Два десятилетия тому назад, а кажется, что вчера, главным блюдом на Давосском форуме был Геннадий Зюганов — наиболее вероятный в то время потенциальный президент России. Его подавали иностранным инвесторам как умеренного левого, а вовсе не как коммуниста. Если верить книге Билла Браудера, инвесторы всерьез восприняли слова лидера КПРФ о том, что он ничего не собирается национализировать.
Во что, кстати, можно было поверить, потому что любому новому президенту нужны деньги и инвестиции, а за четыре года реформ правые либералы все равно уже построили основы рынка и российской государственности. Почему бы не воспользоваться этим фундаментом, как потом, например, им воспользовался Владимир Путин? И потом, когда можно переприватизировать, передать в руки более ответственным «частным» собственникам, зачем национализировать? И если бы президентом стал Зюганов, возможно, так бы оно и было.
Да-да, известное дело: история не знает сослагательного наклонения, фарш невозможно провернуть назад, хотя, как показали те самые либеральные реформаторы, вполне можно из яичницы сделать яйцо. Тем не менее иногда историки задаются вопросом: what if? А что, если...
Что, если бы Зюганов тогда, 20 лет назад, заручился поддержкой иностранных инвесторов? А российские олигархи оказались рисковыми игроками и не затеяли бы коалицию против коммунистов и за Бориса Ельцина, положились на русский авось и устроили семибанкирщину на прочной марксистско-ленинской основе — вопреки известному высказыванию великого поэта Давида Самойлова: удачная политика похожа на тот вид инсульта, когда поражается левая сторона.
Бизнес прагматичен и не всегда отличает левое от правого. Тем более что те же самые левые, придя к власти в тех же самых постсоветских странах, не без удовольствия вкушали райские яблочки молодого посткоммунистического, дикого, но симпатичного капитализма.
Однако в оптике 20-летней давности такой слайд в наборе возможных картинок будущего не просматривался совсем.
В лучшем случае реалистичным сценарием представлялась Белоруссия по-российски. Потому и костьми легли все бенефициары нового режима — лишь бы остался Ельцин.
И тогда ни у кого даже не возникла мысль, что коммунисты, придя к власти, просто могли все развалить, дискредитировать себя навсегда, а потом бы Россия стала нормальной восточноевропейской демократией, качающейся на электоральных качелях «левые-правые» с регулярно и честно меняющимися президентами, парламентами, правительствами.
Или случилось бы так, как оно и случилось при Примакове, когда левое правительство просто не смогло администрировать все свои задумки в стиле Глазьева и в силу менеджерского ступора просто отпустило экономику, в результате чего она ожила, а сам кабинет Евгения Максимовича вошел в историю как самый либеральный в постсоветской истории.
Что если... Судя по всему, а судить можно по хватательным рефлексам элит и по патерналистским культурным предписаниям российской истории, во всей красе явленным при позднем Путине, при Зюганове было бы все то же самое, что и сейчас: избыточно этатистский, бюрократический, коррумпированный, рентоориентированный, раздаточный «капитализм друзей» с неустойчивой инфляционной экономикой, страдающей нефтезависимостью и инвестиционной недостаточностью.
Что, олигархи, в том числе ставшие изгнанниками при Путине, не нашли бы общего языка с лидером коммунистов или каким-нибудь новым персонажем, который стал бы калькой с нынешних лидеров марионеточной думской «оппозиции»? И никто бы не попал под демоническое обаяние Бориса Березовского? И не потянулись бы вслед за Филиппом Бобковым на службу к олигархам бывшие чины КГБ? Что, левые и даже сталинисты не рванули бы страстно вперед, к победе олигархического капитализма, под лозунгом «Продается все, кроме Красного знамени, но и на определенных условиях знамя продается тоже»? Пошли бы, побежали, как их давние предшественники, «задрав штаны, за комсомолом».
Вполне можно было бы допустить, что на них работали бы даже те же самые пиар-менеджеры, а Сурков абсолютно легально, с одобрения ЦК, мог бы держать в кабинете портрет любого Че — от Че Гевары до Чебурашки. И бывшие охранники, и главы канцелярий вполне могли бы переквалифицироваться в новых хозяев гигантских кусков собственности.
Говорите: китайский путь? Нет, у нас был бы другой путь, который описан великими словами незабвенного Виктора Степановича Черномырдина, ныне красующимися на майках, которые продают в Ельцин-центре в Екатеринбурге:
«Никогда такого не было — и вот опять».
В общем, пришли бы к тому же, что и сегодня. Потому что не могут элиты не сидеть на нефтяной игле, не может определенная часть истеблишмента не собирать что-либо, кроме автомата Калашникова, не могут люди в погонах не крышевать бизнес, а половина экономически активного населения не может не сидеть, тупо глядя в телевизор, как в прибор ночного видения, занимая вакансии охранников.
Сегодняшние стоны по поводу того, что вот, пришли бы к власти правильные люди, провели бы справедливую приватизацию (покажите мне страну, где приватизацию считают справедливой, — Польша, Чехия или Венгрия, которую политологи называют сегодня mafia state) и как бы все зазвенело-заиграло, — это апофеоз глупости.
Выход из социализма мог быть только таким, каким он был. И это еще стране повезло с Егором Гайдаром. Повезло, кстати, и с такой противоречивой, но масштабной фигурой, как Черномырдин. И если... опять если бы... в августе 1998-го Лужков с Зюгановым не выкинули ЧВС из политики, забаллотировав его возвращение на пост премьер-министра, может быть, как-то все пошло бы по-другому?
А может, не пошло, потому что тут же возник бы в премьерской зоне Белого дома какой-нибудь старый или новый Борис Абрамович, или «настоящий» Игорь Иванович, или Василь Василич от Софьи Власьевны (так на кухнях 1960–1970-х называли советскую власть). Да мало ли кто еще, и опять завертелась бы та же канитель с приближенными к телу, и снова и снова либеральные экономисты в Ватутинках сочиняли бы свои замечательные программы прорыва России в 2015 год, в 2020-й, в 2035-й.
Сказано же: ну не знает она, эта история, сослагательного наклонения.
А так в Давос наши продолжают ездить. И ведут себя примерно так же, как и Зюганов в 1996 году.
Как иначе — это же Европа, здесь положено вести себя прилично. Это Швейцария. Здесь, на «Волшебной горе», Томас Манн поселил в санатории для чахоточных своего Ганса Касторпа. Правда, потом убил этого персонажа на страшной войне.
А нам и война не страшна. Потому что она не кровь и клочья горелого мяса, это все устаревшие представления, а девушка на экране, обещающая над всей Сирией безоблачное небо, крымское крепленое да свой помидор, с грядки, не какой-нибудь там турецкий, полировано-пластмассовый.
«Но продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути» — другой истории у нас нет. Вспоминать Зюганова в Давосе все равно что вздыхать по Ленину в Цюрихе. Да и Ленин у нас теперь официально назначенный сверху отрицательный персонаж. Все, что происходит плохого сегодня, — это все от него идет.
Вот если бы тогда, в 1917-м... Если бы, если бы.