Моей дочке всего пять лет, и иногда мы с ней — о, боже! — смотрим вместе телевизор. И вот мы посмотрели два выпуска слепых прослушиваний участников взрослого шоу. Знаете, меня, если честно, удивило огромное число простых участников с типичными для России лицами и фамилиями, приехавших из самых обычных российских городов, не родственники звезд и не иммигранты из соседних стран. Сложилось впечатление, что на конкурсе отменили национальные квоты.
Если посмотреть состав прошлогоднего «Голоса» и сравнить с этим сезоном, хотя пока здесь идет только отбор, то уже видна разница.
А еще лучше проанализировать состав всех финалистов «Голоса» за последние годы. Проверьте, если не верите мне на слово: в большинстве сезонов взрослого «Голоса» среди четверки финалистов был только один участник не из числа нацменьшинств, иностранцев и недавних иммигрантов. То есть, коренной житель, представитель даже не национального, а культурного европейского большинства. Ладно русские, про русских скажешь — в лоб получишь.
Вообще мало в финал брали даже местных, наших, украинцев, белорусов, поляков, немцев, евреев — тех, кто и составляет европейское большинство населения, или около 85% в совокупности.
Вот такая незадача: из года в год подавляющее большинство коренного населения российских городов оказывалось в этом проекте бездарным. 120 миллионов человек никак не могли найти в своих рядах хотя бы десять хороших певцов для четвертьфинала «Голоса». Исключение — 2015 год, когда сразу три представителя европейских этносов, населяющих Россию, прошли в четверку финалистов.
Потом снова пошел крен в сторону гостей из ближнего зарубежья. В прошлогоднем шоу «Голос-8» было четверо представителей этого европейского большинства из 12, в «Голос-7» — шестеро из 12, в «Голос-6» — один из четырех.
Но до нынешнего года все эти 85% были представлены в «Голосах» непропорционально своей реальной численности, потому что туда постоянно звали выходцев из ближнего зарубежья. Причем обязательно следили, чтобы пели представители этноса тех стран, с которыми России надо было тогда дружить.
Еще показательнее ситуация в детском «Голосе». В прошлом году я отметила непропорционально малое число русских участников и очевидное существование национальных квот, призванных сделать конкурс международным и привлечь жителей соседних стран к нашему телевизору. Тогда из девяти финалистов только один был русский, никаких других славян или немцев из России в финале, результаты которого тогда отменили из-за обвинения в подтасовках в пользу дочери певицы Алсу, не было.
Если посмотреть всех финалистов конкурса за прошлые годы, возникает ощущение, что и в 2018 году, и в предыдущем участников набирали по национальным и региональным квотам, обязательно оставляя одно место для ребенка из Крыма. Поэтому, сколько бы ни нашлось талантливых детей где-нибудь в центральной России, они бы все равно не попали — места были застолблены для других.
Но вдруг что-то случилось, и в начале этого года в седьмом выпуске шоу детского «Голос» в финал попали сразу восемь детей представителей европейского большинства из России. Уверенно там нельзя сказать, кто из них русский, кто украинец, кто поляк или еврей, но главное, что там нет ощущения искусственного отбора по квотам.
Случилось чудо: программа «Голос» внезапно повернулась лицом к тылу и обратила взгляд на простых людей, обычных жителей России, и, кажется, отменила квотирование.
Отмечу — именно на простых людей, потому что в последние годы и на взрослом, и на детском «Голосе» становилось все больше «звездных участников»: туда приходили Максим Галкин, Екатерина Гордон, дочь Григория Лепса, сын Александра Градского, однокурсница Полины Гагариной. В финал «Голос. 60+» прошел отец Леонида Агутина, в детском конкурсе участвовали сын хореографа Сергея Филина, про Микеллу Абрамову, дочь певицы Алсу, мы уже говорили.
И все бы ничего с этими знаменитостями, но ведь они занимали чье-то место. Если в эфире спел Галкин, если до финала дошел отец Агутина, другие люди попросту не попали на отбор — для них не хватило эфирного времени.
Вообще не так уж много раньше было шансов прорваться на эти конкурсы у жителей европейской части России, Западной Сибири и Дальнего Востока — их места оказывались заняты. В каждом выпуске, будто по квотам, несколько участников обязательно приезжали из стран ближнего и дальнего зарубежья. Были участники даже из США, Западной Европы и Израиля, не говоря о бывших советских республиках. Из года в год складывалось впечатление, что в основную часть этих конкурсов проходили граждане тех государств, с которыми у России были особые политические отношения.
К этим приезжим певцам добавлялось значительное число представителей наших внутренних национальных республик и давно осевших в России иммигрантов.
Но ведь если телеканал показывает детей звезд и иностранцев, значит, ему это выгодно. Люди, возможно, до поры, до времени с интересом смотрели на детей знаменитостей и их самих. Те, вероятно, выступали не всегда бесплатно. Не исключено, что многие участвовали в таких конкурсах на основе бартера. Также было выгодно набирать участников, которые привлекали бы зрителей из соседних стран и заставляли активнее включать телевизор в наших национальных республиках, которые отличаются от средней полосы России тем, что мало смотрят конкурсы, если там не за кого болеть из своих. Поэтому на подобных шоу участников с Кавказа, из Татарстана всегда было непропорционально больше, чем представлено среди реального населения.
Не стоит забывать, что в нашей стране шоу «Голос» и прочие большие передачи федеральных каналов можно и нужно рассматривать как официоз. Они, хоть и в столь неожиданной форме, через певцов и Дмитрия Нагиева, являют народу государственную волю. И если в шоу «Голос» из года в год приглашали иностранцев, кавказцев, российских армян, грузин и азербайджанцев, а также телезвезд, это лишь означало, что государство хотело им понравиться. Потому что каким бы сильным ни был у телеканала рыночный мотив, он перед волей государства теперь ничто.
Поэтому, если в детском шоу из девяти участников только один был русский, а среди оставшихся не все являлись гражданами России, на то имелась воля государства. Которому по каким-то причинам было безразлично, что где-то во Владимире, Твери или Магнитогорске сидели дети, которые не попали на шоу только потому, что Российской Федерации надо было налаживать отношения с какой-то соседней или не очень соседней страной.
Если в детском шоу неожиданно сразу в восемь раз увеличилось число финалистов из числа коренных жителей России европейского происхождения, это значит только одно: государству сегодня по каким-то причинам впервые за многие годы понадобилось нравиться большинству своей страны.
И вот здесь, конечно, кроется самое интересное. Какие у государства мотивы разворачиваться к нам лицом? И, вообще, что это, поворот к родным пенатам или отказ от заигрывания с соседями? Наверное, сыграло роль и, то и другое.
Еще в прошлом году на эти шоу звали участников из Белоруссии, Армении, Азербайджана, Киргизии. Вы способны вообразить, что из Минска сегодня в наш телевизор отправятся певцы? Или, например, из Киргизии? Страны Балтии тоже перестали посылать в Россию участников — не те времена. Вот и выходит, что, кроме Казахстана с Узбекистаном, мы со всеми перессорились. Поэтому в последнем детском «Голосе» из иностранцев в финале оказался лишь казах.
Некого нам звать на конкурсы и некого очаровывать. Даже с Украины почти перестали приезжать, хотя и долго ездили, это тоже был политический момент: если в шоу снимался украинский участник, Украина смотрела, болела и потом оставалась на новости.
Но отторжение России сейчас такое сильное, что, сдается мне, не так-то просто мотивировать украинских соседей смотреть наше ТВ.
Мы со всеми перессорились, и нам некого звать к себе на песни с плясками, кроме казахов да северокорейского ансамбля «Ынхасу». И местных наших армян, киргизов, белорусов стали меньше показывать: если нет внешнеполитической задачи очаровать их сородичей в соседних странах, зачем стараться?
Это одна возможная причина. Но есть и другая. Люди в России стали жить хуже, ситуация крайне сложная, раздражение народа, особенно в провинции, растет, как и страх перед будущим. Если местное население, простые люди из самой густонаселенной части европейской России, устало от инфляции, потери работы, перспектив застоя, не надо злить это большинство еще и телеконкурсами.
«Голос. Дети» прошел семь раз, взрослый идет в девятый раз. Люди за это время не могли не заподозрить существование там национальных квот. Эти и другие телеконкурсы превратились в орудие государственной политики, национальному большинству в нем была уготована роль молчаливых зрителей, которые послушно смотрят шоу, потребляя рекламу и отбивая затраты. Таковы были правила игры.
Видимо, до поры, до времени эти правила не казались большинству населения проблемой, а теперь, когда большинство сильно раздражено, кажутся.
Похоже, обычным простым людям, мечтавшим выступить на шоу талантов, повезло: на телевидении поняли, что люди не могут вечно смотреть, как соревнуются звезды, особенно после скандала с дочерью Алсу, который всколыхнул страну едва ли не сильнее обвала рубля. Кроме того, пандемия сыграла свою роль – иностранцев к нам стало приезжать меньше. А с теми, кто и готов бы приехать, Россия так рассорилась, что к нам теперь и без карантина соседей тяжело заманить.
В России стало плохо всем. От инфляции, безработицы и почти средневекового бесправия страдают одинаково что в Ростове-на-Дону, что в Улан-Уде, что во Владимире с Тверью. Но в европейских регионах людей больше, они аккумулируют больше недовольства, да еще так некстати расселены вокруг Москвы. Пока они были условно сыты и спокойны, никого не волновало, рады они уступать места на детских конкурсах казахам, армянам, лезгинам или не прочь иногда отправить на шоу и своих детей. Но когда большинству в стране стало жить хуже, государство переоценило риски и поняло, что надо как-то задобрить недовольное большинство. Хотя бы дать ему «Голос».