«53 дня Сноудена» — на сегодня. Ох, Сидни Поллак загорелся бы, будь он жив. Готовый сценарий триллера, и, я уверена, он уже пишется. Так «пасли» разве что нацистских преступников. Или тоже не так? Не помню всемирную облаву аналогичного масштаба. Если вы скажете: парень сам напросился, я не сильно буду спорить, хотя все еще до конца не могу определить собственного отношения не столько лично к нему, сколько к тому, что он сделал. 20 мая Гавайи — Гонконг, 23 июня — Москва... Особенно Москва. Чистое кино... «Призрак Шереметьево».
То ли транзитная зона, то ли капсульный отель, то ли какой-нибудь очередной спецобъект ABC. Анна Чапман, героически готовая женить на себе парня, — обязательная эротическая сцена, лучше, конечно, в транзитной зоне E, самой новой и подходящей для съемок, прямо на полу, никаких отелей и кроватей, только хардкор. Паспорт аннулирован, Куба не рада, пара стран южнее Кубы в раздумьях. Некоторых особенно задумчивых президентов просят присесть вместе с самолетом в Европе. Западные журналисты снабжаются кубинской визой и летят каждым рейсом Москва — Гавана, на всякий случай. Их коллеги отслеживают маршруты этих рейсов — вдруг отклонится и полетит не через север, чтобы не входить в контролируемое США воздушное пространство.
Между тем Сноуден на нейтральной шереметьевской территории провожает Брэда Питта и встречает Джонни Деппа, он и сам теперь звезда. Каждый из них, кстати, может сыграть его в будущем фильме. Жалостливые наши тетки подкармливают бывшего иностранного агента в салоне бизнес-класса, там же душ и бесплатный Интернет по ночам. Российское руководство дает возможность бывшему иностранному агенту встретиться и объясниться с нынешними российскими иностранными агентами, коими теперь модно называть всех правозащитников. Последние в свою очередь требуют не создавать конкуренции на тесной поляне и отправить бывшего домой, в суд, в тюрьму. Сноуден просит политубежище сразу у пяти стран, а пока, к неудовольствию многих, готов с Чапман или без пожить в России. Здесь ему сделают документы для дальнейшей жизни в Венесуэле, куда его, видимо, придется переправлять президентским (одним из президентов) бортом, окольными неисповедимыми воздушными путями.
Спецслужбы ошарашенного Сноуденом мира, начиная с российских, быстро расчехляют покрытые пылью пишущие машинки и категорически уходят в офлайн, обратно к бумажному делопроизводству. Никаких виртуальных игрушек больше, никаких гаджетов, и мобильников с Интернетом тоже никаких. Только надежное проверенное старье.
Террористы рекрутируют связных — преданных, лучше немых, и точно без навыков работы с компьютером. Никаких больше мейлов, социальных и прочих интернет-сетей и скайпов. Мир меняется на глазах.
Сноудену начинают нравиться гречневая каша и пирожки с капустой. Приступы падучей уступили место приступам паники. Но у него в компе еще очень много всего. Он держится, хотя стал тайком покуривать. Долгими московскими ночами ему снятся отчий дом в Мэриленде, хакерская школа, цветущая сакура, гавайские женщины, машина, которая медленно ползет за ним, и он знает, что будет дальше, пресс-конференция в Вашингтоне и незашифрованные (по непонятной причине) файлы, которые он перекачивает, и перекачивает, и перекачивает. Неподалеку, за стеной, на родной земле, сидят офицеры российской разведки и читают-читают-читают давно снятые с его компьютера данные. В далеком Китае за аналогичной работой которые сутки пропадают китайские разведчики. И изредка и те и другие тихо шепчут на родном языке: «Ну ни х... себе».
Тем временем французы отрыли собственного «большого брата» за большущим компьютером, на котором он совершенно незаконно отслеживает если не содержание разговоров, то все контакты точно.
Аарон Соркин срочно пишет и снимает еще одну серию для второго сезона Newsroom, который начинается буквально послезавтра и просто обязан открыться Сноуденом. Барак Обама в глубине души радуется, что временно забыли про Гуантанамо.
Владимир Путин, прихватив пачку уже переведенных расшифровок, летит на дачу в Сочи со смешанным чувством брезгливости и радости. Он ненавидит предателей, он обожает сверхсекретные материалы. Роберт Редфорд впервые жалеет, что возраст подкачал. Девушка Сноудена снимает одинокие песчаные пейзажи, пьет коктейли с зонтиками и шлет закодированные (в отличие от файлов) эсэмэски. «Майкрософт» оправдывается: да, давали информацию, но только по судебному решению. «Гугл» и остальные спешно увольняют внедренных NSA агентов, которых знают поименно. Жизнь продолжается, но она никогда не будет прежней.
Титры. Открытый финал, без привкуса хеппи-энда.
Я не считаю Сноудена героем. Он пошел заниматься грязной работой добровольно и осознанно. У этой работы есть свои правила, он под ними подписался. Если он хотел, чтобы мир узнал о «большом брате», если это реальный порыв честного парня, обалдевшего от того, что он узнал, а не более запутанная игра, не стоило пускаться в бега со сложной логистикой. Надо было идти в крупную американскую газету или на крупный телеканал и к юристам, выходить на большую пресс-конференцию и рассказывать. Со всеми проистекающими отсюда рисками, да. Но я бы покривила душой, если бы не призналась, что раскрытые им масштаб и возможности всемирной слежки неприятно поражают.
Пожалуй, соглашусь со своим американским приятелем, много лет назад уехавшим в США из России и работающим там как раз в айтишной сфере. По поводу истории со Сноуденом он сказал мне: «Сноуден, конечно, предатель. Но все же после его «слива» я должен с грустью признать: много лет назад я уезжал в другую страну, в другую Америку». Справедливости ради замечу, что его жена — американская американка, если так можно выразиться, ничего такого не сказала. Ей, прямо наоборот, все равно, если все это делается для ее же в том числе безопасности, то ей плевать, кто, что, где и как слушает.
Беспокойство мужа мне ближе. К тому все еще свежи в памяти сомнения в законности президентской программы слежки даже такого ярого республиканца, как бывший генпрокурор США Джон Эшкрофт, который на больничной койке с приступом панкреатита в марте 2004 года отказался его подписать.
У реальной истории тоже открытый финал. И тоже без особой надежды на хеппи-энд.