нибудь Захар Прилепин — к слову, однажды упавший на колени перед Сашей Соколовым и назвавший его своим любимым писателем — как-то маловат для роли национального культурного героя. Хотя явно очень хочет. Просто литературный и человеческий калибр не тот. По масштабу личности и манере поведения Прилепин стилистически ближе к Гиви с Моторолой, а не к Набокову с Бродским.
Бродского, кстати, наша власть тоже пыталась недавно посмертно перевербовать в «свои», припомнив ему стихотворение «На независимость Украины». Но Иосифа Александровича уже никак не заставишь дать «политически правильное» интервью российским официозным СМИ.
«Последний русский писатель — за нас!», как бы пыталось сказать российское телевидение фильмом про Сашу Соколова, подкрепляя свой месседж интервью писателя ТАСС. Но считать Сашу Соколова искренним сторонником какой бы то ни было власти или убежденным апологетом конкретной политической идеи можно примерно с тем же успехом, как принимать в «Единую Россию» марсианина. Саша Соколов живет не в России и даже не в Канаде, а в языке. В собственном мире, где он сам и есть единоличная законная власть. Просто дайте почитать «Палисандрию» условной Наталье Поклонской — и все станет понятно. Стилистические разногласия с «советской властью» велики до степени непреодолимости. В языке жил — о чем неоднократно писал и говорил — Бродский. Литература, а не политика и идеология — была главным занятием и смыслом жизни Довлатова. Причем в своих текстах он вовсе не был «выразителем времени» — скорее, певцом отдельно взятой жалкой судьбы маленького человека на личном примере.
… У истории нет сослагательного наклонения. Но почему-то мне кажется, что если бы Набоков дожил и узнал детали всей истории с кино про Сашу Соколова и контекстом, в котором оно появилось, честный титр к новому фильму был бы совсем другим: «Владимир Владимирович НЕ рекомендует». И Довлатов, настаивавший на том, что он не писатель, а всего лишь «рассказчик», останется частным литературным кумиром частных людей, но не политическим авторитетом для масс. И кот Матроскин будет жить как свой в миллионах российских семей, но не ловить мышей за Кремлевской стеной.