Цивилизация
Представляете, чтобы в нашей стране на улицах вдруг появились бы транспаранты с лозунгами «Идеи Андрея Сахарова живут и побеждают!». Или «Сахаров — вечно живой». На бред ведь похоже.
Это для затравки «юбилейной заметки». 21 мая академику Сахарову исполнилось бы 95 лет. Вопрос, показавшийся мне уместным в связи с данным юбилеем:
кем и с кем был бы сегодня этот великий диссидент-идеалист?
Нашлось бы ему место в современной общественной жизни? Что бы он сказал про выборы 1996 года, про залоговые аукционы, войну (обе) в Чечне? Наконец, про «Крымнаш». Как пытались бы использовать его Касьянов, Навальный, Явлинский, поливал бы его словесными помоями Жириновский, пытался бы перетащить к себе ОНФ и т.д.? Как вообще относилась бы к нему нынешняя «оппозиция»? То, во что трансформировалось советское диссидентство.
Пользовалось бы слово Сахарова авторитетом для властей? Или только для CNN. Брали бы у него интервью телеканалы и какие? Сняли бы про него предъюбилейный добрый фильм или сделали бы фигурантом сериала «Анатомия предательства»? Облили бы зеленкой или травили бы ряжеными «казаками»? А может, он бы осознал важность «малых дел», попал бы под очарование Самого (он ведь умеет расположить к себе людей), занялся благотворительностью по части орфанных заболеваний, в чем получал бы благосклонную поддержку властей.
Сахарова можно назвать великим, но и наивным идеалистом. Утопистом. А можно на русский лад — юродивым.
Такие люди доносили «правду-матку» царям. Им было высочайше дозволено то, за что других поднимали на дыбу или заливали в глотку расплавленный свинец.
В дни юбилея произносят много высокопарных фраз: как, мол, нам не хватает этого великого человека. При этом, мол, юбиляр остается «непререкаемым моральным авторитетом». Вот был бы он с нами… И? И стал бы лишним человеком.
Андрей Сахаров говорил, что
дело интеллигенции — выработка идеала и следование идеалу. Тут по нашим временам что ни слово, то «ругательство».
Начиная от заброшенного «интеллигент» (в обыденной жизни употребляется разве что с определением «вшивый») до непонятного (в чем цимес, брат?) и кажущегося фальшивым «идеала». Поместить Сахарова в нашу жизнь — все равно что представить себе «калужского мечтателя» Циолковского сотрудником нынешней Академии наук под водительством ФАНО и его главного эффективного менеджера Михаила Котюкова.
В нобелевской лекции по случаю присуждения ему Премии мира в 1975 году (из СССР на вручение Сахарова не выпустили, лекцию зачитала в Осло его жена Елена Боннэр) академик писал: «Свобода убеждений наряду с другими гражданскими свободами является основой научно-технического прогресса и гарантией от использования его достижений во вред человечеству, тем самым основой экономического и социального прогресса, а также является политической гарантией возможности эффективной защиты социальных прав.
Таким образом я защищаю тезис о первичном, определяющем значении гражданских и политических прав в формировании судеб человечества... Свобода убеждений, наличие просвещенного общественного мнения, плюралистический характер системы образования, свобода печати и других средств информации… — эти условия жизненно необходимы не только во избежание злоупотреблений прогрессом, вольных и по неведению, но и для его поддержания…
Только в атмосфере интеллектуальной свободы возможна эффективная система образования и творческой преемственности поколений.
Наоборот, интеллектуальная несвобода, власть унылой бюрократии, конформизм, разрушая сначала гуманитарные области знания, литературу и искусство, неизбежно приводят затем к общему интеллектуальному упадку, бюрократизации и формализации всей системы образования, к упадку научных исследований, исчезновению атмосферы творческого поиска, к застою и распаду».
Лучше и теперь не скажешь. Но много ли было людей в Советском Союзе, готовых разделить эти взгляды? И много ли их теперь в России? Если они есть, то разве отражается их мнение на ходе общественных дискуссий, развитии политической системы, исходе выборов?
В таких случаях принято примирительно говорить, что такой человек «опередил свое время». Чтобы не пригвождать безжалостным приговором: он ошибся страной.
Движение диссидентов и правозащитников в СССР было, увы, движением общественных маргиналов. Слово «правозащитник» и теперь носит маргинальную коннотацию.
Общество узнавало о них в редких газетных публикациях, где этих людей поливали помоями в коллективных письмах. Их воззвания не тиражировали в листовках, лишь отдельные смелые столичные интеллигенты делились размноженной на ротапринте запрещенной литературой. Чтобы посудачить потом на кухне. Порой им тайно сочувствовали деятели науки и культуры. Так, академик Евгений Тамм, которого Сахаров называл учителем и с которым работал над водородной бомбой, хотел было подписать протестное письмо против ввода советских войск в Чехословакию в августе 1968-го. Но после оказанного на него давления он и ряд других известных людей сделать это отказались.
Зато другие авторитеты, включая писателя-гуманиста Чингиза Айтматова или автора пронзительных книг о войне Василя Быкова, подписывали коллективные письма против Сахарова и Солженицына.
Советская власть в начале 1970-х начала ставить этих двух великих несогласных в паре. Хотя их взгляды во многом расходились. Солженицын отказывался выступать в защиту гонимых диссидентов, а Сахаров включил длинный список их в свою нобелевскую лекцию. Не разделял Александр Исаевич и увлечения Андрея Дмитриевича идеями конвергенции капитализма и социализма и уже тем более «мирового правительства». Последняя идея была популярна среди физиков еще со времен Эйнштейна. Хотя во многих вещах, касавшихся критики брежневской, точнее, постхрущевской системы они были солидарны.
Кто «по достоинству» ценил Сахарова, так это советское руководство.
Как и Солженицына, Сахарова к концу 1960-х можно считать человеком, обласканным властью. Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Сталинской премий, академик уже в 32 года. И Солженицын в пору хрущевской оттепели был в фаворе, его повесть «Бодался теленок с дубом» высоко оценил будущий «серый кардинал» и идеолог брежневского застоя Михаил Суслов.
В начале 1970-х в политбюро ЦК КПСС эти двое обсуждались чуть ли не ежемесячно. Причем Солженицына считали «врагом», а Сахарова, имевшего огромные заслуги перед наукой и ВПК, скорее, заблудшим человеком, попавшим под влияние своей второй, «еврейской жены» (для советских лидеров антисемитизм был частью мировоззрения) Елены Боннэр. За Сахарова заступался президент Академии наук Мстислав Келдыш, другие академики, которые были не в пример смелее нынешних. Говорят, глава КГБ Юрий Андропов просил, чтобы с ним поговорил лично председатель совмина Алексей Косыгин. Но встреча не состоялась.
После протеста, выразившегося в интервью иностранным журналистам, против ввода советских войск в Афганистан Сахарова лишили всех наград и выслали в Горький. Никаких протестов против его заточения, кроме как за границей, не было. Освободил его Горбачев. В качестве жеста доброй воли перед Западом. А не перед советским человеком, которому на Сахарова было наплевать.
Тем более что в ссылке, ожесточившись, несколько раз предпринимая голодовки, академик сделал ряд резких заявлений, поддержав, например, военное давление США на СССР.
16 декабря Горбачев позвонил Сахарову и сообщил о помиловании его и жены, которая тоже была осуждена на пять лет ссылки. «Возвращайтесь к патриотической работе», — сказал генсек. Когда через неделю Сахаров вернулся в Москву, встреча на Ярославском вокзале (разве там теперь есть памятная доска?) ничем не напоминала возвращение Ленина из эмиграции в революционный Петроград на вокзал Финляндский (там и сейчас стоит памятник этому событию).
Кучка правозащитников, несколько смелых академиков (за Сахарова лично поручился физик-ядерщик Юлий Харитон, большую роль в снятии с него ограничений по зарубежным поездкам сыграл Евгений Велихов), зато двести человек — иностранных корреспондентов.
Сахаров было включился в общественную работу в последние годы жизни. О нем узнала наконец страна. Осенью 1989 года, будучи народным депутатом и одним из лидеров оппозиционной Межрегиональной группы, он разработал проект Конституции, план переустройства СССР в Союз Советских Республик Европы и Азии. Передал проект Горбачеву за две недели до смерти. Опубликован он был лишь год спустя. Это была утопия, насыщенная идеями конвергенции, интернационализма, абстрактной демократии и, конечно, мирового правительства. Таким же утопичным, но по-своему был позже широко обнародованный проект реформы Союза Солженицына, основанный на принципах русского национализма: предлагалось создать вместо СССР Российский Союз в составе трех славянских народов — русских, украинцев и белорусов, включая и российское население Казахстана.
Звезда Сахарова вспыхнула на короткое время поздней перестройки, когда страна, затаив дыхание от собственной вольности, бросив работу, смотрела прямые трансляции со съезда народных депутатов.
Сахаров, резко выступая против продолжения афганской войны, выстаивал на трибуне под выкрики и шиканье «агрессивно-послушного большинства» в зале. Но с настроениями общества идея покончить с «тайной войной» совпадала.
По итогам 1989 года Сахаров имел, по данным ВЦИОМа, рейтинг одобрения 58%, его назвала «мужчиной года» четверть советских граждан, он был вторым после Горбачева (45%).
Смог бы такой человек возглавить демократическую оппозицию вместо Ельцина? На короткое время — возможно. Однако затем верх взяла бы прагматичная политика, в которой идеалист Сахаров был не силен. Тут даже куда более опытный в интригах Горбачев и то обломался.
Нынешняя так называемая оппозиция (впрочем, как и представители политического мейнстрима) вряд ли вообще поняли бы, о чем сахаровские гуманистические мысли. Представить его среди навальных, касьяновых и прочих — невозможно.
Оппозиция не способна подняться над межличностными дрязгами, на что были способны Сахаров, Солженицын, другие диссиденты.
Ради общих целей и во имя идеалов, которые у них, хотя и наивные, были. Нынешние «несогласные», включая «оппозиционные СМИ», разбиты на непримиримые клаки. Тут защищают только «своих». Не по принципу принадлежности к схожим общественным взглядам, а по принципу вхожести в одну тусовку.
«Репрессии» со стороны властей против нее вызывают пафосное (в рамках соцсетей) возмущение. Аналогичные действия против классово родственных, но чужих игнорируются. «Истинные демократы» и «борцы с режимом» — это только свои, других оппонентов власти либо нет в природе, либо они заклеймены как «прокремлевские подпевалы».
Разумеется, гонорары от «чужих», если вдруг случаются, меняют политические взгляды в один миг.
Бывшие «приспешники режима» становятся достопочтенными работодателями, а кусать руку дающего вроде как западло.
Убогая мышиная возня.
Сахаров бы побрезговал быть с такими людьми на одном политическом поле. Да и они его, скорее всего, затравили бы, опутав интригами и разводками. Так что по-своему хорошо, что он всего этого не увидел.
