Цивилизация
Украсть может любой. У вора нет возраста, национальности, пола. Это может быть милая девушка или еще более милая старушка. Наглый мигрант, который тебе тыкает и хамит, или аристократичный старец из богатого района, в опрятной, когда-то дорогой одежде. Или коллега, с которым ты вчера был на корпоративе. Каждый человек есть вор.
Масштаб кражи может быть любым. Это может быть кольцо с бриллиантом, зарядка для мобильного или пара скидочных купонов. Каждый украдет, подставит при малейшей возможности. Никому нет веры.
Таков кодекс охранника обычного супермаркета. Так их учат в службе безопасности. Но не нашего супермаркета, нет. Французского. И не в жизни учат, а в кино. Правда, в очень достоверном кино.
В российский прокат вышел фильм «Закон рынка» (режиссер Стефан Бризе), и это очень любопытный фильм (с Венсаном Линдоном, получившим в Каннах приз за лучшую мужскую роль).
Фильм про охранника в супермаркете, который должен задерживать и подвергать унизительной процедуре мелких воришек. В общем, фильм про ихний французский «Магнит». (Помните случай в «Магните»? Его ведь невозможно забыть.)
Фильм о моральном выборе, вернее, о моральном тупике. Выбирать тут особо нечего. Традиционный выбор — это вилка между совестью и выгодой, то есть всегда можно выбрать совесть, пожертвовав благополучием. А в «Законе рынка» приличного выхода нет вообще. Перед нами классическая пограничная ситуация: как ни выберешь — всё плохо.Зато в горниле полного ада этого морального тупика закаляется человек.
Фильм предлагает такой моральный конфликт, который любили экзистенциалисты. Классический пример «пограничной ситуации» в кино — фильм «Выбор Софи», где нацист в концлагере предлагает матери «выбор»: казнить либо дочку, либо сына. Выбирай, сына оставить в живых ценой жизни дочери, или наоборот...
Это ситуация, похожая на буддистскую загадку (коан):
«вы висите над пропастью и держитесь зубами за куст, и в этот момент вас спрашивают, в чем истина? Что вы ответите?»
...Это я к тому, что моральные и ментальные тупики — это не всегда плохо. Итак...
Представьте себе, что вы — француз, вам 51 год, усы, шарм, грусть в глазах. Вы — токарь-ас. Только ваш станок, на котором вы, собственно, ас, — прошлого поколения. А на новое поколение вы не успели доучиться, потому что на самом интересном месте вас выкинули с работы. У вас ребенок с ДЦП. С сильным ДЦП — едва говорит и едва двигается, но он умный малый и амбициозный. А вы так натренировались любить этого ребенка, что без малейшего раздражения ждете, пока он вам битый час будет задавать свою задачку на логику: сколько капель можно налить в пустой стакан?
Ну сколько? Много? Сто? Ни одной? Вот и окажется, что вы глупец, а сын ваш молодец, потому что налить можно только одну каплю — после нее стакан уже не будет пустым. Да и вообще, с вашим сыном как раз все в порядке, сейчас он постарается и поступит в политехнический, и с женой у вас все в порядке. Это как раз ваш надежный тыл.
Но вы взяли да и потеряли работу. И не вчера, а год назад. Вы живете теперь на 500 евро в месяц все втроем. Это ваше пособие по безработице.
Кредиторы лезут не в свое дело. Коллекторы советуют застраховать жизнь. Курсы повышения квалификации — обман и трата времени. Унизительные собеседования с работодателями. Депрессивные учебные курсы, как правильно проходить собеседования. А лучше всего влезаешь в шкуру бывшего токаря Тьерри, когда наблюдаешь, как мучительно долго торгуется он за 100 евро, продавая летний домик. Вот когда у тебя на глазах 100 евро становится всё дороже, дороже и дороже — тогда полностью эмпатически кожевлезательно проникаешь в жизнь 51-летнего безработного человека, которого дома ждет больной сын.
Наконец-то он устраивается на работу. Наконец-то. Палачом.
Ну, не то чтобы палачом. А охранником службы безопасности сети супермаркетов. Тут-то и возникает выше проанонсированный моральный тупик. Тьерри предлагают доносить на коллег или потерять работу.
И даже не доносить — а задерживать их и почти пытать... то есть делать то, что делает служба безопасности супера после того, как застукает кассиршу за кражей пары скидочных купонов...
Французский супермаркет не более человечен к своим жертвам, чем российский.
Но в отличие от «Закона «Магнита» фильм «Закон рынка» — кино не об озверении, это кино о тех, кто достоинства как раз не утерял. О тех, кто уверен, что доносить и унижать людей нельзя (даже если они совершили правонарушение). В этом принципиальная разница. В «Законе «Магнита» предполагается, что воришку унижать можно. В наших головах закреплено: человек имеет права, только если... если выполняет обязанности, если у него есть связи... права человека — понятие условное. Для героя фильма «Закон рынка» права человека безусловны. А моральному падению оправдания нет.
Тьерри оказывается в ловушке постепенно. Сперва он ловит наглых воров, которым невозможно сочувствовать, потом обнищавших аристократов, укравших кусок говяжьей вырезки, которых жальче, потом собственных коллег, пробивших лишний бонус себе на карту, которых еще жальче, — наконец, становится ясно, что это путь в адову баню. А уйти с работы — значит, никогда ее больше не найти.
Это неспешное кино, с очень долгими планами, с оператором, пришедшим из документального кино. Кино, состоящее из бесконечной цепи переговоров, больше в кадре ничего и нет — только ряд говорящих голов в разных мизансценах. При этом фильм не скучный, а завораживающий. Ткань фильма прочна и соткана магически.
«Закон рынка» формально стоит в одном ряду с фильмами братьев Дарденнов и Майкла Ли, классиков социальной драмы о судьбах загнанных лошадей, которых или пристреливают, или снимают о них кино... Но это не столько социальное кино, сколько философское. И потому в английском прокате оно имеет название «Мера человека».
Куда уходит герой в конце фильма? Идти ему, положим, совершенно некуда. Увольняется он или не увольняется? Он уходит в никуда. Он выходит из системы ценностей супермаркета, где есть увольнения, кражи и допросы в комнате службы безопасности. А в той системе ценностей, в которую он погружается, увольнений вообще нет, там просто вышел из кадра и — всё.
Был такой фильм «Море, которое мыслит», его привозили к нам на ММКФ 16 лет назад. Начало фильма надо давать смотреть студентам во введении к курсу философии. Это всего лишь обычный стрит-ток — уличный опрос. «Кто вы?» — спрашивает корреспондент. «Я — программист», — отвечает первый встречный-поперечный, обалдев. «Я не спрашиваю вас, кто вы по профессии». «Вот дурак», — думает зритель и смотрит дальше. «Я — христианин», — догадывается человек на улице. «Я не спрашиваю вас, кто вы по вероисповеданию», — интервьюер неумолим. «Я — отец трех детей». — «Но я не спрашиваю вас, каков ваш семейный и родительский статус». — «Я — мужчина», — опрашиваемый вьется ужом. «Я не спрашиваю вас, каков ваш пол».
«Человек, надо говорить человек!» — болеют зрители в зале. «Я человек», — догадывается наконец интервьируемый. «Но я не спрашиваю вас, каков ваш биологический вид»...
Хорошее начало для фильма. Задавать вопросы, на которые нет верного ответа.
Экзистенция — то, чему нет определения.
«Мы поднимаемся к Господу не с помощью Его ответов, а с помощью наших вопросов». Полный тупик (по ту сторону благополучия, по ту сторону надежды) — вот единственно правильное, верное и благородное состояние современного человека.
