Цивилизация
«Европа будет либо белой, либо пустынной», «Чистая кровь, трезвый рассудок», «Парень-девушка – нормальная семья», «Смерть врагам Родины», «Педофилы, лесбиянки, геи — вся Польша смеется над вами», «Бог, честь, Родина» — все это лозунги «Марша независимости», прошедшего 11 ноября в Варшаве.
Простые лозунги — понятные месседжи. Антимигрантские и антиисламистские настроения, которые немедленно вызывают к жизни антисемитизм. Евреев нет, а антисемитизм есть.
На улицах — флаги и знаки ONR — народно-радикального движения, фашизоидной структуры, уходящей своими корнями в одноименную польскую фашистскую организацию 1930-х годов.
Сопутствующие моменту файеры. По сути — факельное шествие. Избиение по ходу дела демократических активисток.
Полиция не вмешивается ни во что, хотя лозунги и символика запрещены польским законодательством. Если кого и задерживают, то на другом шествии — антифашистской коалиции, идущей со старопольским лозунгом, хорошо известным советскому диссидентскому движению: «За нашу и вашу свободу».
Костел теперь не на стороне демократии — к католической церкви отныне апеллируют ультраправые. Это их церковь. Все перевернулось вверх ногами спустя тридцать лет.
KOD — Комитет защиты демократии, надпартийное массовое движение, сопротивляющееся поправению Польши и защищающее европейские ценности и институты, тоже организует свое мероприятие. В нем участвует среди прочих бывший президент Бронислав Коморовский — теперь он без усов.
Проиграл Коморовский в 2015 году ставленнику Ярослава Качинского Анджею Дуде, человеку фактически ниоткуда, как и многие новые лидеры Европы, ровно потому, что вяло вел кампанию, полагая, что в Польше отныне и навсегда — все нормально: состоялся «конец истории» в национальном масштабе, страна интегрировалась в Европу, «заякорена» структурами Запада — ЕС и НАТО (польская речь — норма и в военной, и в политической штаб-квартирах Альянса), экономика — в полном порядке. И даже председатель Европейского совета — поляк, бывший премьер Польши Дональд Туск, образцовый правоцентрист-либерал, прославившийся при вступлении в европейскую должность каламбуром «I will polish my English» ( polish — это и «отполировать», и «польский»).
Туск, необычайно подавленный, присутствовал на официальном мероприятии, которое делалось элитами для элит, тихо и респектабельно, как если бы в то же самое время не бушевали истерические ксено- и гомофобские страсти на центральных проспектах Варшавы.
Анджей Дуда выступал путано, говорил о том, что сегодняшние поляки — наследники своих великих предков, у которых были разногласия, может быть, даже непримиримые разногласия, но в то же время они хотели независимости Польши и единства народа. Мантры, очень похожие на наши сегодняшние, когда даже на стадионах вешаются растяжки «В единстве наша сила», а потом полиция в течение нескольких часов издевается над зрителями «Лужников», если чем и объединенных, так исключительно интересом к «живому» Лионелю Месси…
Это — «идеальный» пейзаж правопулистской эпохи, эры постправды, лидеров нового типа (а на самом деле старого, как раз из 1930-х годов), радикального упрощения политического дискурса, возвращения старых фобий в новых одеждах.
Файеры, крики и одичание — декорации истории, которая началась после фукуямовского «конца истории».
И это в стране, сильной своими либеральными, демократическими, интеллектуальными, культурными традициями, объединенной европейской идеей, с образцово проведенными, модельными экономическими реформами. И все, как у нас, в России — ненависть и недоверие к тем, кто строил институты демократии и рынка, доминирование консервативного дискурса, возвращение к традиционным, чтобы не сказать, фундаменталистским ценностям, освященным авторитетом церкви, поиск врагов за пределами страны, откровенный популизм в политике, в том числе экономической.
При этом, впрочем, неплохо работающая рыночная экономика и все еще сопротивляющаяся популистскому цунами страховочная сеть либеральных институтов, ценностей и медиа, не говоря уже о европейских «якорях», от которых даже популистам страшновато избавляться.
Что это было? Сотни конференций, совещаний, книг и статей. Ах, закат Европы и провал брюссельской бюрократии. Ах, плохие и непонятные парни, иногда даже фрики во власти. Реакция на миграцию, радикальный ислам и террор. Молодежная безработица. Идеологическая и ценностная невнятица. Социальные сети как угроза демократии. Выборы как угроза демократии. Демократия как угроза демократии…
Самое часто цитируемое высказывание о сути происходящего принадлежит специалисту по ультраправым голландцу Касу Мадде: «Популизм – это нелиберальный ответ демократии на недемократичность либерализма».
Очень красивая формула, но с ней что-то не в порядке: все страны, где поднялась правопопулистская волна, были и остаются по своей институциональной основе либеральными демократиями — никто не отменял в них демократических институтов, а те, кто голосовал за лидеров новой волны, с удовольствием пользуются плодами либеральной рыночной экономики, их право частной собственности надежно защищено.
Причем здесь тогда «недемократичность» либерализма? «Молчаливое большинство»имело право голоса, и далеко не во всех странах классической западной демократии власть принадлежала местной Уолл-стрит — это к вопросу о том, что локальная Mainstreet, Главная улица, символизирующая «притесненные» средние слои, вдруг взяла и восстала против власти капитала.
Есть еще одно объяснение — болгарского политолога Ивана Крастева, возможно, самого блестящего современного политического мыслителя:
пришло время политики большинства вместо политики меньшинства, у большинства появилась новая идентичность. И оно выступает за свое право плохо себя вести, быть неграмотным и некультурным.
Но это в чистом виде психология толпы — все побежали и я побежал, все участвовали в погроме, а значит, я не несу персональную ответственность за чей-то проломленный череп. Как только толпа, объединенная общим мейнстримом и безответственностью, перестает быть толпой, которая верит во все максимально упрощенное и примитивное, большинство начинает распадаться на меньшинства (отнюдь не в смысле сексуальной ориентации). И выясняется, что нет никакого большинства, а есть, как писал французский социолог Пьер Розанваллон, «сумма меньшинств». «Материал», ткань либеральной демократии.
Проблема в том, что популизм, даже если он берет власть в демократической и либеральной стране, на самом деле не терпит демократии и не допускает, как справедливо замечает принстонский профессор Ян-Вернер Мюллер, автор книги «Что такое популизм», вообще никакого плюрализма.
«Мы» в трактовке популиста — это «правильный» народ, за теми, кто не с нами, по сути дела закрепляется статус изгоев.
Когда Виктор Орбан проводил свой референдум об отношении к мигрантам, он навязал венграм антимигрантскую позицию, используя свой абсолютный административный и пропагандистский ресурс, причем на деньги налогоплательщиков. То же самое происходит сейчас, когда улицы Будапешта полны билбордов, порочащих Джорджа Сороса. Как это все похоже на то, что происходит у нас!
В своей книге «После Европы» Иван Крастев упоминает характерный казус: после того, как еще в 2006 году в правительственную коалицию в результате выборов вошла ультранационалистическая словацкая Национальная партия, в Конституционный суд поступила жалоба. Заявитель настаивал на том, что республика не смогла организовать «нормальные» выборы таким образом, чтобы не было нарушено право на «мудрое правление». Получается, констатирует Крастев, что «право на мудрое правление может противоречить избирательным правам граждан».
Впрочем, для того и существует избирательная система, чтобы исправлять ошибки.
Следующие выборы президента в Польше в 2020 году, и польский народ вправе избрать другого главу государства — не Дуду, который, по общему мнению, де-факто управляется лидером правопопулистской партии «Право и справедливость» Качинским.
А до этого будет еще немало избирательных кампаний, в том числе выборы мэра Варшавы, где на пост городского головы претендует молодой, но отнюдь не популистский политик, а классический праволиберальный центрист.
Нынешний «президент» польской столицы, бывшая председатель национального банка Ханна Гронкевич-Вальц — тоже член либеральной партии «Гражданская платформа», и она кое-что значит в национальной политике. Кстати, после «Марша независимости» она начала борьбу за запрет профашисткого Народно-радикального движения, отличившегося 11 ноября (именно борьбу, поскольку есть такой польский каламбур, основанный на созвучии со второй частью ее фамилии: Hanna Gronkiewicz walczy – означает «Ханна Гронкевич борется».)
И это еще один повод для оптимизма. Да, правопопулистские правительства даже если и не поощряют консервативный радикализм, замешанный на том же, что и наш — чувстве величия, суверенитета, славного триумфалистского прошлого, традиционных, в том числе религиозных, ценностях и нетерпимости к чужакам — то как минимум не мешают радикалам.
Однако никто не бежит из сегодняшней якобы «закатывающейся» Европы — бегут в нее. За нормальной жизнью и защитой прав, в том числе права собственности.
Никто не ставит под сомнение экономическую эффективность политических демократий, чья экономика основана на принципах свободного рынка. И даже самые отмороженные лидеры не решаются идти на открытый конфликт с Евросоюзом и иными структурами, потому что странам нужна система коллективной поддержки и безопасности — те самые «якоря».
Западная цивилизация сформировала серьезную страховочную сетку для демократии и защиты универсальных ценностей, в том числе этических.
С людьми, выходящими на улицы с националистическими лозунгами, и популистскими лидерами, которые, вообще говоря, неэффективны в самом простом смысле слова, у сторонников и защитников универсальных ценностей есть в том числе и этические разногласия.
Это разногласия гражданина, за которым стоят многовековые культурные слои, с «голым» человеком, кичащимся лишь своей грубостью и мнимой простотой. Как кто-то сказал, появление феномена российской интеллигенции было ответом на простую до пошлости триаду графа Уварова «православие-самодержавие-народность». На всякий популизм найдется контрпопулизм. И еще неизвестно, кто победит.
