Волк позорный

— Продолжите фразу: на футбольном поле стадиона «Лужники» нападающий забил...

— На футбольном поле «Лужники» нападающий забил на всё? А что, неправильно? А какое продолжение у глагола «забил»?... Ну, не знаю, не знаю...

Конечно, фамилия у талисмана чемпионата по футболу нелепая. Забивака...

Глагол «забить» сегодня в самую последнюю очередь ассоциируется со значением «забить гол». А прежде всего со значением «забить на всё».

Как у эскимосов целый букет слов обозначает разновидности снега, так современный русский язык предлагает десятки синонимов для обозначения оттенков равнодушия: «параллельно», «фиолетово», «по барабану», «пофиг», «забить». Раньше каждая уважающая себя профессия и род деятельности делегировали в язык свое описание состояния опьянения: от сапожника («в стельку») до священника («до ризоположения»), так хомо модерн встречает реальность целой палитрой слов о пофигизме.

Да ладно фамилия. Но какого рожна волк-то? Казалось бы, волк — однозначное олицетворение озлобленности, алчности и неконтактности... Народ какой страны захочет с таким идентифицироваться?

Зачем уже не русский медведь, а русский волчара предъявлен миру?

Волк неслучайно между тем нарисовался. Что мы, собственно, этим хотим (не желая того) сообщить планете?

Что нам о волке говорит наш язык, в котором основные мысли народа вмерзли и мумифицировались? Идиомы языка как останки древних животных. «Волчара позорный». «Волк в овечьей шкуре». «Человек человеку волк». «Худо овцам, где волк воевода».

В толще языка заточена мудрость народная. «Сколько волка ни корми, все равно в лес смотрит». «Волчий взгляд». «Волка ноги кормят, но в основном говяжьи». «Тамбовский волк тебе товарищ». «Волк каждый год линяет, да все сер бывает». «Про волка речь — а он навстречь». Это при том, что в английском варианте та же поговорка звучит так: «Talk of the devil and he is sure to appear». «Про дьявола речь — так он навстречу». И даже слово «волк» имеет один корень со словом «сволочь» — от «волочь», «уволакивать».

Волк — главный враг человека, оставившего в языке своем такие яркие свидетельства старой вражды хомо и люпуса. Волк на человека давно имел зуб, и бог ведает, как безобразен в его волчьей мифологии наш лик.

Волк — идеальный антагонист главного героя.

И даже в милейшем «Ну, погоди!» именно Волчара — главный асоциальный элемент и уголовник, противостоящий законопослушному советскому октябренку протагонисту Зайцу.

Волк — единственное животное, которое никак не контачит с человеком. Даже медведя приручают как-то. Пляшет он там, сахар жрет, терпит. Балалайку в руки берет, цепь его не бесит. Даже со львом в цирке выступают, это с царем-то зверей! Даже со змеей и то ладят. И змею можно обернуть себе на пользу. От нее лекарства. И даже крысу — от нее медицина. Только волк — знак тотально враждебного человеку начала.

Это только последний романтик эпохи Владимир Семенович Высоцкий смог волка опоэтизировать.

Как романтическая традиция рубежа XVII–XIX веков опоэтизировала Демона. «Волки мы, харрраша наша волчья жизнь». Демоны мы, харраша наша чертова жизнь! Но надо ведь и учитывать советский репрессивный контекст, в котором для Высоцкого стали ценны качества непокорности. Тут важно противостояние волка с человеком и со всем миром. И тогда изгой — это вариант избранничества. В ситуации, когда хомини хуже, чем люпус, быть люпусом достойнее. Быть волком — благороднее. Обложили же, обложили... В то время с покорностью был явный перебор.

В Европейской мифологии волк традиционно олицетворял дьявольщину. Волк — это оборотень. На гербах европейских стран волк встречается только как знак победы над алчным и злым противником.

В Древней Греции волк был олицетворением диких сатанинских сил. В Древнем Китае — воплощением алчности и жестокости. В христианской Европе волк был еще и олицетворением ереси. Значит, тут есть явное противопоставление волка и пастыря, волка и овцы. Противостояние христианства и язычества, цивилизации и варварства.

У римлян волчицы считались олицетворением сексуальности. В Риме волчицами (lupae) называли проституток. Даже публичные дома назывались лупанариями. Отношение к сексуальности изменилось, а отношение к волку осталось прежним.

Но если подумать, то не похоже, что назначение волка нашим главным скотским представителем такой уж идиотизм. Нет, не идиотизм. Наоборот. Крупная мысль природы.

Считается, что у тюркских и славянских народов отношение к волку принципиально иное, чем в Европе. Тюркские народы волку поклонялись часто, у них было «Сказание о священном волке». Вероятно, он был тотемным животным у тюрков и у славян. Значит, волк — наш тотемный праотец. И есть даже такая русская сказка, в которой волк будто бы совершенно идеальный персонаж. «Сказка об Иване-царевиче, Жар-птице и Сером Волке». Ну, это где налево пойдешь — прямо пойдешь — направо пойдешь... И все плохо.

Выбор большой, а как ни ходи — хреново. В общем, главная русская сказка.

Специально перечитала. Мама дорогая. Да кто же тут положительный персонаж-то? Одна сплошная нечисть. Волк — явный представитель сатанинского мира, но почему-то на службе у главного героя. Такое бывает. Воланд, например, Мефистофель с Фаустом, мало ли... Но если волк там хорош, то и черт в ступе тоже красавец... Коня Иванова сожрал? Сожрал! Зачем? Без цели. То есть ради какой-то магической цели. Чтоб его место рядом с Иваном занять. Дальше было что? Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела. А Иван с Волком всех обхитрили. Обманули, поубивали. Вот и сказке конец.

Итого. Что мы имеем? Кто наш животный уполномоченный в мире спорта? Волк — олицетворение озлобленности, прожорливости, варварства. В общем, типичный уголовник. Зэк. И жизнь его зэчья. Но есть и хорошие стороны. Он асоциален, страшен, зол, неуправляем, дик. Это приятно. Дрессировке не поддается. И договориться с ним нельзя. Никогда.