Цивилизация
Полярные мнения в экономическом руководстве России кристаллизовались и достигли апогея, что со всей очевидностью продемонстрировал Санкт-Петербургский экономический форум. Свести их к компромиссу не удастся. Президенту Владимиру Путину придется сделать выбор.
Путин определился
Путин на ПМЭФ-2013 был уверен в себе, весел, много шутил и никого не слушал. Он сообщал «городу и миру» свою новую политику. По крайней мере, так казалось со стороны.
Неожиданная экономическая проблема возникла в апреле 2013 года. Минэкономразвития обнаружило резкое замедление российской экономики: рост в первом квартале, по прикидкам министерства, был практически нулевым по отношению к четвертому кварталу прошлого года (со снятой сезонностью). Министр Андрей Белоусов забил тревогу и резко — в 1,5 раза — снизил прогноз роста на весь 2013 год. Во второй половине апреля Путин провел совещание в Сочи в необычном, «неофициальном» составе, на котором сослался на мировой кризис для объяснения замедления российской экономики и интересовался мнением членов правительства, представителей Центробанка, избранных экспертов, что делать в этой ситуации. Сейчас, спустя два месяца, Путину, кажется, все ясно. Он выступил на ПМЭФ-2013 со своей программой. В ней не так уж много пунктов:
сдерживание роста тарифов естественных монополий (рост на уровне инфляции прошлого года в течение пяти лет),
новые государственные мегапроекты (ВСМ на Урал, ЦКАД, Трансссиб),
несколько институциональных решений (объединение ВС и ВАС, экономическая амнистия, использование ОНФ для общественного контроля и др.).
Прежде всего обращает на себя внимание несистемность заявленных мер. Нет никаких определенных заявлений по бюджетной, денежной и курсовой политике. Это набор частных и не самых важных мер в экономполитике.
Во-вторых, каждое из этих решений — паллиатив, полумера, компромисс. Ни одно не носит принципиального характера «точки опоры» для переворота экономической политики. Например, сдерживание роста тарифов. С одной стороны, это сокращает нагрузку на промышленность и население, высвобождая у них средства, но с другой — уменьшает доступные средства у госмонополий, вызывая сокращение их инвестпрограмм. Каким может быть итоговое влияние этой меры на экономический рост — не совсем понятно. Решительным действием было бы полное замораживание тарифов на пять лет. Это действительно могло бы стать элементом программы по смене трендов в российской экономике. Но решение, которое принято, — рост тарифов даже выше текущей инфляции (на уровне прошлогодней, а прогноз по инфляции — что она будет снижаться). Это почти ничего не меняет в сложившихся в последние пару лет трендах — рост тарифов и так сдерживается в последние годы по политическим причинам (в связи с выборами).
Экономическая амнистия, похоже, обросла таким количеством условий, что ее применение никак не окажется автоматическим, за каждый случай придется бороться отдельно. Амнистия в самом лучшем случае сократит «тюремное население» страны на 1%, что просто смехотворно мало, почти ничто, и вряд ли достойно упоминания на столь высоком уровне вообще.
В-третьих, некоторые из заявленных мер носят весьма спорный характер. Расширение Транссиба на основании геополитического видения опережающего роста экономики Азии — это, безусловно, очень стратегическое решение. Но если смотреть на практическом, прагматическом уровне — то мы с удивлением обнаружим, что Транссиб и сейчас совсем не перегружен, скорее наоборот. Мы построили явно избыточные мощности трубопроводов на Запад (возможность прокачки по ним раза в полтора превышает реальный экспорт). И сразу после завершения строительства выяснили, что спрос-то на нефть и газ будет расти не на Западе, а на Востоке — в Китае. И тут же начали строить трубы в Китай. По баснословно дорогим ценам и предполагая поставки баснословно дорогой нефти из Восточной Сибири (которую и добывать-то без дополнительных бюджетных льгот невыгодно). Хотелось бы, конечно, увидеть хотя бы предварительные расчеты по эффективности расширения Транссиба или строительству ВСМ на Урал. Тут, как обычно, «дьявол в деталях».
«Геополитические» решения оказываются не просчитаны экономически, и считается, что их достигать надо любой ценой. При таком подходе эти решения обессмысливаются. Экономически неэффективные решения вряд ли принесут существенные геополитические выгоды.
И разногласия среди экономических властей страны усилились
ПМЭФ-2013 показал, что никакой консолидации внутри экономических властей не найдено. Расхождение точек зрения между правительством (в лице Белоусова) и Центробанком (сначала Сергей Игнатьев, сейчас — Эльвира Набиуллина), заявленное еще в апреле в Сочи, никаким образом не преодолено. Более того, точки зрения еще сильнее поляризовались, обросли аргументами и историческими прецедентами.
Ключевые разногласия, носящие принципиальный характер для экономической политики:
поддерживать или ослаблять курс рубля,
ужесточать (для сокращения инфляции) или ослаблять (для стимулирования экономического роста) денежную политику,
ужесточать или ослаблять бюджетную политику. Этот вопрос принял своеобразную форму: обсуждается не размер дефицита бюджета и уровень госрасходов, а возможность использования накопленных бюджетных резервов.
Ни один из этих вопросов до сих пор не нашел своего решения. Белоусов считает, что курс рубля завышен и это тормозит экономический рост — экспорт становится менее прибылен, а импорт, наоборот, более выгоден, чем отечественное производство, и теснит его на внутреннем рынке. Набиуллина вообще не спорит на эту тему. Ее позиция определяется совершенно другими соображениями. Если внимательно вслушаться в то, что она говорит — она совершенно не дает четких обещаний по курсу. Суть позиции в другом — ЦБР не ставит задачи влиять на уровень курса рубля, он только сглаживает колебания. А сам уровень курса определяется факторами, выходящими за пределы компетенции ЦБ — экспорт/импорт, приток/отток капитала и т. п. Далее Набиуллина всего лишь заявляет о том, что, по ее мнению (1), в ближайшее время (2) сильных (3) колебаний не ожидается. Вот сколько оговорок сразу.
А фактически позиция Набиуллиной определяется простым соображением, носящим не макроэкономический, а чисто политический характер. Министр финансов Антон Силуанов имел неосторожность недавно предположить, что, так как бюджет будет покупать валюту на рынке в свои резервы, это может привести к ослаблению нашей нацвалюты на 1–2 рубля. И сразу после этого заявления ее курс к доллару в течение четырех дней упал на рубль. Можете себе представить, что было бы, если бы Набиуллина сказала Белоусову: «Да, вы правы, Андрей Рэмович»? Атака на рубль могла бы сразу же напомнить период девальвации конца 2008 — января 2009 года.
Набиуллиной просто ничего не осталось, как проводить словесную интервенцию в пользу сильного рубля — хотя все словестные интервенции властей не возымели действия в 2008 году и, похоже, не влияют на рынок и сейчас. Истинная позиция Набиуллиной оказалась скрыта под жестким давлением текущей политической ситуации на рынке.
Практически в такой же безвыходной ситуации Набиуллина оказалась и в отношении процентных ставок. Если бы она объявила, что да, ставку мы будем снижать — это могло бы привести к параличу кредитования — все бы отложили получение кредитов в ожидании более низких ставок. Даже если бы главой российского Центробанка становился сам Белоусов, то, чтобы не провоцировать рынок, и он был бы вынужден сделать точно такие же заявления, какие сделала Набиуллина.
Совершенно не стоит воспринимать последние заявления Набиуллиной как однозначное занятие ею позиции по сильному рублю и жесткой денежной политике. Она оставила себе пути отхода на более мягкие позиции. И всегда может сказать, что ЦБ не таргетирует курс рубля (то есть не устанавливает его целевые уровни), что ситуация изменилась, например, сократилось торговое сальдо (а оно в реальности сократилось) или выросла утечка капиталов (а она выросла) и т. д. Впрочем, точно так же она может остаться и на жестких позициях.
Какую политику на самом деле будет проводить Набиуллина — как было неизвестным, так и остается неизвестным. Скорее всего, максимально осторожную и консервативную — то есть с минимальными изменениями в ближайшее время. С вынужденно жесткой, «ястребиной» риторикой, которая ничего, впрочем, не говорит о реальной позиции главы Центробанка.
Последний вопрос — по использованию бюджетных резервов — также не нашел своего решения и на сегодняшний день просто «подвешен». Отказ от Росфинагентства, которое могло бы инвестировать средства бюджетных резервов, — это не решение, а затягивание решения. В результате на сегодняшний день ключевые вопросы экономической политики остались неопределенными. За два месяца продвинуться в их понимании и снятии неопределенности не удалось совсем.
Акела промахнулся
Помните «Маугли» Киплинга? Одна ошибка вожака стаи волков Акелы привела к лишению его лидерской роли и превращению в одинокого волка. А в стае взяли верх явно бандитские настроения. Ошибки вожаков дорого стоят стае.
Экономическое руководство России явно не нашло согласия в вопросе необходимой экономической политики. И Путин не смог привести его к компромиссу. То, что он сделал пока, — всего лишь откладывание решения. Он объявил о некоторых частных мерах экономической политики, не решив общих. Пока Путин лишь создал иллюзию решения и иллюзию решительности.
Но проблемы никуда не делись. И сами собой они решаться никак не хотят — цена на нефть не растет, и поток «свежих» денег больше не вливается в российскую экономику. Реальность заставит с собой считаться, и решать проблемы все равно придется.
По всей вероятности, Путин прибегнет к старому, испытанному способу решения реальных проблем — с помощью кадровых перестановок. Ставший в понедельник его экономическим помощником Андрей Белоусов, вероятно, будет ближе и чаще остальных общаться с Путиным об экономике и готовить его речи. Похоже, пост помощника в нынешней политической структуре может стать важнее и влиятельнее, чем глава Центробанка или даже премьер. Вероятно, именно это назначение и определит будущую экономическую политику. И если Акела промахнется...
