Свою первую Пасху я встречал тридцать лет назад, проходя к церкви через кордоны комсомольских патрулей. Нет, пройти было можно, но, если видели знакомое лицо, могли потом вызвать на какое-нибудь бюро и даже из комсомола исключить. Так же встречал и вторую Пасху. Потом был двухлетний перерыв: в армии Пасху не праздновали. А когда в 1989 году я вернулся домой, это была уже совсем другая страна, верить стало можно и верить стало модно.
Сегодня один из насущных вопросов: отменять ли первомайские демонстрации ввиду пасхальных торжеств? Глава пресс-службы патриарха о. Александр Волков напомнил, что «в общество не стоит вносить какие-то разделения: если кого-то будет раздражать отмена демонстрации ради празднования Пасхи, то это будет не очень-то правильно». Вполне миролюбивая позиция,
ведь и коммунисты в свое время не запрещали крестных ходов, хотя и грозили отлучением от партии и карьеры их участникам.
Только сами коммунисты понимают это несколько иначе. «Христос был первым коммунистом в новом летоисчислении. Он возвысил свой голос за сирых, за страждущих, за бедных, за больных, за убогих — всех, кому плохо и тяжело. И в этом отношении, если бы он был жив, он бы был в наших колоннах» — так высказался Геннадий Зюганов.
Эта оговорка «если бы он был жив» особенно ярко смотрится накануне того дня, когда православные празднуют воскресение Христа из мертвых.
Но об этом не будем, разделения вносить в общество теперь не принято. Еще в конце нулевых можно было услышать, как митрополит Иларион называл Сталина чудовищем и духовным уродом, но сегодняшние публичные выступления иерархов обходят такие острые углы и предпочитают говорить о подвиге народа и славных победах.
Да и украшательство московских улиц к первомайской Пасхе ясно напоминает об эклектичности нынешней идеологии: что ни есть в печи, все на стол мечи, иерусалимские пальмы с вишневым садом, трех богатырей с дядей Степой — милиционером, ведь все это наше, родное, знакомое. Ну как тут не вспомнить песню Юза Алешковского про советскую Пасху? «Смотрю на небо просветленным взором, я на троих с утра сообразил. Я этот день люблю, как День шахтера и праздник наших Вооруженных сил».
Есть в этом слиянии советской России и святой Руси что-то культурологическое. В самом деле, что такое были два главных советских праздничных сезона — Новый год и широкие майские, как не имитация двух главных праздников христианского календаря — Рождества и Пасхи? Зимой семья собиралась под елочкой у накрытого стола с верой в обновление жизни и милые домашние чудеса, а в разгар весны толпы выходили на площадь, чтобы отметить окончательную победу света над тьмой, почтить память павших и восславить мирный созидательный труд на лоне пробудившейся природы.
Форма празднования и там и там очень похожа на христианский прототип.
Неслучайно осеннее «седьмое ноября» так и осталось невнятным праздником без собственных любимых традиций: его просто не к чему было привязывать в народном календаре.
Но не идет ли сегодня развитие в обратную сторону? Не впитывает ли православная традиция нечто глубоко советское?
В 1936 году в Париже русская монахиня Мария Скобцова, впоследствии погибшая в нацистском концлагере, пророчески сказала: «Если в Церковь, одаренную терпимостью и признанием со стороны советской власти, придут новые кадры людей, этой властью воспитанные, то… они будут сначала запрашивать Церковь, легко перенося на нее привычный им признак непогрешимости. Но вскоре они станут говорить от имени Церкви, воплощая в себе этот признак непогрешимости. Если в области тягучего и неопределенного марксистского миропонимания они пылают страстью ересемании и уничтожают противников, то в области православного вероучения они будут еще большими истребителями ересей и охранителями ортодоксии. Шаржируя, можно сказать, что за неправильно положенное крестное знамение они будут штрафовать, а за отказ от исповеди ссылать в Соловки… А это значит — на долгие годы замирание свободы».
Примеров, как это пророчество сбывается в наши дни, все больше и больше.
Вот самый свежий: православные ревнители празднуют победу (http://apokrisis.ru/eresi/35-otvet-na-pismo-v-patriarkhiyu) над А.И. Осиповым, который последние полвека преподает богословие в Московской духовной академии. Претензии к нему высказывались уже давно: например, он утверждал, что вечные муки грешников могут оказаться не такими уж и вечными. И вот идет Великий пост, православные ревнители постоянно рассказывают Богу, какие они великие грешники… но одновременно выписывают Богу запрет на помилование в вечности. Не слишком ли смело?
Не слишком, если речь идет о догматах веры. С точки зрения этих людей, они не говорят за Бога, а охраняют сказанное Им от покушений. И принять неверное мнение профессора Осипова означает навсегда погубить свою бессмертную душу.
Такое было всегда и везде: пламенные прозелиты, особенно из новообращенных, ищут ереси и отстаивают чистоту веры.
Но вот ситуация, когда их поиски удостаиваются одобрительного отзыва от Синодальной библейско-богословской комиссии, еще и по личной резолюции патриарха, довольно нова.
Она несколько напоминает китайскую «культурную революцию»: молодые ревнители чистоты учения ведут «огонь по штабам», чтобы выгнать старшее поколение и занять его место. Ясно, что при каком-то новом повороте истории с тем же пылом они обрушились бы и на самого патриарха, например, за то, что встречался в Гаване с папой Римским, вместо того чтобы предать его анафеме. Впрочем, церковное руководство уверено, что и дальше сможет полностью контролировать эту пылкую молодежь. Пока это действительно удается.
Но проблема в том, что по-настоящему заменить ушедших будет довольно трудно. Вот, скажем, последние пару лет в опале бывший профессор той же самой академии диакон Андрей Кураев. Было время, когда он безостановочно гастролировал с лекциями по всей стране и за ее пределами, теперь все это ушло в прошлое. Но кто пришел ему на смену? И кто из ревнителей заменит профессора Осипова? Они небезошибочны, но они ярки и свободны и поэтому способны убеждать других.
В результате в публичном пространстве православная проповедь оказывается все более робкой и безликой.
Публичные персоны ставят себе задачу, как говорить ярко, но при этом не сказать ничего нового, чтобы не вызвать обвинений в ереси, а эта задача нерешаема, поскольку сама себе противоречит.
И вместо разговора о насущных проблемах и месте православия в современном мире мы обречены видеть в огромном большинстве православных СМИ повторение все тех же прописных истин для младших классов воскресной школы. А светские привычно уходят в разговор о народных приметах и праздничных блюдах, но ведь надо им о чем-то говорить, и, если разговор о сути веры и вечном спасении оказывается опасен и подозрителен, будем до бесконечности обсуждать, как хлестаться вербой или святить яички.
Тогда, тридцать лет назад, в позднем СССР полузадушенное православие выиграло спор с коммунистической пропагандой именно потому, что оно предлагало новые ответы и подтверждало их правоту собственной жизнью, а пропаганда повторяла одни и те же шаблоны. Ересемания стреноживает проповедь и отталкивает от церкви куда больше людей, чем привлекает.
А главное, она совершенно бессильна против приватизации христианства теми, кто не имеет к нему ни малейшего отношения. И слова товарища Зюганова о Христе, который обязательно прошел бы с ним в первомайской колонне, «если бы был жив», прекрасно показывают это.